Джордж Менвилл Фенн - Сокровища глубин

– Я боюсь, сэр, что вам надо…

– Извинить вас? Нет, я не могу. Притом, Поф, вы должны ехать как мой партнер, я уже это решил.

– Вы очень, очень добры, сэр, – сказал Дач, вспыхнув.

– Вздор! – вскричал Паркли. – Это не доброта, а эгоизм. Мы с вами можем сделать многое вместе. Вы очень полезны для меня, партнер.

– Я еще не ваш партнер, сэр.

– Уже партнер, Поф, – сказал Паркли, ударив его по плечу. – А теперь мы займемся расчетом и устройством экспедиции. Я думал, что шхуна годится, но нахожу, что она слишком мала, и поручу капитану Стодвику отыскать хорошее судно и объясню ему в какой-то степени суть дела.

– Но не все?

– Не все. Теперь, Поф, я хочу просить вас об одном одолжении.

– Я от всего сердца сделаю все, что вам угодно, – с восторгом ответил Поф.

– Я знаю, – сказал Паркли. – Видите, это важное дело, мой милый, и обеспечит нас обоих, Лоре же очень приличный человек.

– Решительно, – сказал Поф, спрашивая себя, к чему клонит Паркли.

– Ну, я должен быть с ним очень вежлив, и вы, разумеется.

– Конечно.

– Кстати, он к вам очень привязался и расхваливает вас до небес.

– Неужели?

– Да, и послушайте, Поф, ему гостиница надоела, он желает общества. Я не могу пригласить его в свою холостятскую квартиру, и вы очень обяжете меня, если возьмете его к себе.

Поф вздрогнул, как будто его ужалила змея.

– Ничего не может быть лучше, – продолжал Паркли, который не замечал волнения Дача. – Пригласите его погостить в вашем маленьком домике. Мистрис Поф устроила свое хозяйство так мило и изящно, что он будет у вас как дома. Вы приобретете его доверие, и это будет для нас лучше, чем находиться с ним только в деловых отношениях.

Дач чувствовал, что у него закружилась голова.

– Я буду приезжать так часто, как смогу, и он станет для нас своим. Время будет проходить для него приятно, и нам нечего бояться, что кто-нибудь другой сделает ему более выгодное предложение.

– Да… именно… вижу, – пролепетал Поф, вспомнивший открыто выраженный восторг кубинца его жене.

– Ваша жена, – продолжал Паркли, – может гулять с ним, когда вы заняты, а по вечерам у вас будет музыка и шахматы. Может быть, вам придется жить пороскошнее, но вы позволите мне прислать вам вина и сигар. Мы должны устроить все в лучшем виде для него.

– Да, разумеется, – рассеянно сказал Дач.

– Он здесь приезжий, знаете, и если мы с ним подружимся, то после все пойдет гораздо глаже.

– Именно, – опять сказал Дач.

– Но как вы задумчивы! О чем это вы думаете?

Дач вздрогнул, но, несмотря на свою любовь и доверие к жене, он думал о красивом кубинце, который, поселившись в доме, будет постоянно в обществе его молодой жены, в то время как он будет занят своими ежедневными делами.

– Извините, – сказал он, – я показался вам задумчив?

– Да! Но все равно, вы это сделаете для меня, Поф?

– Конечно, если вы желаете, – ответил Дач, сделав усилие, но ему все представлялось, что фигура кубинца легла мрачной тенью на его жизнь.

– Ну да, я этого желаю, Поф, и очень вам обязан. Однако, что скажет ваша жена, когда вы поедете в эту экспедицию?

Дач покачал головой.

– А я об этом и не подумал, – сказал Паркли. – Бедняжечка, это будет очень прискорбно для нее. Знаете ли что, я хотел было поручить старику Нортону контору. Но я этого не сделаю. Вы останетесь дома.

– Мне хотелось бы ехать, – спокойно сказал Поф, – но, как человек женатый, я с радостью останусь.

– Оставайтесь, Поф, оставайтесь, – сказал Паркли.

Кивнув Дачу головой, он оставил его наедине со своими мыслями.

Дач отправился домой в этот вечер мрачный, как туча. Он чувствовал, что обязан исполнить желание своего хозяина, но дрожал при мысли ввести чужого человека в свой священный домашний очаг.

– Я сказал, что приму его, – сказал он наконец почти вслух, – но пока еще не поздно. Пусть решит Эстера, и если она скажет «нет», пусть тем и кончится.

Недолгая поездка по железной дороге привела его в приятный маленький домик, почти коттедж, с ухоженным садом и лужком. Столовая и гостиная были обведены широкой зеленой галереей, а наверху спальня молодых супругов выходила окнами на настоящее царство вьющихся роз.

Дач вздохнул с облегчением, когда увидел, с каким удовольствием встретила его жена, и на целый час забыл о кубинце, разговаривая с женой об их будущем.

– Я так люблю этого милого старика Паркли, – вскричала Эстера с восторгом. – А теперь, милый Дач, расскажи мне, о чем это с вами все толкует этот иностранец. Что это с тобой, дружок?

– Что со мной! Ничего. Зачем ты спрашиваешь об этом, – сказал Дач, стараясь улыбнуться.

– Ты вдруг так побледнел, как будто тебе сделалось дурно.

– Неужели? Нет, ничего, только мне немножко досадно.

– Могу я узнать отчего?

– Ну, душечка, – сказал Дач, играя ее мягкими волосами и привлекая ее к себе на колени, – мистер Паркли хочет оказать особенное внимание этому кубинцу, этому мистеру Лоре.

– И желает, чтобы мы пригласили его сюда, – прибавила Эстера, и на минуту выражение неудовольствия пробежало по ее лицу.

– Да. А ты откуда знаешь? – вскричал Дач, удивленный ее словами.

– Я сама не знаю, – ответила Эстера, улыбнувшись, – я инстинктом угадала, что ты хочешь сказать.

– Но ведь мы не можем пригласить его сюда, – поспешно сказал Дач. – Это будет неудобно для тебя.

Она помолчала, и горячий румянец разлился по ее лицу. Муж смотрел на нее пристально, потому что, очевидно, в ней происходила борьба, и она не решалась что сказать. Потом, к его великой досаде, она ответила:

– Мне кажется, нам нельзя отказывать мистеру Паркли, дружок. Мне сначала это не понравилось, мистер Лоре произвел на меня неблагоприятное впечатление. Но, – продолжала она, – я не сомневаюсь, что мы его очень полюбим, и нам надо сделать все возможное, чтобы ему было приятно погостить у нас.

Дач молчал и хмурился несколько минут; но потом он взглянул на милое личико, находившееся перед ним, и устыдился своих сомнений и фантазий.

– Ты права, душа моя, – сказал он весело. – Неприятно, что посторонний человек вотрется между нами и испортит наши вечера; но это будет ненадолго, и он предложил такое предприятие, которое может принести нам значительную сумму.

– Я сделаю все, что могу, – вскричала она весело.

Потом она села за фортепиано, и голос ее подействовал на Дача Пофа, как мелодии Давида действовали на взволнованную душу Саула. Когда молодой человек, откинувшись на спинку кресла, слушал свои любимые арии, слезы выступали у него на глазах, и ему казалось, что злой дух, терзавший его грудь, был изгнан и что жестокие сомнения и страхи были настоящим кощунством по отношению к чистой, нежной женщине, которая любила его всей душой. И он проклинал свое безумство, обещая себе никогда более не позволять таким фантазиям терзать душу.