Эрих Мария Ремарк - Возвращение с Западного фронта (сборник)

– Привет, Чарли! – обратилась женщина у входа к Керну. – У тебя сегодня выходной? Милости просим! Мы как раз демонстрируем Александра II.

Керн радостно посмотрел на Рут.

– Опять бесплатно! – заявил он. – Пойдем!

Александр II был довольно крупной, рыжеватой блохой, впервые выступавшей самостоятельно перед публикой.

Укротитель немного нервничал; до сих пор Александр II работал в качестве левого переднего коня четверной упряжки, неизменно выказывая бешеный темперамент, проявления которого предугадать заранее было просто невозможно. Публика в количестве пяти человек, включая Керна и Рут, с напряжением следила за ним.

Но Александр II действовал безупречно, пробежался, как настоящий рысак, вскарабкался на трапецию и проделал несколько упражнений, а коронный номер – свободный баланс на штанге – прошел совсем блестяще, – блоха даже не покосилась в сторону.

– Браво, Альфонс! – Керн пожал гордому укротителю руку, испещренную укусами.

– Спасибо! А вам как понравилось, милая дама?

– Это было просто замечательно! – Рут также пожала ему руку. – Не понимаю, как вообще можно добиться этого.

– Все очень просто. Только дрессировка. И конечно, терпение. Кто-то мне однажды сказал, что можно дрессировать даже камни – лишь бы хватило терпения. – Укротитель хитро прищурил левый глаз. – Знаешь, Чарли, с Александром II я прибегаю к маленькому трюку. Полчаса перед представлением я заставляю эту скотину тащить пушку. Тяжелую мортиру. Вот он и устает. А усталость рождает покорность.

– Пушку? – спросила Рут. – Разве у блох уже тоже есть пушки?

– Даже тяжелая полевая артиллерия! – Укротитель разрешил Александру II всласть укусить себя в предплечье. То была награда за хорошую работу. – Что поделаешь, милая дама? В наше время пушки очень популярны. А все, что популярно, приносит доход!

– Но они хоть не стреляют друг в друга, – сказал Керн, – не занимаются взаимным истреблением. В этом они разумнее нас.

Они пошли к механическому автодрому.

– Бог в помощь, Пеперл! – заорал мужчина у входа, перекрывая громовым голосом лязг металла. – Возьмите номер семь. Здорово таранит!

– Тебе не начинает казаться, что я бургомистр Вены? – обратился Керн к Рут.

– Больше того – ты хозяин Пратера!

Электромобильчик лихо взял с места, тут же налетел на другой и через несколько секунд оказался в самом центре толчеи. Керн расхохотался и отпустил руль. Рут, сдвинув брови, попыталась взять управление в свои руки, но вскоре отказалась от этого намерения. Повернув лицо к Керну, она виновато улыбнулась. Улыбка озарила ее лицо, придав ему какую-то мягкость и детскость, и теперь Керн видел только ее алые, сочные губы и не замечал густых бровей.

Они обошли еще с полдесятка аттракционов – от моржа-математика до индийского предсказателя будущего. Платить не пришлось нигде.

– Вот видишь! – гордо сказал Керн. – Правда, меня всюду называют по-разному – путают имя; но зато пускают бесплатно. Это – поистине наивысшая форма популярности!

– А на гигантское колесо обозрения нас тоже пустят без билетов? – спросила Рут.

– Безусловно! Как артистов труппы директора Потцлоха. И даже с особым почетом! Немедленно идем туда!

– Здорово, Шани, – сказал кассир. – Пришел со своей фрейлейн невестой?

Керн кивнул, покраснел и не решился взглянуть на Рут.

Кассир взял две пестрые открытки из стопки, лежавшей перед ним, и протянул их Рут. То были изображения гигантского колеса с панорамой Вены.

– Это вам, фрейлейн! На память!

– От души благодарю вас!

Они вошли в кабину и уселись у окна.

– Насчет невесты я промолчал нарочно, – сказал Керн. – Долго объяснять.

Рут рассмеялась:

– Не беда! Зато какой нам оказывают почет! Даже открытки подарили. Но мы оба не знаем, кому бы их послать.

– Не знаем, – согласился Керн. – Я, во всяком случае, никого не знаю. А если и знаю, то только людей без адреса.

Кабина медленно воспарила ввысь, и под ними постепенно, как огромный веер, развернулась панорама Вены. Сначала темный лес Пратера, прочерченный яркими линиями освещенных аллей, словно двойными нитками жемчуга, затем, точно огромная брошь из рубинов и изумрудов, блистающим многоцветьем заискрился городок аттракционов – и, наконец, сверкая всеми своими огнями, перед ними раскинулся необозримый город. Вдали виднелись темные дымчатые хребты, окаймляющие венскую равнину.

Они были одни в кабине, пологой дугой поднимавшейся все выше, а потом скользнувшей влево, перейдя на спуск, – и вдруг им почудилось, будто это вовсе и не кабина, будто они сидят в каком-то бесшумном аэроплане, а под ними медленно проворачивается Земля, будто они уж и не принадлежат ей больше, а сидят в этом призрачном самолете, для которого нигде больше не осталось посадочной площадки, парят над тысячью отечеств, над тысячами освещенных домов и комнат. До самого горизонта мерцает приветливый вечерний свет, в квартирах под крышами зажжены люстры, такие манящие и такие чужие… Они парят над всем этим во мраке полной безродности, и все, что они могут зажечь, – это только безутешный и негасимый огонек тоски по родине…

Окна жилого фургона распахнули настежь. Было душно и очень тихо.

Лило набросила на постель Керна пестрое одеяло и старый бархатный занавес из тира. В окнах раскачивались два лампиона.

– Венецианская ночь современных кочевников, – сказал Штайнер. – А вы побывали в «малом концлагере»?

– Что это значит?

– Я имею в виду аттракцион «Дорога ужасов».

– Ах, вот оно что! Да, покатались.

Штайнер рассмеялся.

– Бункеры, подземелья, цепи, кровь и слезы – эта дорога призраков вдруг вошла в моду, верно, Рут? – Он встал. – Давайте выпьем водки!

Он взял бутылку со стола.

– Вам тоже налить, Рут?

– Да, большую рюмку.

– А тебе, Керн?

– Двойную.

– Ну, ребята, знаете ли! – возмутился Штайнер.

– Я выпью только от ощущения радости жизни, – заявил Керн.

Лило принесла блюдо с румяными пирожками.

– Налей и мне, – сказала она.

Штайнер подал всем рюмки. Подняв свою, он ухмыльнулся:

– Да здравствует душевная депрессия – эта сумрачная мать всякой радости жизни!

Лило поставила на стол пирожки, глиняный горшок с огурцами и тарелку с черным русским хлебом. Потом взяла свою рюмку и медленно выпила ее. Свет лампионов поблескивал в прозрачной жидкости. Казалось, Лило пьет из розового алмазного сосуда.

– Дашь мне еще рюмку? – спросила она Штайнера.

– Сколько пожелаешь, меланхолическое дитя степей. Рут, а вы как?

– Тоже еще одну.

– Тогда и я выпью вторую, – сказал Керн. – Мне прибавили жалованье.

Они выпили и закусили горячими пирожками с капустой и с мясом. Потом Штайнер присел на кровать и закурил. Керн и Рут уселись на ложе Керна. Лило принялась убирать со стола. Ее большая тень металась по стенам фургона.