Абдурахман Абсалямов - Избранные произведения. Том 1

Балашов переборол себя, медленно повернулся на правый бок и тут же заулыбался: земля! Но лицо профессора было ещё сосредоточенным, он не выпускал руку больного, потом ещё раз прослушал его сердце и лишь после этого вздохнул с облегчением:

– Вот так!

И в ту же секунду у всех оживились лица. Артист дал волю чувствам – сцепил ладони, потряс ими.

– Андрей Андреевич, поздравляю!

Балашов принялся благодарить врачей, но Абузар Гиреевич перебил:

– Потом, братец, потом, – и вместе со стулом повернулся к соседней койке, на которой лежал Зиннуров: – Как самочувствие, Хайдар?

Это был уже третий или четвёртый осмотр профессором Зиннурова. И каждый раз, когда Абузар Гиреевич садился у изголовья Хайдара, и в голосе его, и в выражении лица, и в движениях рук появлялась какая-то особая теплота, даже нежность, – эту гамму чувств невозможно передать словами.

Состояние Зиннурова по сравнению с первыми днями заметно улучшилось. Боли в области сердца уменьшились, дышать стало легче. Только сон всё не налаживался: больного мучали неприятные сновидения, он бредил, метался. Сегодня ночью невыносимо давило грудь. Лицо, руки до сих пор бледные, пальцы дрожат. Ритм пульса на руке неровный, а пульс сонных артерий не прощупывается. Тоны сердца глухие, и хрипы в легких ещё остались. Но профессор подметил и нечто другое, ободряюще сказал:

– Думаю, что вы уже миновали чёртов мост. – И, слегка коснувшись исхудавшей руки больного, добавил: – Поправитесь, ни о чём плохом не думайте. Мадина-ханум передаёт вам большой привет и ждёт в гости. Фатихаттай готовит варенье из чёрной смородины.

Больного, лежавшего на крайней койке, профессор осматривал в первый раз. Это был странный человек. Через широкий лоб его, от одного уха до другого, как обруч, тянулся красный след. Лицо сумрачное, взгляд тяжёлый. Магира-ханум доложила, что больного после сердечного приступа привезли на машине «скорой помощи», лекарства сняли боль в сердце. Электрокардиограмма была недостаточно выразительна.

«Где я видел этого человека с «красной чалмой»? – пытался вспомнить профессор. И вдруг – словно пелена упала с глаз. 1937 год. Полночь. Профессора подняли с постели и увезли в закрытой машине. Потом вот этот человек с «красной чалмой» допрашивал его. В то время он не был таким седым, истомлённым. Но и сейчас – тяжёлый взгляд, язвительная усмешка остались теми же… Через три месяца профессора выпустили из тюрьмы, взяв с него расписку о невыезде из города. Не прошло и двух месяцев, как его снова забрали и он опять предстал перед этим человеком с «красной чалмой». Но вскоре его отпустили домой и больше никогда не тревожили. И вот сегодня, через столько лет, они встретились снова.

Держа в левой руке часы, профессор стал считать пульс больного. Сто двадцать!.. Значит, он тоже узнал и волнуется.

– Не беспокойтесь, – закончив осмотр, сказал профессор, – сердце у вас хоть изношено, однако, при соблюдении режима, ещё можно жить да жить.

Больной не проронил ни слова, только неприятно усмехнулся.

– У вас нервное истощение. Это и отразилось на сердце. Полечим – и спазмы пройдут. И печень вам надо лечить.

Обход закончился. Больной остался лежать молча, не двигаясь, безучастно глядя своим тяжёлым взглядом в потолок.

Эта неожиданная встреча, надо признаться, взволновала Абузара Гиреевича, и у себя в кабинете он не сразу успокоился. Да, судьба его в сравнении с другими судьбами оказалась гораздо легче в те тяжёлые времена. В своё время он объяснял это тем, что другие были виновны, а за ним не нашлось никакой вины перед народом, перед страной. Должно быть, на него пало какое-то ошибочное подозрение, но власти разобрались – и его оставили в покое. Значительно позже, когда были преданы широкой гласности факты грубого нарушения законности, он и сам перестал понимать свою судьбу. Каким образом беда миновала его? Дело счастливого случая?.. Он так и не мог найти ответа. И решил больше не думать над этим.

