Гавриил Хрущов-Сокольников - Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Молитва продолжалась недолго; вся группа окружавших старика-мирзу снова показалась в дверях мечети. Старшина посёлка, высокий, почтенного вида татарин, приблизился тогда к старому слепцу и с низким поклоном вручил ему нож, а его прислужники подвели молодого жирного барана. По обычаю татар, сам мирза должен был зарезать этого барана и раздать его части высшим гражданам улуса.

Туган-мирза

– Велик господь! Мир тебе, Юсуп! – сказал в ответ на приветствие Туган-мирза. – Вот уже десять лет, как великий Аллах не допускает меня совершить святой обряд. но на этот раз я счастлив: мой сын Туган-мирза достиг совершеннолетия, и я, с благословения Аллаха, вручаю ему нож и говорю: «Сын мой, иди и принеси жертву!»

При этих словах окружающие расступились и молодой Туган-мирза вышел вперёд, низко поклонился отцу, принял из его рук жертвенный нож и, сопровождаемый свитой, направился к барану, которого держали слуги.

Быстро, привычной рукою он зарезал животное, свита бросилась сдирать шкуру с трепещущего ещё барана, и через несколько минут, изрезанный на части, он был роздан старейшинам посёлков, ожидавших с нетерпением и каким-то священным трепетом своих долей.

Только с этой минуты праздник считался официально открытым и сорокадневный пост оконченным.

Старый мирза Джелядин сидел на высоких подушках у входа в свою юрту и принимал поздравления от своих подданных. Стар и млад толпились теперь на площадке между мечетью и его юртами. Готовилось необыкновенное зрелище: большая байга, или джигитовка, слух о которой распространился далеко за пределы татарских посёлков.

На это редкое и почти невиданное в Литве зрелище из окрестностей съехалось немало литовских и польских шляхтичей и хлопов. Но они, по возможности, старались держаться подальше от некрещёных, «поганых» татар и расположилась целым становищем вдоль всей опушки леса, которым была покрыта вершина господствующего над долиной холма. Пункт был выбран отлично: ни одно движение татарских удальцов не могло укрыться от взоров наблюдавших, остававшихся, в свою очередь, почти невидимыми.

Но татарские острые глаза давно уже рассмотрели непрошенных свидетелей. О них донесли молодому Туган- мирзе.

– А, пусть смотрят да завидуют! Клянусь Аллахом, во всей Польше и Литве не найти и десятка таких джигитов, которых у нас в Ак-Таше три сотни. А уж коней – ни одного! Пусть смотрят да завидуют!..

В группе польских шляхтичей, приехавших посмотреть на джигитовку, особенно выделялся красивый молодой человек с длинными белокурыми волосами и слегка вздёрнутым носом. Это был господарь, владетельный пан фольварка Замбржинова, ближайшего к месту татарского посёлка, Иосиф /Юзеф. – Ред./ Сед- лецкий, герба Ястжембца, получивший этот хутор по наследству от матери, кровной литвинки, вышедшей замуж ещё при Скоригелле /Скиргайло – Ред. / за одного из офицеров его отборной польской дружины, пана Мечеслава Седлецкого.

Молодой пан Иосиф переселился в Литву, но считал себя здесь не более как гостем: все мысли и желания его вертелись только на одном – на уютном уголке где- нибудь в Малой Польше, поближе к Кракову. Здесь, среди сумрачного, сурового народа, среди мстительных и несговорчивых литвинов или необщительных с чужаками русских, он считал себя словно в неприятельской земле и давно бы продал и фольварк, и домашний скарб, и рощу заповедных дубов, если бы…

Если бы не Зося, дочь одного из его соседей, родовитого шляхтича Здислава Бельского, герба Козерога, владельца большого фольварка Отрешно, переселившегося в Литву из разграбленных меченосцами земель Новой Мархии, и сугубо вознагражденного Витольдом Кейстутовичем. Великий князь Литвы глубоко уважал этого родовитого шляхтича, храбрость, неустрашимость и самообладание которого много раз мог сам оценить и в несчастливом бою под Ворсклой, и в великой победе под Стравой [4] Битва на реке Ворскла, левом притоке Днепра, произошла 12 августа 1399 г. Войско Витовта (около 17 тыс. чел.) состояло из 50 хоругвей князей ВКЛ, плюс к ним татар хана Тохтамыша, польских и валашских отрядов, одной тевтонской хоругви. Войском Золотой Орды командовали хан Темир-Кутлук и тёмник Эдигей. У них было на 3–4 тысячи воинов больше. Войско Витовта было разбито, большинство воинов погибло или попало в плен. – Ред. .

Под Ворсклой Бельский не задумался предложить бегущему Витольду своего свежего коня и сам спасся каким-то чудом от преследования татар Эдигея.

Бельский после войны, по врожденной гордости, старался не попадаться на глаза Витольду, а тем более напоминать об услуге, но тем-то и был велик этот могучий сын героя Кейстута, что он никогда не забывал услуги – и очень часто забывал про козни врагов, и прощал им!

Здислав Бельский, ограбленный немецкими рыцарями путём бесчестного подложного документа от имени Братьев Креста [5] Братья Креста, крейцхеры (kreuzherren) – крестоносцы, общее название монахов-воинов Тевтонского, Ливонского и других орденов. – Ред. забравшими в свою власть земли Новой Мархии, не знал куда ему деваться [6] Новая Мархия, или Новая Марка (нем. Neumark) – польская земля в бассейне нижнего течения Вислы, между реками Одрой (Одером) на западе и Дравой на востоке. Тевтонский орден купил эту землю у польского королевства, после чего большинство местных феодалов-поляков присягнуло на верность крестоносцам, а меньшей части пришлось покинуть свои имения, продав их за бесценок новым хозяевам-немцам. – Ред. . Он просил защиты у Короны Польской ему даже не ответили, так боялись разрыва с Тевтонским орденом. В Краков, ко двору, он возвращаться не хотел, так как был одним из противников союза Ядвиги с Ягайлой, к князьям Мазовецким Янышу и Монтвиду, последним потомкам Пяста, успевшим сохранить в своих областях призрачную самостоятельность, не лежало сердце. И тут-то письмо самого Витольда, звавшего его в свои пределы, в свою обновляемую, оживляемую, дорогую Литву, решило его участь.

«Приезжай к нам в Литву, собрат по оружию, – писал сын Кейстута, – поживи с нами, и ты сам полюбишь наш край как родину».

Призыв товарища по оружию решил дело. С двумя сыновьями, Яном и Степаном, и малолетней дочерью Зосей (Софией) тронулся в путь родовитый пан. Покидая в жертву немцам свой старинный прадедовский замок, он на пороге отряс прах от своих сапог и поклялся великой клятвой:

– Боже всемогущий! – воскликнул он, – клянусь до тех пор не переступать порога этого замка, пока порог этот не будет омыт кровью двенадцати рыцарей в белых плащах, а трупы их не брошены в подземелья замка. Аминь!