Виктор Аскоченский - Асмодей нашего времени

– Не здѣшній.

– Изъ Петербурга?

– Изъ Петербурга.

– Чтожь, коронація?

– Была,

– И… того… посданники?

– Были.

– А иллюминація?

– Была.

– Въ Москвѣ?

– Была и въ Петербургѣ.

– А которая лучше?

– Московская.

– А желѣзная дорога?

– Есть и желѣзная дорога.

– Изъ Петербурга въ Москву?

– Туда и обратно.

– Рабочіе прозвали ее чугункой?

– Чугункой.

– А вѣдь смышленъ русскій народъ?

– Смышленъ.

– Вы давно изъ Петербурга?

– Четыре года.

– Что?! сказалъ Небѣда, остановившись.

– Четвере года, говорю.

– Да какъ же вы все это знаете?

– Въ газетахъ вычиталъ, отвѣчалъ Племянничковъ, не моргнувъ даже глазомъ.

– Вы шутникъ, должно быть.

– Вотъ тебѣ разъ! подумалъ Племянничковъ. Почемужь вы такъ думаете? спросилъ онъ.

– Да по вашимъ отвѣтамъ.

– Не могъ же я отвѣчать вамъ: не знаю, когда вы спрашиваете о такихъ вещахъ, которыя всѣмъ уже извѣстны и которыя, какъ я вижу, вы знаете лучше меня.

– Вы угадали. А служите гдѣ нибудь?

– Служилъ.

– А теперь?

– Не служу.

– Что такъ?

– Въ отставкѣ.

– По семейнымъ дѣламъ?

– По семейнымъ дѣламъ.

– А послѣ?

– Что Богъ дастъ.

– Съ чиномъ?

– Съ чиномъ.

– Какимъ?

– Коллежскаго.

– Ассесора?

– Нѣтъ.

– Совѣтника?

– Нѣтъ.

– Кого же?

– Секретаря.

– Мало.

– Будетъ съ меня.

– А зовутъ васъ какъ?

– Ѳедоръ.

– А по отчеству?

– Степановичъ.

– А прозваніе?

– Племянничковь.

– Да, бишь, вы говорили. Ну, будьте знакомы; вы мнѣ понравились.

– Вотъ тебѣ разъ! хотѣлъ сказать Племянничковъ. Очень вамъ благодаренъ, проговорилъ онъ, чуть не расхохотавшись.

Оба замолчали.

Небѣда отошелъ къ окну.

– Вишь ты подлецъ какой! говорилъ онъ, глядя на улицу. Чѣмъ бы курицу-то взять за ноги, а онъ ее за крыло тащитъ. Экіе протоканальи!

– Вотъ штука то, разсуждалъ въ свою очередь Племянничковъ. Въ первый разъ въ жизни приходится мнѣ такъ оригинально завязывать знакомство! Да это чудеснѣйшій человѣкъ, ей-богу! Чтожь это мнѣ толковали, что онъ бука? Немножко кратокъ, за то ясенъ.

– Извините, Онисимъ Сергеевичъ, сказалъ Софьинъ, поспѣшно подходя къ Небѣдѣ.

– Ничего-съ. Мнѣ тутъ не скучно было. Вашъ пріятель препріятный человѣкъ; лишняго не болтаетъ.

Племянничковъ чуть не лопнулъ со смѣху. Онъ поклонился Небѣдѣ ниже надлежащаго и почти отворотился отъ Софьина.

– А вы, продолжалъ Небѣда, только что отъ сна возтавъ?

– Да, заспался не много.

– Счастливецъ! А тутъ вотъ, чортъ его знаетъ, нѣтъ времени ни выспаться, ни къ добрымъ людямъ заглянуть.

– Точно-съ, ваша должность…

– Что мнѣ должность! тутъ другая должность: по опекунскому управленію.

– По опекунскому?

– Ну да, по опекунскому. Вы, можетъ, слышали про Струмынскихъ? Въ Минской губерніи, – какъ не слыхать? Еще такіе богачи, что чорту страшно. Послѣ старика то остался наслѣдникомъ слабоумный; вотъ меня и втюрили къ нему въ опекуны. Тамъ, видите, есть у меня имѣньишко, такъ – паршивое. Ну, пока я былъ такъ себѣ, значитъ, вольный козакъ, не при должности, значитъ, – еще полъ-бѣды. А вотъ теперь какъ навалили мнѣ на шею предсѣдательство, и танцуй себѣ, какъ бѣсъ передъ заутреней.

– Да, хлопотно.

– Хлопотно, – это бъ еще туда-сюда, да поѣхать-то туда не сподручно. Ужь истинно сказать, не было печали, черти накачали.

