Андрей Битов - Нулевой том (сборник)

Уже есть что вспомнить…

Помнишь, как тебе исполнилось семнадцать… А дальше… Дальше? Пошло, поехало! Оглянулся – двадцать. Оглянулся – двадцать семь. Лермонтовский рубеж. И оказывается – что-то уже сделано, надо задумываться над тем, что ты не ребенок. Вдруг замечаешь, к примеру, что вот подходит автобус, и если ты не побежишь, то он отойдет, и если раньше ты обязательно побежал бы – к спеху, не к спеху, побежал бы – и вскочил бы и повис, то теперь идешь себе, и автобус сейчас отойдет – а не бежишь. Он отойдет у тебя под носом, а ты чинно встанешь первым в очереди и начнешь терпеливо, без озлобления, ждать следующего. И не то что бы бегать уже разучился или врачи запретили. Просто вдруг неохота бежать и поспевать на этот автобус, можно и подождать, и подумать о чем-то незаметно.

Встретишь приятеля, школьного, старого, на одной парте сидели, – и говорить не о чем. Переберешь, кого видел, – и окажется: никого не видел. Ну, как ты там? Да ничего. Слыхал, пописываешь? Да вот, грешу. И разошлись. И стыдно чего-то.

Не так давно одного из нашего класса встретил – Костю 3. Он только срок кончил: бродил по городу и вдыхал родной воздух. Разговорились. Все он такой же, не изменился. Посерел, поредел как-то с лица – а так то же самое. И никак не представить мне было, что он – преступник. Все его маленьким видел: все тот же легкомысленный, неспособный мальчик – не медалист. Костя поразил меня одной историей. Я тогда чуть ли не впервые задумался, что мы все-таки уже не дети. «Представляешь, – говорит, – вижу я, в садике две девочки симпатичные на скамеечке сидят. Ну, подсаживаюсь. То да се. А они – даже не реагируют. Я и так и этак. А они – словно и нет меня. А я ведь так ничего себе и с лица, и в разговоре. И девочки не то чтобы очень строгие на вид. Да что же это такое? – думаю. Попробовал еще – никакого результата. Тут я не выдержал и говорю: да что же это, девочки? Невежливо даже как-то. А они мне: “А нам неинтересно – ты уже старик”. Старик, а? Каково?!» Костю вскоре опять посадили, а я эту его историю частенько вспоминаю и себя одергиваю.

И забавляешься домашней статистикой. Большие числа – большая точность, малые числа – точность, конечно, поменьше. Но уже и не так мало людей прошло через жизнь – можно их вспомнить и обнаружить статистические закономерности. Процентовка грубая – в бюллетене ее не опубликуешь. Но вот окончили лет десять назад школу двадцать пять человек: два кандидата наук, пять офицеров, один секретарь райкома комсомола, один лесник, один даже в сумасшедшем доме… Остальные выпали из поля зрения, но тоже почти все специалисты, почти все женатые – способный выпуск, рекордное число медалистов (десять, что ли?). И еще один – знаменитый человек, во всех газетах прописан, начальник экспедиции, изучает вулканы – мой друг. И я.

Разные получились из нас люди. Даже не верится. Действительно ли я сидел на одной парте с этим человеком? Скажешь об этом кому-нибудь – можешь попасть в неловкое положение. Подумают, врешь. Будто если он такой знаменитый, то он и ребенком не был, и в школу не ходил, и никто с ним за одной партой не сидел…

И все-таки это он. Мы сидели на одной парте. Более того, мы ходили в один и тот же детский сад. Быть может, даже выходили на прогулку в одной паре. Что пишут теперь о моем друге?

