Тихон Чурилин - Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа)

После хозяином стало Волостное: возглав – старшина, Хренок, члены – Малакков (династия старой гвардии ямщиков) Кобельков, Плядушкин, Матершинин и писарь Фирст, поштишто Фюрст, князь, до того важен, смышлён и хитер, прямо Виттьте 18, а то и сам Протопопов 19, премиерминистр. Члены – это один, как говоритца, важнецкий ямщик, другие – кто землицей, кто огородами, кто арендацией припеваючи жили, оборачиваясь. Словом, кулачки. А старшина – старичонка, пердун и матершинник, а по профессии – барахло, дикой, купец в мелочишках. – Султан в заднице дробь!

Владели Подмонастырной варяги волостного – а просвещали подмонастырным ж, трёхклассным-церковно-приходским училишшем, где учителем был Петрыоныч 20, семинарист, увалень вроде Сельвинского Ильи Львовича, поета и арктикопутеиста – обломова 21, но знающий и начитанный мужик, эдак со слегка бухаринским уклонцем 22, которого тогда ещё и не было, впред значит дано! Медвежея повадка: тяжёл и всеволосат.

В помочь шла с ним, рядком, учительша Раз’давайкина, Фаина Селиванна; раз ли она давала или несколько раз, но давала в жизни изрядно качеством дая.

Собой – аблимант, тиха-то, плавна, но изюминка затыкала её большая и от этого было внутри брожение – на ять. Тихо блажная, ни и блаженно ярая, по специальности: бабблаженство.

Учила неплохо, ребят любила и не баловалась с подростками, а также и с учителем: ни. А тёр её груди и мял итакдалее инодиакон Гавриил, а жизнь её была – гаврилиадой 23. – Гаврилкино ложе, поддиаконская подстилка!! ругали её жонки – и ненавидели!! была первач!! Регентом ребячьего хора был свешник-безбородый-скопец, отец Паникадил. Чортешто, разве в святцах такое есть? И ребята просвещались на все сто, а то сто ноль, всю тысчу!

Из слободы, стрельцов, вышли выпихнуты, выдвиженцы 24, дети незамужних девиц, Толстеньков Онис, Вокаров 25Апросиньин, Федюньчиков Ванька. Политики, иемназистами, стюдентами бога не боялись, царя не чтили, читали Толстого граха, Карлумарксу 26и Кавутсково 27. И Баркова 28полное собра сочинении: бибредкость. Потом буянили в ниверситете. Потом прокламацие 29разводили. Потом их развозили по провинциям-городам, где под надзором полиции били баклушинские ничево. Потом, по ликвидации дела, попропадали в центрах. Помнитца, попомнитца, о новине 30, о золотом хлебе в слободах, в Стрельцах. Там жили и жили как б остаточки давишних стрельцов: городовые – старший Точкарёв, прямо кошкина башка – особенно башка, особенно, особенно в глазах, в ушах – хитрюшшая мордофонья! У младшего городовули, Спарычова, была тоже, очень миловидная, жонка, славная – и швеила. У ней был сын Мишка, сверстник автора 31. Он и был сверстником Тимки Чудилина, емназиста. А у Тимки-емназиста послеприготовишки, первоклассника, была нянька Марфникитишна, под столет, с шишкой седой поверх волос, сама была крепостная, а сын, Вегор, – от барина выблядок. Ну она и давала заработать жонке Спарычова, Анисьвасильвне Миловидной – и ничего подобного насчёт городовихи, прямо была душа: проста. Ну и платья няньке шила и хурду бурду, вроде тёплых штанов. Ну и была у них землишка, дведесятины, и огород, сеяли хлеб. Вот когда его собирали в снопы, молотили и смололи зерно, был золотистый хлеб, его и ели, подчавк, подвсхлип губ, с умилением и со щами.

В-в-вввкусно! Зам-м-мечательно! Аблимант, ничего что у городовишки. Во-первых, он был молодой, мужик слободской был, а, во-вторых, и в полиции то так – барахлил ни взяток ни пяток, так – ни богу, ни чорту, нисвечка, никочерга, га, га! Ничево, не зазорно.

