Джек Керуак - Сатори в Париже. Тристесса (сборник)

Но я так заворожился старым де Лудеаком, и ни единого такси снаружи на Rue de Siam , что пришлось спешить с этим семидесятифунтовым чемоданом в одной лапе, перебрасывая его из лапы в лапу, и я опоздал на свой поезд в Париж на, считайте, три минуты.

И пришлось ждать восемь часов до одиннадцати в кафе вокруг вокзала – Я говорил стрелочникам с сортировки: «Хотите сказать, я опоздал на этот парижский поезд на три минуты? Вы, бретонцы, чего это хотите, оставить меня тут?» Сходил к блокам тупика и прижался к смазанному цилиндру поглядеть, не даст ли, и дал, поэтому теперь я хоть письмо написать смог (вот будет день) обратно тормозным кондукторам Южной Тихоокеанской железной дороги, теперь начальникам поездов и отставникам, что во Франции сцепляются иначе, что, видать, звучит, как неприличная открытка, но это же правда, но, лязгфигачь его, я десять фунтов сбросил, пока мчался из ресторана Юлисса Лебри на вокзал (одну милю) с этим баулом, ладно же, нахрен, сдам баул в багажное и стану пить восемь часов —

Но, отшпиливая ключ от своего чемоданчика из «Маккрори» (на самом деле он был из «Мартышкина Вора»), я сознаю, что слишком напился и рассвирепел, и замок не отомкну (я ищу свои успокоительные, которые, согласитесь, мне уже нужны), в чемодане, ключ пришпилен, согласно маминым наставленьям, к одежде – Целых двадцать минут я стою на коленях в багажном отделении Бреста, Бретань, пытаясь заставить крохотный ключик отомкнуть запор с защелкой, все равно дешевка, а не чемодан, наконец в бретонской ярости я ору «Ouvre donc maudit!» (ОТКРЫВАЙСЯ ЧЕРТ БЫ ТЯ ДРАЛ!) и ломаю замок – Слышу смех – Слышу, кто-то говорит «Le roi Kerouac» (король Керуак). Я такое слыхал не из тех ртов в Америке. Снимаю синий вязаный галстук из вискозы и, вынув пилюлю-две и завалявшуюся фляжку коньяку, я жму на чемодан со сломанным замком (сломался только один) и оборачиваю вокруг галстук, затягиваю один полный оборот, потуже, а потом, уже схватив конец галстука зубами, тяну, придерживая узел средним (он же некультурный) пальцем, умудряюсь обмотать один конец галстука вокруг другого зубомнатянутого конца, продеть в петлю, главное не дергаться, затем приблизить свои огромные скалящиеся зубы к чемодану всея Бретани, пока я его чуть не целую, и бам! – рот тянет в одну сторону, рука в другую, и штука эта перевязана туже вечнолюбящего сына тугожмотой мамаши, либо сукина сына, во кого.

И я сваливаю его в багажное отделение и получаю свою багажную квитанцию.

Почти все время болтал с большими, тучными бретонскими таксистами, я вот чему в Бретани научился – «Не бойся быть большим, толстым, будь собой, если ты здоровый и жирный». Те здоровые жирные канальи бретонцы переваливаются повсюду, точно последняя летняя боевая блядь ищет себе первого клиента. Костыль киянкой не загонишь, говорят Пшеки, ну, по крайней мере Стэнли Твардович так говорил, который другая страна, я ее никогда не видел. Гвоздик еще можно, но не костыль.

В общем, нарезаю я кренделя по округе, сколько-то вздыхаю, взирая на клевер на утесе, куда я на самом деле могу забраться соснуть пять часиков, вот только за всяким моим шагом следит туча дешевых педиков, или поэтиков, средь бела дня, как можно пойти и лечь в высокую траву, если какой-нибудь Серальо узнает про мои оставшиеся $100 у меня на дорогой сладенькой сраке?

Говорю вам, я с таким подозрением к мужчинам, и теперь меньше к женщинам, что Диана б разрыдалась или закашлялась, закатившись хохотом, во как.

Я правда очень боялся засыпать в этих зарослях, если только б никто не увидел, как я туда заползаю, к своему люку наконец-то, но увы, алжирцы отыскали себе новый дом, не говоря уж про Бодхидхарму и его ребят, что по водам яко посуху пришли из Халдеи (а хождение по воде не за день строилось).

Зачем испытывать мощь читателя? Поезд пришел в одиннадцать, и я сел в первый же первоклассный вагон и в первое же купе, и был один, и ноги сложил на сиденье напротив, когда поезд тронулся, и услышал, как кто-то говорит другому парню:-

«Le roi n’est pas amusez» . (Короля не забавляет.) («Ах ты дребаная Ж!» надо было мне заорать в окно.)

А знак гласил: – «Не выбрасывайте ничего из окна» и я завопил «J’n’ai rien à jeter en dehors du chaussi, ainque ma tête!» (Нечего мне в окно выбрасывать, кроме своей головы.) Баул мой был при мне – Из другого вагона я услышал, «Ça c’est un Kе´rouac» , (Вот это Керуак) – Даже не думаю, что расслышал все верно, но уверены ни в чем не будьте, не только что Бретань, но и земля Друидов, и Ведовства, и Колдунов, и Фее´й – (не Лебрисов) —

Позвольте я вас вкратце поставлю в известность о последнем происшествии, что я помню в Бресте: – боясь уснуть в тех сорняках, которые не только по краям обрывов на виду у окон людских третьих этажей, но, как я уже сказал, на виду у всех бродячих подонков, я просто в отчаянии сидел с таксистами на стоянке такси, я на каменном парапете – Как вдруг между тучным голубоглазым таксистом-бретонцем и худым усатым таксистом-испанцем или, наверно, алжирцем, а может, и провансальцем вспыхнула жестокая горластая драка, слышать их, их «Валяй давай, хочешь ко мне приколупаться, так валяй » (бретонец) и молодой усатый «Рррратратратра!» (какая-то драчка из-за позиции на стоянке такси, а я всего несколько часов назад не мог найти тачку на Главной улице) – Я сидел в этот момент на каменном поребрике, наблюдая за перемещеньем манькой-станькой гусеницы, в чью судьбу я, разумеется, занырнул с головой, как в рыбий садок, и сказал первому такси в очереди на стоянке:

«Во-первых, черт бы вас побрал, езжайте , катайтесь по городу ездоков ищите, не торчите тут на дохлом этом вокзале, там, может, какой-нибудь Évêque хочет ехать после внезапного визита к церковному жертвователю —»

«Ну, тут же союз» и т. д.

Я сказал «Видите вон два сукиных сына там дерутся, мне он не нравится».

Нет ответа.

«Не нравится мне тот, который не бретонец – не старый, молодой ».

Таксист отводит взгляд на новое развитие событий перед вокзалом, кое в том, что молодая вечереватая мамаша тащит на руках младенца, а небретонский хулиган на мотоцикле, едущий доставить телеграмму, чуть не сшибает ее наземь, но по крайней мере пугает так, что душа вон.

«Вот это», говорю я своему Бретонскому Брату, «есть voyou » (хулиган) – «Зачем он так поступил с этой дамой и ее ребенком?»

«Привлечь наше всеобщее внимание», практически ощерился он. И добавил: «У меня жена и дети на горке, за бухтой, вон видите, с корабликами…»

«Гитлера хулиганье и подтолкнуло».

«Я первый в очереди на этой стоянке такси, пускай себе дерутся и будут хулиганами, сколько им влезет – Когда время придет, время придет».