Томас Майн Рид - Гаспар-гаучо. Затерявшаяся гора

На голове у всадника была широкополая шляпа с высокой тульей и целым султаном страусовых перьев, а под нею яркий платок, защищавший затылок и шею от знойных лучей южного солнца. Сбруя лошади вполне подходила к этому живописному и внушительному костюму. Седло, называемое «рекадо», состояло из нескольких попон, положенных одна на другую, причем самая верхняя – коронилла – была из яркой, искусно простеганной материи; уздечка из плетеного конского волоса была украшена серебряными гвоздиками, на которых висели колечки и кисточки; точно такие же украшения виднелись и на ремнях – грудном и шейном, к которому был прикреплен мартингал. Словом, и по костюму, и по сбруе в этом всаднике нетрудно было узнать гаучо. И в самом деле, то был гаучо – Гаспар-гаучо, герой нашей повести.

Как уже было сказано, он служил у Людвига Гальбергера, служил с тех пор, как охотник-натуралист поселился в Парагвае, и занимал у него должность управляющего, или, как говорят в тех местах, «мажордома». В южноамериканских усадьбах так называемый «мажордом» не носит ни черного фрака, ни белого галстука, ни мягких, неслышно ступающих туфель. Костюм его скорее напоминает кавалериста или флибустьера. Обязанность его требуют умения прекрасно ездить верхом, накидывать лассо, ловить диких жеребцов и объезжать их. Он должен быть мастером на все руки. Таким и был Гаспар, не боявшийся никакой работы и пользовавшийся неограниченным доверием Гальбергера.

Зная, что случилось на берегу притока Пилькомайо, читатель легко догадается, зачем Гаспар выехал из усадьбы в такой необычный час – после полудня. Ведь мы встречаемся с ним в тот самый день, в утро которого Гальбергер с дочерью отправился в стан тобасов. Они не вернулись вовремя, и беспокойство сеньоры, охваченной тяжелым предчувствием, передалось домочадцам. Не выдержав, она послала Гаспара на поиски.

Не только в области пампасов, но и во всей Южней Америке трудно было найти более подходящего для такого поручения человека. Равного Гаспару следопыта не было среди аргентинских гаучо, а его сообразительность и смелость стояли выше всяких похвал. С отъездом гаучо сеньора сразу успокоилась. Не такой человек был Гаспар, чтобы замешкаться в пути или не найти пропавших! Но на этот раз гаучо, нарушив свои правила, уклонился с прямого пути к стану индейцев, куда поехал хозяин с дочкой.

Дело в том, что он заметил страуса-самца, за которым шла самка. А между тем еще вчера Гальбергер велел ему непременно добыть для каких-то научных целей страуса – первого же страуса, какой попадется. И вот Гаспару попался великолепный экземпляр в самом пышном оперении. Страус этот был не так пуглив и осторожен, как другие, и гаучо решил потратить на него несколько минут. Отвязав от седла свою болу, он галопом пустился за страусом.

Конь у Гаспара, как и у всякого гаучо, был отличный, и, проскакав около мили, он достаточно приблизился к птицам, чтобы пустить в ход болу. Раскрутив ее над головой и выбросив шары вперед, Гаспар с удовольствием увидел, как стреноженный самец повалился на траву.

Подъехав к огромной связанной птице, гаучо для большей верности перерезал ей горло ножом, а затем распутал болу и повесил ее на старое место – на седло.

– Хотел бы я знать, – заговорил он, глядя на убитую птицу, – какая часть этого красавца нужна хозяину?.. А ведь в самом деле красавец! Право, я такого и не видывал… Но все-таки что же ему нужно? Может, один только хвост, а может, голова? Птица ведь тяжелая… Но что поделаешь. Раз ничего не известно, придется захватить всю тушу.

С этими словами он схватил страуса за ногу и подтянул его к коню, стоявшему совершенно неподвижно: гаучо приучают своих лошадей ждать хозяина на месте, так что ни привязывать, ни треножить их не приходится.

– Каррамба! – невольно воскликнул Гаспар, приподнимая птицу с земли. – Ну и тяжесть! Не легче четверти быка… Пожалуй, я напрасно спутался с проклятой птицей, но теперь поздно раздумывать. Времени терять нельзя! Ну-ка, сеньор авеструц, пожалуйте сюда…

И, взвалив страуса – гаучо называют эту птицу «авеструц» – на круп коня, он крепко привязал его веревкой.

Вот он снова в седле и оглядывается кругом, соображая, куда ехать. Ответить на этот вопрос было не так просто: убегая от охотника, страус сделал немало поворотов и петель. Хорошо зная окружающую равнину, гаучо все-таки потерял направление. Это было немудрено: пампасы очень однообразны – везде волнистые холмы и пальмовые рощицы. Ни одной значительной возвышенности, ни одной своеобразной детали.

Гаучо показалось, что он совсем сбился с пути, и уже проклинал себя, а кстати, и соблазнителя-страуса.

– Дурацкий страус, черт его побери! – воскликнул он, растерянно оглядываясь. – Жаль, что я не позволил этому долговязому болвану идти своей дорогой. Вот теперь и плутай из-за него. Нечего сказать, приятная история. Что же мне теперь делать? Я даже домой дороги не знаю… Хотя на что она мне? Разве могу я вернуться ни с чем? Уж придется порыскать, пока не найду пути.

И гаучо тронул коня и пустился на поиски. Он знал, что стан тобасов расположен к западу, и направил коня по солнцу. Вскоре он заметил на равнине предмет, который помог ему с точностью установить дорогу. Это было огромное дерево – «омбу», породы, которая у гаучо пользуется особым почетом за раскидистую прохладную сень, спасающую от жгучих лучей солнца. В тени омбу гаучо ставят свои ранчо [28]. Под деревом, которое встретилось Гаспару, никакого жилья не было, но Гаспар его узнал: охотясь, он часто отдыхал в его тени, покуривая сигарету.

Теперь он радостно улыбнулся: дерево отмечало как раз середину прямого пути от эстансии к становищу тобасов.

Гаучо уже знает, где он и куда надо ехать.

Он на прямой дороге – и гонит лошадь крупной рысью, чтобы наверстать потерянное время.

Дорога найдена, но Гаспар не доволен собою. Правда, он оказал услугу ученому, но ради этого задержался в пути и заставил ждать хозяйку. Возможно, что теперь он разъедется с Гальбергером и Франческой и вынужден будет вернуться домой один. Впрочем, за Гальбергера Гаспар не слишком боялся: зная его характер, он мог предположить, что охотник-натуралист встретил на пути какое-нибудь редкое животное или растение, увлекся охотой или наблюдением и совсем забыл обещание, данное жене.

Гаспар ехал спокойно, с минуты на минуту ожидая встречи с хозяином и все время оглядывая равнину, так как протоптанной дороги между эстансией и становищем не имелось и нетрудно было и разминуться.

Так доехал он до самого становища, но и там нашел только следы коня и пони, ясно отпечатанные на пыльном грунте.

Ни хозяина, ни Франчески, ни индейцев. Шалаши пусты, в проходах между ними ни души. Гаспар окаменел от изумления.