Александр Володин - С любимыми не расставайтесь! (сборник)

Настя удивилась.

– Это хорошо. Я тоже поняла, что они отвратительны. Не потому, что я идейная, я и правда так думаю. Вообще, может быть, дело в возрасте, но все меняется. Раньше я ждала, что любовь придет одна, как солнце. И вот – я не могу влюбиться. Хочу! Влюбиться чисто, ничего не требуя взамен. И – не могу.

– Может быть, еще не время? – предположила Настя. – Я намного вас старше и то…

– Я поняла вас. На всякий случай готовлюсь к одинокой старости, когда я буду вот такая, – она втянула щеки, показывая, какой будет. – Но мне нужно кого-нибудь почитать. Если я никого не буду почитать, я буду чувствовать себя сумасшедшей. Странное ощущение: мне кажется, если бы вы только захотели, я бы пошла за вами куда угодно.

– Все-таки молодость – это страшная вещь, – сочувствуя и переживая, проговорила Настя. – Надо быть мудрой, надо быть очень мудрой.

– Вам это как-то удалось. Вы и хороши собой, вы и умная, и скромная, а это, может быть, главное. Но откровенность за откровенность. Настя! Я не знаю, какие у вас отношения с Толей. Он мне брат, и я его люблю. Но, поверьте мне, – он не стоит вас! Я знаю его пятнадцать лет. Нет, он хороший. Но при всех его качествах – вас он не стоит.

– Злая ты девка, – сказала Настя. – Сейчас это у вас модно: сердитые молодые люди. Но если молодые люди сердитые – это еще полбеды, а вот если женщины станут все злые, что тогда за жизнь начнется, ты себе представляешь?

Больше ей не хотелось разговаривать, она встала и пошла к двери.

Но девочка побежала за ней на лестницу и крикнула вниз:

– Я поняла вас! Вы считаете, что главное – это доброта… Но постойте, как же тогда понять Гамлета: «Чтоб добрым быть, я должен стать жесток?..»

Настю волновали противоречивые чувства.

Как-то в школьном кружке юннатов я видел растение, которое посадили вверх корнями. Нечто подобное случилось с Настей: корни ее прежней жизни были вынуты из земли и повернуты к солнцу. И как сразу стало светло! Но за воздух очень трудно держаться…

Странное дело – когда Настя удивлялась и улыбалась, встречные прохожие, глядя на нее, тоже удивлялись и улыбались. Когда же ее одолевала рассеянность – с прохожими происходило то же самое.

Она и не заметила, как снова оказалась у своего магазина. Он был уже закрыт, но сквозь стеклянную дверь в глубине была видна другая, полуотворенная дверь в конторку. Там горел свет и за столом сидел Яков Алексеевич. Он что-то писал, придерживая бумагу протезом правой руки.

Подняв голову, Яков Алексеевич вгляделся в сумрак магазинного помещения. Из-за наружной стеклянной двери, из уличного света фонарей прямо на него смотрела женщина. Он узнал ее сразу. Она смотрела приветливо и, казалось, хотела войти.

Яков Алексеевич поднялся и подошел к наружной двери.

Женщина кивнула ему.

Яков Алексеевич тоже кивнул, они же были знакомы.

Женщина повертела рукой, показывая, что просит открыть ей дверь.

Яков Алексеевич вернулся в конторку, взял ключи и от волнения присел на стул, но так, чтобы она не видела. Потом он встрепенулся и заторопился к двери.

Женщина была там.

Яков Алексеевич отпер дверь.

Деликатно, не заходя внутрь, она сказала:

– Меня прислала к вам Настя. Ей неудобно, что она в такое время взяла отпуск, как раз отчетность… И она просила вам помочь.

– Как же вы можете мне помочь, – растерялся Яков Алексеевич, – что вы говорите, зачем это…

– Почему же, я работаю в этой же системе. Я очень прошу вас.

Не дожидаясь ответа, она прошла в конторку, села на свое обычное место и повернула к себе бумаги.

– Садитесь же. Ну?.. – велела она Якову Алексеевичу, и он сел.

– Вчера писал, сегодня пишу, писателем стал, – смущенно проговорил он. – Ну что же, взялись помогать, тогда приступим… План выполнен за квартал… по канцелярским товарам сто два процента. Вот здесь. Написали? Дальше.

– Переворачивать на другую страницу? – спросила Настя.

– Спасибо, переверните, правильно.

Зазвонил телефон.

Яков Алексеевич взял трубку.

– Виноват… Да. Ну, ну. Я… Да ты не реви, давай условие… Вот конкретный предметный разговор. Начерти круг. Ну, окружность. Есть? Теперь проведи диаметр. Так? Откладывай градусы. Вправо. Ну, сколько там сказано? Сорок пять? Значит, сорок пять. Уяснил? Дальше давай сам. Там в шкафу холодное мясо. Ты его поджарь с картошкой, сам поешь и покорми Вову. И не звони зря, я занят.

Он положил трубку.

– Вот как без жены-то, – посочувствовала Настя. – Вы ведь еще дома не были? Давайте я сбегаю в гастроном, колбасы вам принесу.

– Зачем вы мне будете бегать в гастроном, – проговорил Яков Алексеевич, щелкая дыроколом.

Все это было так странно, невозможно, что он потерялся.

– Видите, приложение номер четыре, вот где мы ничего не сделали… Шли бы вы домой, поздно уже. Хватит, вы мне помогли. У меня, вот видите, главная трудность – что писать неудобно, все в голове держу.

– Если надо, я могу вам писать. Что-либо по отчетности или по заказам, мне нетрудно, – сказала Настя. Она всегда жалела Якова Алексеевича, а теперь у нее прямо сердце щемило.

Яков Алексеевич молчал. Настя видела, что ему не по себе, и тоже молчала.

– Зачем же, скоро Настя выйдет, – сказал он. – А вы – идите, прошу вас. Не знаю, как вас звать, прошу вас, вам все равно, а мне так будет лучше. Я вам серьезно говорю.

Настя встала.

Яков Алексеевич тоже встал, не глядя на нее.

Настя обошла стол и поцеловала его в щеку. Он и тут не пошевелился и глаз не поднял.

Настя вышла из конторки. Она достала из сумки сплюснутый белый цветок, положила его на стеклянный прилавок и, привычно отперев дверь, ушла.

Она долго шлялась по улицам с веселыми и смешными мыслями в голове. Перемена, которая с нею произошла, открыла перед ней немалые возможности. Одно то, что она сумела так взволновать Якова Алексеевича, уж он запомнит ее надолго… А что еще предстоит ей? Какие приключения ей суждены? Каких людей ей доведется узнать?

Дом культуры. Не из гигантов, а проще, районный. Со всеми колоннами и балкончиками, какие положены, но – поменьше, и с художественным полотном в вестибюле, изображающим несколько башенных кранов разной величины.

Обычный вечер отдыха, небольшой концерт и танцы.

На сцене немолодой, привыкший к небольшому успеху конферансье поет песенку. Начало каждого куплета адресуется невидимому начальству и исполняется взволнованным грудным голосом, вторая половина посвящена неверным женам или неполадкам снабжения и адресуется непосредственно зрителям.

В зале сидят Катя с Лешей и Настя. Катя не вникает в суть конферанса – муж только сегодня вернулся из командировки.

Происходящее в зале ему не нравится.

– Вот халтура, – ворчит он. – И это сегодня, в Ленинграде, фантастика! Зачем ты меня сюда привела?