Любомир Мицич - Варварогенный децивилизатор

Петар Паллавичини.

Скульптурный портрет Растко Петровича. 1922

– Всё-таки ваш пессимизм кажется мне чересчур модернистским.

– Да что вы! Дурные слова суть дурные суждения, а дурные мысли равны дурным поступкам. Модистки и пессимисты тут ни при чём, когда речь идёт о зенитизме. А зенитизм – это чистой воды оптимизм, мысль, очищенная ото лжи, идея без лицемерной подоплёки, луч света в тёмном лабиринте философии, литературы или политики…

– Но если существование человечества вы отрицаете, то как же вы можете любить и быть любимым? – не унимался сочинитель, намекая на стоящую рядом Сербицу.

– Я-то?.. Через отрицание я как раз-таки утверждаю. Отрицая материальную ценность вещей, я утверждаю собственные чувства, а с ними и духовное бытие материи во всей вселенной. Это то, что я называю метакосмосом 23. И пусть такого слова нет ни в одной энциклопедии, как, собственно, там нет и моего имени или понятия «зенитизм». И кстати, любви научить никого нельзя, ведь любить – всё равно что дышать! Вот вам доказательство: меня любит одна-единственная женщина, а мужчины на горе Авале – все поголовно – меня ненавидят. И чтобы уберечься от этого смертоносного порыва ветра – а я имею в виду завихрения, что возникают в человеческой любви и ненависти – я родился уже женатым! Да, именитый вы мой бедняжка, в брачный союз я вступил тогда же, когда появился на свет.

– Что вы говорите?.. Вы женаты?.. И на ком же?..

– На моём духе!.. А гений мой обвенчан с гениальностью всех варваров на земле. Такому человеку, как вы, нетрудно понять, о чём я говорю, не правда ли?

– Вы явно сумасшедший!..

– Легко сказать и написать, а доказать-то сложно! Впрочем, попробуйте-ка! Это же лучший способ научить любого уважать труд ближних, а может, даже и восхищаться их гениальностью. Разве я не говорил, что с самого рождения я, варвар, обвенчан с гением? И соединил нас зенитизм. Это настоящий союз любви, а у вас его называют то глупостью, то безнравственностью, то дикостью. Да-да!.. Я и сам плод такого союза, ребёнок, рождённый в браке левой руки. И имя моё, соединившее в себе свет и тьму, не только не скрывает этого обстоятельства, но и наоборот, всячески его подчёркивает: В-а-р-в-а-р-о-г-е-н-и-й!

– Но, чёрт возьми, что же из вас получится?

Сербица рассмеялась.

– Писатель?..

– Ох, да я вас умоляю! Вам нечего бояться. Я на дух не переношу это семейство несуразных старых дев с повадками уличных девок. Однако ж ваша маска мне знакома: да это же личина Господина Лицемера, которую я видел минут пятнадцать назад, час спустя после основания зенитизма. И как же, по-вашему, варвар, безумец, неуч может быть достоин места в вашем почтеннейшем цехе?.. Но если «писателем» называют того, кто в трудах своих и учениях созидает собственную эпоху – даже если его оклеветали и объявили вне закона или же затаскали его по судам за то, что он славил родную страну и народное воскрешение из мёртвых, пока над Балканами и Европой завывала буря, – тогда я он и есть, и в вашей помощи, сударь, – в помощи человека с лицом и мыслями Господина Лицемера – я не нуждаюсь. Ибо в один час со мной родился новый мир, началась новая антипессимистическая эра: эра зенитизма, эпоха де-цивилизации!

Толпа вокруг памятника Неизвестному Сербскому Герою пустилась в пляс. Люди кричали, пели, восторженно галдели, а Сербица, наоборот, всё больше грустнела. Её охватила такая печаль, что казалось, будто суровые линии самого памятника перенеслись под звуки танца «коло» на её лицо. Она ведь понимала, что Варварогений не в силах остановить людей, танцующих на могиле того, кого он считает своим отцом.

Сербица мрачно поглядывала на Варварогения. Больше всего её удручало то, как холоден он с ней был.

Тем временем, вернувшись на плато, Варварогений невозмутимо наблюдал за зажигательным народным танцем, рисующим на фоне зелени красочные узоры, похожие на живую гирлянду из мужских и женских фигур. Ему очень нравились эти необычайно изящные, ритмичные движения, до того заводные, что порой они напоминали какую-то дьявольскую пляску.

Драгутин Инкиострий. Балканский народный танец.

Почтовая карточка. 1930-е

– Может, жизненная энергия и характер народа ярче проявляются в танце, чем в мышлении? – подумал он и сам же себе ответил: – Ах, если бы только мыслили они так же, как танцуют и поют!..

