Артюр Краван - «Я мечтал быть таким большим, чтобы из меня одного можно было образовать республику…» Стихи и проза, письма

Однажды он даже решает сказаться мёртвым, чтобы его творчество, наконец, оценили по достоинству («тогда создадут какую-нибудь комиссию для посмертной публикации моих работ» [7] Из письма Кравана матери (1912), см.: Cravan A. Op. cit. P. 146. ), и, недолго думая, объявляет о запланированном самоубийстве на одном из своих выступлений, но, конечно же, обещания этого не сдерживает.

Кроме того, с 1912 по 1915 год он издаёт собственный журнал «Сейчас» и сам же продаёт его с тележки на улицах города. Там под разными рубриками и псевдонимами появляются его стихи, рассказы, размышления и критика. Именно так называемая критика и принесла журналу скандальную известность: четвёртый номер Краван составляет в виде разбора творчества, а точнее, в виде дерзких, упоительно грубых и комичных комментариев к работам художников, участвующих в парижском Салоне Независимых. Отпечатав журнал в достаточном количестве, поэт-боксёр отправляется продавать его прямо к дверям салона, полагая, что сами же художники «купят <���…> журнал лишь для того, чтобы увидеть свои имена в печати». Желаемого результата («позлить моих собратьев, чтобы добиться известности и заставить мир заговорить обо мне») он достигает, судя по воспоминаниям Габриэль Бюффе-Пикабиа, достаточно быстро:

«Все посетители спешили купить журнал и сразу же начинали его читать, прыская со смеху. Но некоторые, самые возмущённые, задумали устроить ему <���Кравану> взбучку. Стоит признать, что выглядели они, мягко выражаясь, некрасиво. Решив, что сила в большинстве, они собрались в группу из десяти-двенадцати человек и напали на него при выходе. Всё это завершилось в полицейском участке и не в пользу Кравана. Аполлинер, обожающий дуэли, а точнее, само действо, не мог упустить такой замечательной возможности и направил понятых к оскорбителю Мари Лорансен [8] Эта художница была музой и любовницей Г. Аполлинера. » [9] См.: Buffet-Picabia G. Aires abstraites. Genève: P. Cailler, 1957. P. 94. .

Дабы загладить инцидент, Краван охотно выпускает «Новое дополненное издание» с исправлениями, в которых, тем не менее, не прослеживается ни толики раскаяния. Призвав читателей прислать ему деньги и подарки, а также анонсировав шестой номер «Сейчас», он бросает журнал, свою жену Рене Буше и опостылевший ему Париж и снова отправляется в путь. Первая мировая война застаёт его на Балканах (впрочем, версии о его местонахождении в это время расходятся), но Краван неутомимо продолжает переезжать из одной страны в другую. Он систематично меняет паспорта и, кажется, не имеет никакого стабильного заработка. Его знакомые и друзья теряются в догадках: одни говорят, что Краван во Франции, другие утверждают, что он где-то в центральной Европе, а среди документов вдруг находится афиша афинского театра, в которой объявляется о первом в истории Греции бое между « канадским чемпионом Артюром Краваном и призёром олимпийских игр, боксёром Георгием Калафатисом» – в общем, Краван бежит от мобилизации. Он категорически против войны:

«Ваша война <���…> будет последней, если она только когда- нибудь закончится. А закончится она намного раньше, чем все предполагают. Появилось уже достаточно много оголодавших людей. Только вот не стоит особенно рассчитывать на то, что всё вернётся на круги своя. Эта война оставит после себя полную разруху. Весь мир, к примеру, ждёт крах, и – запомни мои слова – крах этот продлится не мгновение и даже не десять лет, а возможно, целых двадцать» [10] Цитата из «Колосса» Мины Лой даётся по изд.: Cravan A. Op. cit. P. 245. .

В 1916 году он оказывается в Барселоне и даже остаётся там на некоторое время: общается с семейством Пикабиа, даёт уроки бокса и выходит на ринг с чемпионом мира Джеком Джонсоном. Однако вскоре военная смута начинает ощущаться и в Испании, и Краван – виртуозный дезертир – немедленно уезжает в Америку:

«Меня не заставишь маршировать! Я не марширую для их современного искусства. Я не марширую для их Великой войны!» [11] Ibid. P. 244. – объявляет он.

В Нью-Йорке он продолжает пускать всем пыль в глаза:

«Казалось, он жил жизнью настолько праздной, что все с полным на то основанием считали его богачом. Он часто рассказывал о своей вилле с верандой (которая в конечном счёте оказалась будкой на крыше Пенсильванского вокзала)» [12] Ibid. P. 242. .

За неимением жилья Краван ночует у проституток, но действуя по тому же сценарию, что и в Париже, он достаточно быстро осваивается в кругах нью-йоркской богемы:

«Он добился немалого успеха на ужине, устроенном в его честь в клубе Н…, спросив у присутствующих: “Почему это вы, американцы, столь невыносимо грубы?” И все тут же ринулись наперебой приглашать его в гости…» [13] Ibid. P. 242.

Краван в мгновение ока становится завсегдатаем галерей и разнообразных художественных мероприятий и продолжает с нескрываемым ликованием ловить на себе удивлённые взгляды. Так, на очередном бале-маскараде он появляется в одной простыне, накинутой на голое тело, и, оказавшись в центре внимания, пытается снять свой «костюм».

Он активно общается со Стиглицем, Пикабиа, Дюшаном, Аренсбергом. Последний, кстати говоря, часто выручает Кравана из бесконечных переделок и оказывает ему материальную поддержку. На нью-йоркской выставке Независимых Кравану предлагают прочитать лекцию о современном искусстве, а на следующий день газета “The Sun” [14] 20 апреля 1917 г. выходит со вполне ожидаемым заголовком: «Сенсация у “Независимых”: Артюр Краван, поэт и боксёр, шокирует даже жителей Гринвич Виллидж [15] Гринвич Виллидж – в начале XX в. этот район Нью-Йорка был излюбленным местом жительства богемы – людей, которых мало чем можно было удивить. ». В разгар своих нью-йоркских эпатажных похождений Краван знакомится с английской поэтессой Миной Лой и чуть ли не сразу после знакомства делает ей недвусмысленное предложение: «Ты непременно должна пойти жить со мной в такси, – бросил он, – мы могли бы завести кошку» [16] Цитата из «Колосса», см.: Cravan A. Op. cit. P. 236. . Важнейший, если верить критериям литературоведов, представитель авангардного направления в поэзии Мина Лой вспоминает слова Кравана: «При первом же удобном случае <���…> он <���Грин> [17] Речь идёт о знакомом Кравана и Мины Лой в Мексике, некоем ньюйоркце по фамилии Грин. прижал меня к стенке и принялся горячо поздравлять меня <���…> с тем, что мне несказанно повезло жить с величайшей поэтессой, которую только носила земля… Естественно, дорогая, – прибавил Колосс с нежностью в голосе, – я не стал ему говорить, что для меня твои стихи – это какашки» [18] Цитата из «Колосса», см.: Cravan A. Op. cit. P. 259. . Их роман стремительно закручивается, но Краван, хоть он и влюблён, всё равно боится оставаться в Нью-Йорке, где уже вовсю идёт призывная кампания. Сначала он колесит по Америке, а затем отправляется вместе со своим другом художником Артуром Фростом в Канаду, надев для отвода глаз солдатскую униформу. Об этом походе с иронией вспоминает Франсис Пикабиа в книге «Иисус Христос Авантюрист»: