Чинуа Ачебе - Покоя больше нет. Стрела бога

– Хорошо, – кивнул тот, ощупывая набедренные карманы. – Выпишите мне квитанцию.

Мальчик, и не думая ничего писать, внимательно посмотрел на Оби и сказал:

– Я могу снизить тебе до два фунты.

– Как это? – удивился Оби.

– Я снизить, но нет квитанций официально.

Оби потерял дар речи. А потом просто покачал головой:

– Не глупи. Если бы здесь был полицейский, я бы тебя сдал.

Парень вылетел из каюты, не произнеся больше ни слова. Позднее Оби увидел его возле других пассажиров.

«Старая добрая Нигерия», – сказал он себе, ожидая, пока к нему в каюту явится другой чиновник. Наконец, когда всех остальных пассажиров уже обслужили, к нему пришли.

Если бы Оби приплыл почтовым судном, Прогрессивный союз Умуофии (его Лагосское отделение) устроил бы ему в порту пышную встречу. И все-таки на собрании было принято решение организовать большой прием с привлечением репортеров и фотографов.

Приглашение направили также Нигерийскому радио, чтобы, воспользовавшись случаем, записать женский хор Умуофии, который разучил много новых песен.

Прием состоялся в субботу в четыре часа дня на Молони-стрит, где у президента была двухкомнатная квартира.

Все, как подобает, облачились в агбада или в европейские костюмы, кроме почетного гостя, который по причине жары явился в одной рубашке. Это была первая ошибка Оби. Все ожидали, что молодой человек, вернувшийся из Англии, оденется поэффектнее.

После молитв секретарь Союза зачитал приветствие. Он встал, прочистил горло и начал произносить текст, написанный на огромном листе бумаги:

– Приветственное обращение служащих и членов Прогрессивного союза Умуофии Майклу Оби Оконкво, бакалавру искусств, прошедшему дополнительное обучение в Лондоне, по случаю его возвращения из Объединенного Королевства, куда он ездил в поисках золотого руна.

Сэр, мы, служащие и члены вышеупомянутого Союза, со смирением и благодарностью передаем вам эту дань нашего признания вашей беспримерной блестящей учености…

Он говорил о великой чести, которую Оби оказал древнему городу. Отныне Умуофия включена в союз других городов, шествующих к политическому ирредентизму, социальному равенству и экономической эмансипации.

– Нет нужды доказывать, как важно, чтобы один из наших сынов находился в авангарде этого прогрессивного движения. Народ говорит: «Наше – это наше, а мое – это мое». В нынешнюю судьбоносную эпоху, в ходе нашей политической эволюции все города и деревни соревнуются, кто скорее получит то, о чем можно сказать «мое». Мы счастливы тем, что сегодня в лице нашего выдающегося сына и почетного гостя у нас имеется такая драгоценность.

Оратор изложил историю умуофийских стипендий, позволивших Оби получить образование на чужбине, назвав их вложением, которое принесет огромные дивиденды. Затем сослался (разумеется, намеками) на установление, согласно которому бенефициар должен выплатить заем в течение четырех лет, «чтобы не иссякал поток учащихся, имеющих возможность испить из кастальского ключа знаний».

Излишне говорить, что слова приветствия часто прерывались возгласами и аплодисментами. «Какой умный молодой человек у нас секретарь, – говорили все. – Сам заслуживает поездки в Англию». Английский язык составленного им приветствия восхитил людей, даже если не все его поняли: такой язык заполняет рот, как сушеное мясо из поговорки. Английский же Оби не произвел никакого впечатления.

Он говорил «стал», «был». Рассуждал о ценности образования. «Образование ради служения, не ради легкой работы и высокого жалованья. Когда наша великая страна стоит на пороге независимости, нам нужны люди, которые будут верно и достойно служить ей».

Когда Оби сел, публика похлопала из вежливости. Ошибка номер два.

Затем последовало угощение – холодное пиво, минеральная вода, пальмовое вино и печенье, и вскоре женщины запели про Умуофию и про Оби нва джелу ойибо – Оби, побывавшего в стране белых. В припеве повторялось, что сила леопарда в его когтях.

– Они уже дали вам работу? – спросил председатель у Оби, перекрывая музыку.

В Нигерии правительство были «они». «Они» не имели ничего общего с тобой или со мной. «Они» были чужеродным институтом, а задача человека состояла в том, чтобы не иметь с «ними» ничего общего, избегая при этом неприятностей.

– Пока нет. Иду на собеседование в понедельник.

– Ну, конечно, у таких, как вы, кто обладает знаниями, проблем не возникнет, – сказал вице-президент, сидевший слева от Оби. – В противном случае я бы предложил сначала кое-кого из них повидать.

– Нет необходимости, – заметил президент, – ведь в основном это белые.

– А вы полагаете, белые не едят с руки? Заходите к нам в департамент. Они сегодня кушают еще больше, чем черные.

После приема Джозеф повел Оби поужинать в «Пальмовую рощу», небольшое симпатичное заведение, не переполненное в субботний вечер, когда лагосцы предпочитают более активные виды развлечений. В зале было не очень много людей – десяток европейцев и три африканца.

– Кто тут хозяин?

– По-моему, сириец. Они всем владеют в Лагосе, – ответил Джозеф.

Друзья заняли один из простых столов в углу, но, заметив, что оказались под потолочным вентилятором, пересели. От больших шаров, вокруг которых бешено плясали насекомые, исходил мягкий свет. Возможно, насекомые не видели, что в каждом шаре накопилось огромное количество маленьких тел, которые, подобно им, когда-то тут плясали. А если и видели, то не обращали на это внимания.

– Официант! – важно позвал Джозеф, и появился официант в белой подпоясанной тунике, белых брюках и красной феске. – Что будешь? – обратился Джозеф к Оби.

Официант склонился в ожидании.

– Честно говоря, я больше не хочу пить.

– Глупости. Время детское. Принеси холодного пива, – велел Джозеф официанту. – Два «Хайнекена».

– Одного хватит. Разделим.

– Два «Хайнекена», – повторил Джозеф, и официант, пройдя к стойке, вскоре вернулся с двумя бутылками на подносе.

– Здесь подают нигерийскую еду?

Джозеф удивился вопросу. Ни в одном приличном ресторане ее не подавали.

– Ты хочешь нигерийскую еду?

– Ну да. До смерти хочется толченого ямса и супа из вероники. В Англии мы делали из манки, но это не одно и то же.

– Я попрошу своего боя приготовить тебе толченый ямс завтра вечером.

– Ты чудо! – откликнулся Оби, заметно оживившись, а затем, с оглядкой на группу европейцев, сидевших за соседним столом, добавил по-английски: – Мне до смерти надоела кипяченая картошка.

Он надеялся, что, назвав картошку «кипяченой», вложил в это слово все испытываемое им отвращение.

Белая рука схватила сзади его стул. Оби быстро обернулся и увидел, что это старая хозяйка опирается на стулья, помогая некрепким ногам. Ей было хорошо за семьдесят, если не все восемьдесят. Она, спотыкаясь, прошла по залу за стойку, потом опять появилась со стаканом молока в трясущихся руках.