Александр Дюма - Сорок пять. Часть первая

– Такой большой зал, – воскликнул он, – и ни души! Вот это хорошо!

Фурнишон смотрел на него с недоумением, а жена его многозначительно улыбалась гостю.

– Но, вероятно, есть же какая-нибудь причина, – продолжал капитан, – что у вас никого не бывает? Может, вы сами, ваше поведение виноваты или гостиница ваша плоха?

– О нет! – запротестовала госпожа Фурнишон. – Благодарение Богу, ничего подобного нет. А просто это новый квартал, и к тому же мы пускаем к себе народ с разбором.

– В самом деле? Это мудро, – одобрил капитан.

Господин Фурнишон, энергично кивая головой, подтвердил слова жены.

– Например, ради такого посетителя, как ваша милость, – продолжала она, подмигнув так выразительно, как мог только автор проекта «Розового куста любви», – не жаль отказать и двенадцати постояльцам.

– Вы очень любезны, благодарю вас.

– Не угодно ли вам попробовать нашего вина? – Фурнишон постарался по возможности смягчить свой грубый голос.

– Не желаете ли осмотреть помещения? – сладко пропела хозяйка.

– Угодно, желаю, если можно, – согласился капитан.

Фурнишон спустился в погреб, а жена его, приподняв кокетливо юбки, повела гостя по лестнице наверх, постукивая изящными туфельками, достойными украшать ножку парижанки.

– Сколько вы можете разместить здесь человек? – спросил капитан, когда они поднялись на второй этаж.

– Тридцать, в том числе десять господ.

– Этого недостаточно, очаровательная хозяйка, – разочаровал ее капитан.

– Почему же, сударь?

– Был у меня один проект… впрочем, не стоит и говорить.

– Ах, сударь, вам не найти гостиницы лучше «Розового куста любви»!

– Как – «Розового куста любви»?!

– То есть я хочу сказать – «Шпаги гордого рыцаря»… Разве что занять Лувр и принадлежащие к нему здания…

Незнакомец остановил на ней какой-то странный взгляд.

– Вы правы, – заметил он, – насчет Лувра… А пожалуй, – пробормотал он про себя, – оно было бы и удобнее и дешевле… Итак, – уже громко продолжал капитан, – вы говорите, что можете разместить человек тридцать?

– Конечно, можем.

– А если на один день?

– На один день – от сорока до сорока пяти.

– До сорока пяти… Черт возьми! Как раз нужное мне число!

– Неужели? Подумайте, как удачно!

– А это не возбудит шума, огласки, не соберет толпу? Среди ваших соседей нет соглядатаев?

– У нас и по воскресеньям иногда собирается до восьмидесяти солдат… А что касается соседей, то их у нас только двое: один почтенный господин, он ни в чьи дела не вмешивается, и затем дама: живет так уединенно, что за три недели, как сюда переехала, я ее еще ни разу не видела. Остальные соседи – простолюдины.

– Все это мне очень подходит… А потому – запомните: ровно через месяц, считая от сегодняшнего дня…

– То есть двадцать шестого октября?

– Именно двадцать шестого октября я снимаю всю вашу гостиницу.

– Всю?..

– Всю. Хочу устроить приятную неожиданность нескольким землякам – военным: они собираются искать счастья в Париже. За это время они получат извещение и остановятся у вас.

– Как же так, если вы хотите им сделать приятную неожиданность? – не удержалась от неосторожного вопроса госпожа Фурнишон.

– Ага! – Капитан не скрыл, что недоволен вопросом. – Если вы любопытны, болтливы…

– Нет, нет, боже упаси! – Перепуганная госпожа Фурнишон уже поняла свою ошибку.

Фурнишон слышал этот разговор, и при слове «военные» сердце его радостно забилось.

– Милостивый государь! – воскликнул он, вбегая наверх. – Вы будете здесь хозяином, владыкой всего дома и не услышите никаких вопросов! Все ваши друзья – желанные гости.

– Я сказал не «друзья», – надменно заметил офицер, – а «земляки».

– Да, да, земляки вашей милости, это я оговорился.

Госпожа Фурнишон отвернулась с досадой: «Розовые кусты любви» разом превратились в частокол из алебард.

– Вы им дадите поужинать и в случае надобности устроите их на ночлег, если я не успею подготовить им другое помещение. Словом, отдадите себя в их полное распоряжение, без всяких расспросов. Вот тридцать ливров задатка.

– Дело кончено, монсеньор. Ваши земляки встретят королевский прием, и если вам самим угодно убедиться, попробовав нашего вина…

– Я ничего не пью, благодарю вас. – Капитан подошел к окну и приказал подвести себе лошадь.

– Монсеньор, – обратился к нему Фурнишон, о чем-то поразмыслив (получив три пистоля, с таким великодушием уплаченные офицером вперед, Фурнишон величал незнакомца монсеньором), – монсеньор! Как же я узнаю этих господ?

– Правда, черт возьми! Я и забыл… Дайте мне огня, сургучу и лист бумаги…

Госпожа Фурнишон принесла требуемое, и капитан сделал на жидком сургуче оттиск своим перстнем.

– Видите вы это изображение? – спросил он хозяина.

– Красивая женщина, клянусь честью!

– Это голова Клеопатры. Каждый из моих земляков должен предъявить вам такой отпечаток, и вы дадите предъявителю приют на столько времени, на сколько я прикажу.

– Мы будем ожидать ваших приказаний.

Капитан сошел с лестницы, вскочил на лошадь и ускакал. В ожидании его вторичного посещения супруги Фурнишон припрятали тридцать ливров. Особенно был доволен хозяин.

– Военные! – твердил он. – Нет, положительно вывеска неплоха, и если нам суждено разбогатеть, то мы достигнем этого не иначе как при помощи шпаги.

И он принялся начищать свои кастрюли к долгожданному двадцать шестому октября.

Утверждать, что госпожа Фурнишон может хранить тайну так строго, как требовал незнакомец, было бы большой смелостью. К тому же она, по-видимому, считала себя освобожденной от всяких обязательств по отношению к нему – ведь он оказал предпочтение мужу с его «Шпагой гордого рыцаря». Но так как при всем том ей еще о многом приходилось самой догадываться и сказано ей было, собственно, очень мало, то, желая построить свои предположения на прочном основании, она начала с того, что стала доискиваться, кто бы мог быть этот неизвестный офицер, так щедро оплачивавший содержание своих земляков. С этой целью она спросила у первого же проходившего мимо солдата, как зовут офицера, проводившего учение. Но солдат оказался не так нескромен и болтлив, как его собеседница, и, прежде чем ответить, осведомился, зачем ей это нужно знать.

– Он только что с нами беседовал и уехал, а всегда приятно знать, с кем разговариваешь.

Солдат засмеялся.

– Офицер, производивший смотр, не пошел бы в гостиницу «Шпага гордого рыцаря».

– Это почему? Разве уж он такая важная персона?

– Пожалуй, и так!

– Ну а если я вам скажу, что он заходил в гостиницу не для себя?

– Так для кого же?

– Для своих друзей.