Затем он вдруг наклонился к Сербице и тихонько произнёс:

– Я узнал, что для счастья людям не нужна правда. В их показном стремлении к правде и служении ей сама правда им только мешает. Да, в общем и целом, правда лишь омрачает счастье кичливых женщин и мутит умы заурядных мужчин.

– И где же вы это узнали?.. – встревоженно спросила Сербица, не в силах скрыть обиду на слова Варварогения, в которых к ней лично ни толики внимания не чувствовалось.

– Прямо здесь, пока я смотрел на мир. Я говорю о знании, чтобы вызвать у окружающих интерес и добиться понимания. Так я могу придать вес словам – ведь приём этот совершенно необходим, чтобы получить признание неверующих! – а затем донести мои убеждения до тех, кто станет меня слушать. Это лишь один из многочисленных способов продемонстрировать ту самую скромность, какую все требуют почему-то именно от властителей душ, от духократов, а вовсе не от подлецов или дураков. Послушайте меня, Сербица!.. Я с самого рождения стал свидетелем ваших мучений, они раскрывают для меня вашу божественную красоту, и поверьте, по отношению к вам и к самому себе я проявляю предельную, истинную скромность.

– Не будем об этом!.. Меня заботит другое. Сколько же, вы полагаете, вам сейчас лет?

– Честно говоря, возраста у меня нет. Или, если угодно, во мне сошлись все возрасты человека. Я старше Сербии, именуемой Югославией, и младше Адама – вот и посчитайте!.. Только всем остальным и в особенности моим соотечественникам я этого никак не втолкую. Придётся положить начало целому течению, чтобы внедрить новый способ самовыражения, распространить новый вид мышления! Нужно основать целую школу, чтобы люди научились думать самостоятельно, чтобы они сумели постичь даже нечто непостижимое. Новым винам новые бочки! Однако ж…

– Вы поэтому так несчастны?

– Несчастен?.. Да ведь на земле нет никакого повода для счастья или несчастья.

– И всё же сдаётся мне, несчастье вас тяготит.

– Как может меня тяготить что-то, чего не существует? Судите сами: весь мир танцует на могилах, ни на секунду не задумываясь о том, что творит. Значит, нет никакого несчастья! Несчастье, страшное горе существовало когда-то давно, в былые времена, а теперь его не осталось. И памятник этот, воздвигнутый в честь Неизвестного Героя, тому доказательство, ведь иначе бы он тут, перед нами, не стоял. Нет, несчастью в жизни не место! Для чистого, природного человека, для человека нагого, для варвара несчастья не существует. Спросите у Неизвестного, он вам расскажет. Смерть несчастьем, наверное, ещё может быть, но и это не факт. А что до жизни, то вы же видите, как все за неё цепляются. И поскольку мёртвые никаких подробностей никому не сообщают, то и я углубляться в детали не стану. Лучше уж молчать, чем пускаться в долгие рассуждения на латыни или разводить византийское словоблудие. Живым, которые так часто говорят ни о чём, хорошо бы не позориться перед цветами, собаками и птицами, ведь те тоже живут на свете, но не пытаются понять, счастливы они или нет. Давайте же подражать тем, кто лучше нас! Пока они живы, для них так вопрос даже не стоит. Послушайте, как поют авальские соловьи!.. Пора бы и нам научиться жить, не спрашивая себя о том, какие мы: счастливые или несчастные, большие или маленькие. Давайте петь, когда нам кажется, что мы несчастней всех, и танцевать, когда мы кричим о счастье. В мире есть немало нажитых бед, но врождённого несчастья не бывает. И пока от близких нам не досталось горя, мы, в общем-то, не имеем права на счастье или несчастье. Так крикнем же этим цивилизованным фальшивкам, виновникам всех бед человеческих: «Убожества!..» Когда-нибудь нужно заявить им: дойдите уже, наконец, до того, с чего я начал – до умственного и нравственного очищения, до выведения шлака из души и мозга. Вылезайте из псевдоевропейских джунглей, выбирайтесь быстрее, вам грозит опасность! Вернитесь к варварству, ведь лучшие среди вас с самого начала, сами того не ведая, были варварами. Варвары – вот истинная элита всех народов. Хватит врать и лицемерить… хватит спекулировать самыми высокими человеческими чувствами… хватит торговать человеческими жизнями… покончим с безнравственностью механического человека, долой человека с мотором! Но если во всём этом бардаке вы продолжаете верить в зрелость лет и в вершину цивилизации, тогда уж лучше надеть на вас смирительную рубашку, чем кричать: «Спасайся кто может!..»