Уильям Теккерей - Сочинения

И ОН ОТКИНУЛ РЕШЕТКУ и легко спрыгнул вниз.

И В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ

«Р-Р-РЫ!!!»

ЛЬВЫ СЪЕЛИ ГРАФА ОКАЯНА

ДО ПОСЛЕДНЕЙ КОСТОЧКИ,

ВМЕСТЕ С САПОГАМИ

И ВСЕМ ПРОЧИМ.

И

ЕГО НЕ СТАЛО.

Увидев это, король произнес:

– И поделом окаянному мятежнику! А теперь, раз львы не едят девчонку…

– Отпустите ее на свободу! – закричала толпа.

– НЕТ! – прорычал король. – Пусть гвардейцы спустятся на арену и изрубят ее на куски. А если львы вздумают ее защищать, их пристрелят лучинки. Девчонка умрет в муках!

– У-у-у!.. – заулюлюкала толпа. – Стыд! Позор!

– Кто смеет кричать «позор»?! – завопил разъяренный монарх (тираны плохо владеют собой). – Пусть только кто еще пикнет, и его бросят на съедение львам!

И, конечно, воцарилась мертвая тишина, которую прервало внезапное «туру-ту-ту-ту!»; и на дальний конец арены въехал рыцарь с герольдом. Рыцарь был в боевом снаряжении, но с поднятым забралом, а на копчике копья он держал письмо.

– Что я вижу?! – вскричал король. – Слон и башня! Это же герольд моего пафлагонского брата, а, рыцарь, коли мне память не изменяет, – храбрый капитан Атаккуй. Какие вести из Пафлагонии, храбрый Атаккуй? А ты, герольд, так трубил, что, наверно, пропадаешь от жажды, черт возьми! Чего бы тебе хотелось выпить, мой честный трубач?

– Перво-наперво, обещайте нам неприкосновенность, ваша милость, сказал Атаккуй, – и, прежде чем мы возьмем в руки бокал, дозвольте нам огласить послание нашего повелителя.

– «Ваша милость», вы сказали? – переспросил владыка Понтии и грозно нахмурился. – Не очень-то уместное обращение к помазаннику божьему! Ну, читайте, что там у вас!

Ловко подскакав на своем скакуне к королевской ложе, Атаккуй обернулся к герольду и подал ему знак начинать.

Глашатай повесил на плечо трубу, достал из шляпы свиток и принялся читать:

– «Всем! Всем! Всем! Настоящим объявляем, что мы, Перекориль, король Пафлагонии, Великий герцог Каппадокийский, Державный властелин Индюшачьих и Колбасных островов, вернули себе трон и корону отцов, некогда вероломно захваченную нашим дядей, который долго величался королем Пафлагонии…»

– Что-о-о?! – взревел Заграбастал.

– «А посему требуем, чтобы лжец и предатель Заграбастал, именующий себя повелителем Понтии…»

Король разразился страшными проклятьями.

– Читай дальше, герольд! – приказал бесстрашный Атаккуй.

– «…отпустил из подлой неволи свою августейшую повелительницу Розальбу, законную государыню Понтии, и вернул ей отцовский трон; в противном случае я, Перекориль, объявляю упомянутого Заграбастала подлецом, мошенником, трусом, изменником и вором. Я вызываю его сразиться со мною на кулачках, палках, секирах, мечах, пистолетах и мушкетонах, в одиночном бою или с целым войском, пешим или на коне; и я докажу свою правоту на его мерзопакостном теле!» – Боже, храни короля! – заключил капитан Атаккуй и сделал на лошади полуповорот, два шага вправо, два шага влево и три круговых поворота на месте.

– Все? – спросил Заграбастал с мрачным спокойствием, за которым клокотала ярость.

– Все, ваша милость. Вот вам письмо, собственноручно начертанное августейшей рукой нашего государя; а вот его перчатка, и если кому из дворян Понтии не по вкусу письмо его величества., я, гвардии капитан Атаккуй, к его услугам! – И, потрясая копьем, он оглядел все собрание.