В кабинет вошёл необычайно расстроенный главный врач больницы Алексей Лукич Михальчук.

– Я не вынесу этого! – пожаловался он. – Эта Султанмуратова сведёт меня с ума. Наседают со всех сторон… Расстроили мою жену, плачет… Давайте положим хоть в коридор, Абузар Гиреевич.

Бедняга Михальчук даже похудел, небрит, в глазах беспокойство.

– Я не могу этого сделать, Алексей Лукич, – спокойно возразил профессор.

– Но ведь я тоже человек! – вырвалось у Алексея Лукича. – У меня тоже есть нервы!.. С утра до вечера не дают покоя. Скажу – пусть привезут эту старуху.

– Если вы положите в больницу человека, не нуждающегося в лечении, я немедленно уйду отсюда! – стоял на своём Абузар Гиреевич. – Моё призвание – лечить действительно больных, а не потворствовать капризам.

Несчастный Алексей Лукич обхватил руками голову.

Когда Абузар Гиреевич закончил очередную лекцию, кто-то из врачей, приехавших на курсы усовершенствования, задал вопрос:

– Скажите, пожалуйста, чем больна девушка из восьмой палаты? Почему вы не показываете её нам?

Профессор, нахмурив брови, несколько минут молчал. Он не любил вопросов неуместных или вызванных простым любопытством. Затем поднял голову, окинул живыми чёрными глазами зал, снял очки, положил на кафедру. Только после этого ответил:

– Среди медиков бытует изречение: noli nocere! [3] Не вреди! (лат.). Никогда не забывайте этих двух слов. Больной не бездушная машина, привезённая для ремонта. Больной – это целый мир, и притом очень сложный, очень тонкий мир. Обратил ли кто-нибудь из вас внимание на глаза этой девушки? Ведь в глазах её был огонь, а душа трепетала, как лань перед ружьём охотника. Имел ли я право обрекать её на излишние переживания? Нет и нет! Наносить ей без нужды дополнительную душевную травму – преступление. Если бы все вы, особенно мужчины, стали подходить и осматривать её, думаете, она позволила бы вам это? Она тут же ушла бы, а потом весь день плакала от обиды… – Профессор, собираясь с мыслями, промолчал с минуту, переложил очки с одного места на другое. – Догматизм в любом деле вреден, а в медицине – особенно. Мы часто имеем дело с неповторимыми, не похожими на других, не отвечающими общим законам индивидуумами. Если с первой встречи больной почувствует неприязнь к врачу, весьма сомнительно, что лечение даст положительный результат. У больного, кроме болезни, есть ещё душа! Душа! – подняв руку, повторил профессор. – Сократ две тысячи лет тому назад говорил: «Не излечив душу, нельзя излечить тело». Теперь каждому из вас хорошо известно, что душа есть не что-то неземное, божественное, а реальное физиологическое явление – высшая деятельность нервной системы, психика человека. Великие учёные прошлого – Сергей Петрович Боткин, Григорий Антонович Захарьин, Владимир Михайлович Бехтерев и другие известные клиницисты – показали на практике, что комплексное лечение тела и души является единственно правильным методом, и завещали нам идти этим путём. Никогда не забывайте слов великого Ивана Петровича Павлова: «Радость укрепляет тело». Мы лечим человека! Человека, а не болезнь. Бесспорно, в наши дни медицина развивается не по годам, а по месяцам, по дням. Но и жизнь не стоит на месте. Больные наши во многих случаях – люди высокой культуры, сложной психологии. Чтобы лечить их, надо не уступать им ни в общем культурном уровне, ни в тонкости мышления…