Гавриил Хрущов-Сокольников - Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Уже при славном Ольгерде, сыне Гедимина, татары выселялись в Литву целыми родами и были обласканы великим князем, но это переселение приняло гораздо большее развитие при теперешнем властителе Литвы, Витольде Кейстутовиче, давшем в Литве приют татарскому хану Тохтамышу с его народом, бежавшему из Золотой Орды от преследования Эдигея, – победителя при Ворскле.

Витольд Кейстутович видел в татарах верных слуг, добрых воинов, безпрекословно поднимавшихся на войну, по первому слову вождей – а воины ему были так нужны! Бесконечные войны с братом Скоригелой, двоюродным братом Ягайлой, теперь королём польским, а в особенности со страшным тевтонским орденом меченосцев, совсем обезлюдили его страну – татары были желанными гостями в Литве.

Местечко, или вернее посёлок, который мы описывали, назывался Ак-Таш и был дан в удел Витольдом одному из предводителей татар, Джелядин-Туган-мирзе, почти 80-ти летнему слепцу, приведшему целое племя [1] Мирза или мурза – персидское слово, обозначающее члена правящей династии, а также главу отдельного рода или орды. – Ред. .

Сам великий Витольд очень полюбил старого слепца за его открытый, прямой характер и за острый, умудрённый долгою опытностью разум. Сколько раз, бывало, проезжая в свои родные Троки, он заезжал поговорить с мудрым старцем, часто беседа их затягивалась на долгие часы, и оба они не замечали как летит время [2] Троки – резиденция великих князей литовских на Трокском озере. Князь Кейстут в 1375 г. перенёс столицу ВКЛ за озеро, в Новые Троки и приказал возвести там замок. Для этого три заболоченных островка объединили в один, сделав насыпи из камней и гравия. На нём построили замок Троки, нынешний Тракай. Замок находится в 28 км от Вильни. – Ред. .

Придворные и приближенные к князю тоже старались выказывать старому татарину своё уважение и нередко заезжали к нему в становище. Но старый мудрец редко кого удостаивал приёмом, – болезнь была лучшей отговоркой, чтобы отделаться от навязчивых, а когда подрос его сын, Туган-мирза, писанный портрет матери, кровной ногайки, он предоставил ему заниматься приёмами, а сам всем существом погрузился в созерцание невидимого и недоступного, целыми днями перебирал чётки и чуть слышно шептал великое имя Аллаха!

На это утро ему, однако, предстояло выйти из своей неподвижности и первому подать сигнал ликования по поводу великого праздника.

Уже с вечера великий муэдзин, испросив разрешение, явился к нему, чтобы условиться о церемониале торжества, и старый Джелядин-мирза выказал особую настойчивость, чтобы все обряды, предписанные Кораном, были исполнены в точности.

– Помни, Хаджи Мустафа, – говорил он строго муэдзину, – мы здесь заброшены среди чужих людей, словно песчаный остров среди моря. Если мы не укрепим берегов, море размоет песок и остров исчезнет. Только упорным соблюдением всех правил нашей веры мы останемся теми, чем мы были и есть – правоверными. Погляди, что творится кругом. Поклонники Иссы, великого пророка, разделились на секты, одна проклинает другую, считает другую еретичной. А Господь, да будет свято Его имя и Магомета пророка его, всеединый и предвечный. Помни, Мустафа, не упускай ни единой точки закона, блюди за его исполнением и, если найдёшь нерадивцев, или отступников, – донеси мне, я не пощажу и родного сына.

Мустафа упал на колени перед стариком.

– Велик Аллах в небе и свят пророк его, но на земле нет мудрее тебя, о солнце истины! Ты, подобно дождю в пустыне, освежил моё сердце. Хвала разуму твоему! Клянусь тебе прахом отца великого пророка, как заповедь святой книги исполнить приказание твоё – и горе отступникам!

– Надеюсь, их пока ещё нет? – с некоторым опасением спросил старик.

– Явных пока ещё нет. Но, боюсь, красота здешних бледнолицых женщин может совратить с пути всех пылких молодых людей. Латинские ксендзы не хотят допускать браков без крещёния, а пример заразителен!

– Да, об этом надо подумать. Великий князь дал мне знать, что будет у меня проездом на днях, я поговорю с ним. Он сам не очень любит этих латинских ксендзов. Да, говорят, ему их насильно поляки навязали.

– Больше того, ещё, говорят, свет мудрости, что в тайне-то великий князь старым истуканам – Перкунасу и другим – молится [3] Перкунас – высшее божество в языческой религии пруссов, жмудинов и литвинов. Аналогичен славянскому Перуну. – Ред. .

Старый слепец улыбнулся.

– Не всякому слуху верь, Хаджи Мустафа. И помни одно: того, что делает князь, простым людям ни понять, ни судить нельзя. Понял ты?

Муэдзин опять ударил челом.

– О, не суди по себе, солнце истины, я тёмный раб, горсть грязи. Как мне без твоего разъяснения понять великую тайну? Блесни в мозгу моём звездой – и пойму.

– Так слушай же, Мустафа. Великий владыка Витольд – прежде всего великий светоч ума, да ниспошлёт ему Аллах долгую жизнь! Народов, подвластных ему, четыре – и все разной веры. Литовцы и русские – греческой, поляки – латинской, жмудь – языческой, и мы, татары, – правоверные. Пойми ты, нетрудно управить народом, у которого и язык и вера одна, но царствовать над страной, где четыре веры и пять языков; царствовать так, как он, не возвышая никого, не унижая никого; царствовать так, чтобы каждый подданный считал за счастье умереть за него, – это высшее блаженство, которое может дать Аллах своим избранным на земле!

Отвлечённый разговор кончился. Старик отдал последние распоряжения относительно завтрашнего церемониала и отпустил муэдзина.

Никто не спал эту ночь в становище, все готовились к празднику и ждали только сигнала с минарета о том, что солнце показалось из-за горизонта, чтобы начать празднество.

– Алла иль Алла! Алла экбер! – понеслась с минарета песнь муэдзина, и весь стан пришёл в движение.

Старики, в новых чистых халатах и красных туфлях, дружно двинулись к мечети. Молодёжь бросилась резать приготовленных баранов и кропить их кровью двери своего дома или занавеси юрт, женщины хлопотали над очагами, всюду по долине появились струйки беловатого дыма.

Но вот первая молитва в мечети кончилась, и один из телохранителей несколько раз ударил в литавры, стоявшие у входа в юрту Джелядин Туган-мирзы.

Тогда на пороге юрты, ведомый под руки двумя седовласыми стариками, показался сам властитель. На нём был длинный зелёный шёлковый халат, обшитый по борту в три ряда широкими золотыми галунами. Короткая кривая шашка висела у пояса, большая чалма из белой индийской материи укутывала его голову.

Остановившись на пороге, старик поднял руки кверху и громко произнёс:

– Нет бога кроме Аллаха и Магомета, пророка его!

– Аминь! – подхватили духовные лица, бывшие в свите, и вся процессия двинулась в мечеть.