– А что думает обо всем этом вздоре мой достойный пафлагонский братец, тесть моего разлюбезного сына? – осведомился король.

– Королевский дядя низложен, он обманом присвоил корону, – внушительно произнес Атаккуй. – Он и его бывший министр Развороль – в темнице и ждут приговора моего августейшего господина. После битвы при Бомбардоне…

– При чем, при чем?.. – удивленно переспросил Заграбастал.

– …при Бомбардоне, где мой господин, ныне правящий монарх, выказал бы редкое геройство, не перейди на нашу сторону вся армия его дяди, кроме принца Обалду.

– А! Значит, мой сын, мой дорогой Обалду не стал предателем! воскликнул Заграбастал.

– Принц Обалду не пожелал примкнуть к нам и хотел сбежать, ваша милость, но я его изловил. Он сидит у нас в плену, и, если с головы принцессы Розальбы упадет хоть один волос, его ждут страшные муки.

– Ах, вот как?! – вскричал взбешенный Заграбастал, багровея от ярости, – Так вот, значит, как?! Тем хуже для Обалду. Их двадцать у меня, красавцев сыновей. Но только Обалду – надежда и оплот. Что ж, стегайте Обалду, порите, хлещите, морите голодом, крушите и терзайте. Можете переломать ему все кости, содрать с него кожу, вырвать по одному все его крепкие зубы, изжарить его живьем? Ибо как ни мил мне Обалду, – свет очей моих, сокровище души моей! – но месть – ха-ха-ха! – мне дороже. Эй, палачи, заплечных дел мастера, разводите костры, раскаляйте щипцы, плавьте свинец! Ведите Розальбу!

Услышав эти лютые речи Заграбастала, капитан Атаккуй поскакал прочь: ведь он выполнил свой долг и передал послание, доверенное ему государем. Конечно, ему было очень жаль Розальбу, но чем он мог ей помочь?

Итак, он вернулся к своим и застал молодого короля в превеликом расстройстве: тот сидел в своей ставке и курил сигары. На душе у его величества не стало спокойней, когда он выслушал своего посланца.

– О, изверг рода королевского, злодей! – вскричал Перекориль. Как у английского поэта говорится: «Разбойник тот – кто женщину обидит…» Не так ли, верный Атаккуй?

– Ну в точности про него, государь, – заметил служака.

– И видел ты, как бросили ее в котел с кипящим маслом? Но масло то, мягчитель всех болей, наверное, кипеть не пожелало, чтоб девы сей не портить красоту, не так ли, друг?

– Ах, мой добрый государь, мочи моей не было глядеть, как они станут варить раскрасавицу-принцессу. Я доставил Заграбасталу ваше августейшее послание и вам привез от него ответ. Я сообщил ему, что мы за все расквитаемся с его сыном. Но он только ответил, что их у него целых двадцать и каждый не хуже Обалду, и тут же кликнул заплечных дел мастеров.

– Дракон, отец! Бедняга сын! – вскричал король. – Позвать ко мне скорее Обалду!

Привели Обалду; он был в цепях и выглядел очень сконфуженным. В темнице, вообще-то говоря, ему было неплохо: борьба закончилась, тревожиться было не о чем, и, когда его потребовал король, он спокойно играл в мраморные шарики со стражей.

– Несчастный Обалду, – сказал Перекориль, с бесконечной жалостью взирая на пленника, – уж ты, наверно, слышал (король, как видите, повел речь весьма осторожно), что зверь, родитель твой, решил… казнить Розальбу, так-то, Обалду!..

– Что?! Погубить Бетсинду!.. У-ху-ху-у!.. – заплакал Обалду. – О, Бетсинда! Прекрасная, милая Бетсинда! Восхитительнейшая малютка! Я люблю ее в двадцать тысяч раз больше, чем самою Анжелику. – И он предался такой безутешной скорби, что глубоко растрогал короля, и тот, пожав ему руку, высказал сожаление, что плохо знал его раньше.