Юзеф Крашевский - Король в Несвиже (сборник)

Однако же ему было любопытно услышать, как животные будут объяснять свои жестокости, и спросил сперва волка, за что несчастную овцу, мать детей, так безжалостно убил?

– Потому что мне есть хотелось, – отвечал волк, не наматывая пряжу.

Когда приблизился к лисе и задал ей вопрос о курице, получил ответ, что это было существо не достойное сожаления, полное коварства и предетельства, что согрешило даже против Бога, потому что разгребала землю и добывала зёрна, которые сеяло Провидение, чтобы взошли и цвели, что допустила убийство нескольких степенных червячков, которых проглотила без жалости. Поэтому она, лисица, хоть с болью сердца, должна была исполнить над птицей приговор справедливости.

Когда он спросил ястреба о голубе, тот ответил ему, что голубь ни на что не пригоден, только к еде, потому что петь не умеет, перья имеет некрасивые и ходит неуклюже. Паук, спрошенный о деле мухи, объяснился, что они пристают к целому свету и что он сделал большую услугу людям и скоту, уничтожая это противное насекомое. Он кстати добавил, что жирная муха была очень вкусной.

Не многому научившись из этих ответов, кроме того, что животные имели в себе много коварства, спросил ещё ангел цветы и деревья, как им жилось, будучи уверенным, что им, должно быть, хорошо. Но едва он проговорил, начались жалобы вокруг.

Сатрый дуб стонал, что его пастушки опаляли, что птицы уничтожили его ветви гнёздами, что мох на него влезал, что ураганы его обтрепали.

Кусты жаловались на соседство дуба, который из земли все соки вытягивал так, что им для жизни почти ничего не оставалось; трава жаловалась, что её грыз скот; лапухи – что под ними жабы жили; колокольчики – что их девушки рвали для внеков. Словом, никто не был доволен своей судьбой.

Но оттого, что все эти создания не были одарены разумом, ангел думал, что с людьми должно быть иначе.

По дороге он удивился, что даже камни роптали и пищали, одни – на плесень и наросты, – другие – на то, что их раскалывали на кусочки для строительства, иные – что корни деревьев помаленьку втискивались в само их тело и очень быстро, в какие-нибудь сто – двести лет в прах обращали здание.

Задумчивый ангел шёл через лес, но земля ему уже таким раем, как поначалу, не казалась.

На опушке леса он наткнулся на убогую хатку, в которой жил будник по имени Митрега. Был это очень бедный человечек. Как раз, принеся воды, он сидел на пороге и заготавливал щепки, чтобы было чем огонь зажечь и еду приготовить; одет он был бедно, имел чёрную рубашку, нечёсанные волосы, грязные руки, и громко стонал.

Подошёл к нему ангел.

– Слава Иисусу Христу!

– Во веки веков, – ответил Митрега.

– Что же там у вас слышно? – спросил ангел. – Как же там, на земле и в доме?

– А! Что вы хотите… – сказал Митрега, – во всём бедность; всё худшая нужда, с каждым годом всё тяжелей на хлеб заработать, пот с чела льётся, минутки отдыха человек не имеет, а тут детей куча, а тут все есть просят и на моих плечах дом, хозяйство, аж дыхания не хватает.

– Что же тебя сильнее всего мучает? – расспрашивал ангел. – Поведай мне откровенно.

– Что? Пожалуй, всё! – сказал Митрега. – Хорошего нет ничего, плохое с утра до ночи преследует. А что всего хуже, то, что неустанно, без отдыха работать нужно.

– В воскресенье отдыхайте! – произнёс ангел.

– Лишь бы здоров был, – засмеялся Митрега, – то я должен дров бабе принести, воды приготовить, часто репу очищать, в огонь дуть, скотине набросать корма, напоить! А! А! Кто посчитает!

– Но в течении года, – говорил ангел, – всё-таки есть недели и месяцы, в которых вы отдыхаете?

Митрега начал смеяться.

– А откуда же вас сюда Господь Бог прислал? Вы, пожалуй, не знаете нашей жизни и порядка земного. Когда же можно отдыхать? Зима – это молодьба, посев, вывозы, а долго там зимы? Замёрзнет человек, правда, но чтобы отдохнул?! Где же. А тут едва засвестят весенние жаворонки, иди же в грязное поле с сохой, нужно сеять, чтобы град имел, что выбивать. Закончил сеять, начинается уборка; ещё сено мокнет в копнах, а тут перепёлка зовёт: «Иди жать! Иди жать!» Только овёс заколосился, а тут уже спешно пахать нужно, чтобы первое жито на Варфоломея засеять.

И вздохнул Митрега, а так как разговорился, его язык ходил как крутящаяся прялка, которая крутится даже если пряха отойдёт.

– Но так плохо на свете! Плохо! Отдыха нет. Даже неизвестно, будет ли лучше на другом, потому что там, как слышно, нужно будет с ангелами день и ночь петь, а это такая же работа.

– Значит, тебе работа так утомила? – спросил ангел.

– Да уж, да уж, – ответил Митрега, – потому что, с тех пор, как родился, отдыха не испытал.

Ангел о чём-то подумал и говорит ему:

– Дорогой человече, жаль мне тебя. Знаешь, что? Вот я дам тебе мешок золота, понимаешь? Но под тем условием, чтобы ты совсем ничего не делал.

Митрега бросился ему в колени, целуя его ноги и спасителем своим называя, а когда хотел благодарить ещё сильней, ангел встал и быстро улетел. Поведал ему только ещё раз, что теперь уже ничего, совсем ничего он делать не может.

– А кто бы там о работе думал, когда, лёжа на печи, мог есть солонину с хлебом, – отпарировал Митрега.

Пошёл тогда ангел дальше, а что видел и слышал, того мы уже рассказывать не будем.

Между тем, этот Митрега стал паном и начал ко всему приспосабливаться, благодаря Господа Бога. Имел уже и паробков, и смотрителей и так, как себе желал, поместился на печи, ел куски жареной солонины с хлебом, попивая пиво, хорошо ему, очень хорошо сделалось.

Пришла тогда зима, привезли ему дров, растопили печь, а Митрега, с боку на бок переворачиваясь, благодарил Господа Бога. Затем как-то после недолгого времени напала на него зевота. Зевает, зевает, аж в его челюстях трещит; как зевнёт, делает крестик на устах, не помогает. Думает: «Встану». Потащился тогда к окну, сел на лавку, посмотрел на двор, дремля. Скучно ему было.

Наступала как-то вторая весна, во дворе кучами летали воробьи, то припадая к земле, то гнёзда готовя; ласточки грязь в клювиках носили, аисты на лугах суетились, всё, что жило, страшно двигалось, крутилось, хлопотало и весело пело.

Митрега зевал.

– Слава Тебе, Господи, – думал он, – что мне не нужно ничего делать, за все года отдыхаю!

Он зевал, потому что ему было скучно.

Вышел во двор и сел рядом с избой.

А тут паробки с девчатами крутятся, тяжести поднимают, скот загоняют, с плугами выходят, с боронами возвращаются. Митрега сидит себе, сложив руки, пальцы с пальцами скрутит и зевает.

– Хорошо мне так!

Вечером пошёл на печь. Но так как целый день дремал, заснуть не мог. Начал вытягиваться, сон не приходит, пролежал так до утра.

– Давай, баба, есть!

Принесли ему огромную миску клецок; взялся за еду, но аппетита не имел. Ему казалось, или продымлённые, или недосолённые; подсыпал соли, подложил солонины, не идёт в горло. Значит, к пиву. Пиво казалось ему слишком кислым, вода – невкусной.