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

ПОКА ДРЕМЛЮТ ВУЛКАНЫ

ШАГАЮЩИЙ В БУРЮ

К ТАЙНАМ ДЫМЯЩИХСЯ ГОР

ИДУЩИЕ ПО ОБЛАКАМ

ВУЛКАНЫ НЕ МОЛЧАТ

РОБИНЗОНЫ ШТУРМУЮТ ОГНЕННОЕ ЛОГОВО

ПУЛЬС ВУЛКАНА

ВТОРГАЯСЬ В ОГНЕННОЕ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

ВУЛКАН ПРОСНУЛСЯ

В ПАСТИ БЕЛОГО ДРАКОНА

НА КРАЮ ПРОПАСТИ

СХВАТКА У ЛОГОВА ДЬЯВОЛА

КАРЛИК СТАНОВИТСЯ ВЕЛИКАНОМ

ПОКОРИТЕЛИ ОГНЕДЫШАЩИХ ГОР

ПОВЕРЖЕННЫЙ ВУЛКАН

Это еще только заголовки! Причем далеко не все.

Как много сделано, если верить газетам… А если сделано так много, то сколько же прошло времени? Тоже много? И, с другой стороны, все, конечно же, только начинается. Как всегда. Так сколько же нам лет на самом деле? Сколько же мне лет, если мой друг уже в вулканы лазает?

Старик – не старик, конечно. Очень еще молодой даже. Но вот забавно… Десять лет назад – редко, когда знакомого встретишь. Бродишь, бродишь – людей много, а знакомых нет. И всем в лица вглядываешься. Разные люди, незнакомые – интересно. Теперь бредешь, весь в себе, никого и не видишь вокруг – окликают. Ты ли это? Сколько зим! Да, это я… Подумать только…

Нынче выйдешь на улицу – и все знакомые, знакомые. И незнакомые словно бы уже тысячу лет в твоих незнакомых ходят, так что как бы и тоже знакомые. Зайдешь в кино – обязательно знакомый, в ресторан – знакомый, в трамвай – знакомый. И где только с ними виделся? Когда успел? С тем – в экспедиции, с этим – в армии, с тем – учился (в школе, техникуме, институте – нужное подчеркнуть), а вот с этим – в отделение, как-то раз было, попали… Идешь по пляжу – подумать только, вот этот маленький, седенький, пузатенький – кто бы это мог быть? Отчего это он на меня так испуганно смотрит? Да это же капитан Бебешев, замполка по хозчасти! Он меня как-то на «губу» ни за что загнал. Просто ненавидели мы друг друга. «Вот встречу на гражданке!..» – грозился я. И встретил наконец. И словно озарение и радость: «Ба, Николай Васильевич! Вот неожиданность!» А он, дурак, пятится: то ли не узнает, то ли узнавать не хочет. Признал-таки. Боится он, что ли? Вот чудак! Да я же люблю его в эту минуту. И не помню зла. А он все жмется. «Молодец, молодец… – говорит. – А вот я уже в отставке, – говорит. – Тут за городом и живу. Домик себе справил…»

Боже, думаешь… И этого человечка я ненавидел, и боялся, и зависел от него? И времени-то прошло почти ничего – лет семь… И ухожу. А он стоит, седенький, пузатенький. Жена толстая. И вокруг белоголовые детки ползают. А ведь зверь был! Уж как его не любили. Чуть в тюрьму меня не загнал… Что ж поделать, человечек, не трону я тебя, рад я тебе – память все-таки, мое прошлое – не твое…

Что говорить, новых знакомых уже и сосчитывать трудно, и словно не замечаешь их. Словно бы познакомился – то это еще и не познакомился. На следующий день и не заметишь и не вспомнишь, и тебя не заметят, не вспомнят. Мало ли кто кому руку за день подает…

Знакомых много, а друзья… где они?

…В течение двух минут три угловых удара! Темп игры пределен. На скользком от дождя поле все время надо быть начеку. В игру вступает вратарь «Буревестника» Генрих Ш. Великолепно взяв верхний мяч, он спасает команду от, казалось бы, неминуемого гола. В игре обозначается перелом. И вот уже атакует «Буревестник». Гол! Еще гол! Теперь ясно, кто чемпион города по футболу…