И ещщё была также любовь у Тимки. Любовь, любовь юбошная 32, и Елена, Еленка, была прислугой у Шьевского 33. Шьевский Михалганганыч, был бокалейщик через дорогу: щеколад, кофий, кофий-цыкории и бонбы серебленые, а под серебром – коричневое тёмное, Ейнем 34делал здорово – сладко, падко и лапко, и ничеподобного с теперешним гитлеровским коричневьём 35и нини; то, ейнемские, – францюзская коричневь.

Еленка была из тех самых Стрельцов, дом имели неотчий, мамаки и сестра посудомойкой работала в складе Чудилина, Василиска: у ней была мать и две сестрёньки, Волька и Палагвея. Волька была хооолодная как мышь, а Полинка была замужем за половым Чудилинским, старшим ффэциянтом, Ванса́харычем, служившим в австерии-истерии-расторгане. Эдак дак! Звали её Полинвасильна. Эдак дак, да так – и выскочила в замужество Еленка, Еленвасильвна, отдавали её, заприданили – и предали (продали). Мужем нарекли мужика-отходника Иеремию, кислого психостеника и побродягу (всё на сторону). А была раскрасива Еленка: полна, не то, иль дородна, стройна, высока, глаза серые с поволоклой 36и сс-содержанием!! Ей богу, содержание было при форме и с формой вместях; значит – была и реалистична-социальна.

Вспомнится памяти девишник в Стрельцах – все девки, а из мужчин – Чудилин Тимка, да кондитер Питербургской – Симеон, сам из Стрельцов, брат – половым у Чудилина, а сестра тож мыла бутылки у Чудилина в складе.

Вспомнится памяти чистая длинная горница в избе, гостевая парадная. Две молоньи-лампы 37и стеарин пылает с багровом нагаром. Стол бранно убран. На нём – заедка, орех лесной, свой, волоцкий, мериканский, фисташек, миндаль и грецкий фундук. Всё от хозяина Шьевского (он и приданил Еленку и было за что). Питьи: цытро, мёд, пиво – и наливки: вишневая и нежинская. Брага из Хорошовки 38: там уж делали!! Брага и кормилицы, мамки и малина, вот экспорт Хорошовский. Вотка-белоголовка, всё от Чудилина, ничего от Стуржиных: ещоб! Музыка: грамахвон, монарх 39, две гармоньи: трёхрядка и невская – и жилейки. Ещё гребешки с папиросной бумагой: через. Музыканты – бабы-девки, искусницы на всё. И два почётных единственных гостя из мужчинов: Тимка и Симеон. Чудилинский-наследник в модном сертуке чёрного крепу, елецкого шитья, с реверами 40муар-антик-аблимант 41, побортам. Белый жилет крахмал, воротнички Воскорвуаль 42и галстук от Мюрмелиза 43: чёрной проседью, рыгант 44. Симеон – в визитке, галстух – бабочкой, воротнички ден-ди черезвычайного полотна из Парижу! Брюки – вполос с растворотом на низу́. Жилет из чёртовой кожи замши аль крокодильной, тожь из Парижу! Духи – «Трепет ящщирицы»!!! аткинсон 45из-за границы! Картинка и всё! Причёсан – алакапуль 46, а Тимка – прямой пробор от лбу до затылку (Симеон пробирал!). Духи – «Явайская гитара» и ещщё всемесь, не разберёшь што. Оба – с пукетами и с конфетами: Тимка – из олеандров, пунец, а Симеон – из Чулковских роз: розовых белых и крем-пойдём-со мной, антик! И по три фунта конфет на стол: набор парисский и глаузированные овощи арбуз-дыня и тыква с райскими яблочками!!!

Напротив двора-входа, у стены, приданый сундук, на нём – постель атласная голубая, с горой подушек холмом подушечным гагачья и заячьего! На верху – думка. В углу треекратное зеркало: и туда и суда и как хошь. Новость! Всё Михалсворганыч выдал щедро. Чего не пели, что не плясали и танцевали девки. Лянсья 47, полькю, матлот 48, кадрыл, черташ 49! И шенконь 50, такой танец.