– А гдѣжь наслѣдникъ-то самъ?

– Гдѣ, за границей деньги мытаритъ.

– Вотъ на это у него, видно, хватаетъ толку, отозвался Племянничковъ.

– Кой тамъ чортъ хватаетъ! Мытарятъ тѣ, что при немъ, а его – моего голубчика – небось кормятъ нѣмецкими бирсупами да бламанжеями разными. Тудажь вылечить думаютъ; чорта тамъ вылечатъ! Дурака хоть всего пластырями облѣпи, все останется дуракомъ.

– Вотъ-бы хорошо приписаться въ роденьку къ такому благопріятелю! смѣясь, замѣтилъ Племянничковъ.

– Много бы взяли! У слабоумнаго-то сынъ есть.

– Сынъ?

– То-то и есть-то!

– Откудажь онъ взялся?

– Оттудажь! Понесъ старина на душѣ грѣхъ въ могилу! Вздумалъ, видите ли, женить дурня-то еще при жизни своей, для ради, знаете, потомства. Ну, видимое дѣло, кто не пойдетъ за такого богача? онъ же еще и недуренъ собой. Съ руками оторвутъ. Женили. Старикъ и положилъ, что буде ежели родится отъ невѣстки наслѣдникъ, то онъ отсыплетъ ей полмилліона серебромъ, ей-богу, такъ и въ завѣщаніи написалъ. Баба-то была не промахъ. Къ году и произвела сынишку, да такого славнаго, ни въ матъ, ни въ отца, а въ проѣзжаго молодца.

– Гдѣжь она теперь?

– Гдѣ, она тотчасъ же, какъ получила слѣдуемое-то, такъ и маршъ за границу. Сказываютъ, что ужь давно вышла тамъ за мужъ за какого-то сочинителя.

– И вѣрно, этотъ сочинитель послѣднимъ своимъ романомъ довольнѣй, чѣмъ всѣми прежними, сказалъ Племянничковъ.

– Еще бы!

– Такъ вотъ еще какія у васъ занятія!

– А, чтобъ ихъ всѣ черти побрали! Отвѣтственность, батюшка, отвѣтственность, вотъ что главное! Управляющіе подлецъ на подлецѣ! Нуженъ глазъ да глазъ. А тутъ съ мѣста никакъ нельзя тронуться. Жена вонъ ѣздитъ, да чтожь толку-то? Побарится тамъ, похохлится, да и воротится съ чѣмъ поѣхала. А я вамъ скажу, какой тамъ дворецъ, какіе сады, какіе… ну, однакожь, до свиданія! Вѣдь вы у насъ станете бывать?

– Почту за особенное счастіе… началъ было Софьинъ.

– Ну, счастья-то особеннаго нѣту, а такъ таки просто бывайте, и квитъ. Въ картишки подъ часъ…. да вы играете?

– Не отказываюсь, когда нужно.

– Ну, и хорошо; музыку… а Елены моей не слышали? Утѣшаетъ, право-слово, утѣшаетъ. Бывайтежь! Да вотъ и ихъ приводите съ собой.

– Отъ всего сердца благодарю васъ, Онисимъ Сергеевичъ, съ чувствомъ сказалъ Племянничковъ. Ваше доброе вниманіе ко мнѣ, ваша искренность…

– Куда вы, куда? Прежде вы складнѣй говорили. Тѣмъ-то вы мнѣ и понравились. Я батюшка, не привыкъ къ вашимъ краснорѣчіямъ и этикетиться не люблю. Вонъ, коли угодно, съ бабой моей – пожалуй. Та любитъ. Прощайтежь, господа! Да безъ визита, сказалъ онъ, обратясь къ Племянничкову, а такъ, просто вечеромъ жалуйте. Прощайте!

Пожавъ тому и другому руку, Онисимъ Сергеевичъ также проворно и вышелъ, какъ вошелъ.

– Не безпокойтесь, сказалъ онъ, не оборачиваясь и махнувъ рукою назадъ, не безпокойтесь, я и самъ найду дорогу.

Софьинъ и Племянничковъ съ минуту смотрѣли другъ на друга, не говоря ни слова. Племянничковъ первый разразился самымъ громкимъ хохотомъ; Софьинъ тоже засмѣялся и сталъ ходить по комнатѣ.

– Да гдѣ вы, дяденька, откопали такое сокровище?

– Признаюсь, я самъ имѣлъ совершенно другое понятіе объ этомъ человѣкѣ.

– Да это золото!

– Самородокъ, если хотите!

– Вотъ еслибъ вы, дяденька, послушали, какъ мы объяснялись!

– Ужь вѣрно напроказили вы тутъ, Ѳедоръ Степанычъ!