Джон Стейнбек - Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

Отец Анджело проявлял строгость в церковных делах, однако в свободное от службы время становился милым, общительным человеком. Стоило ему получить добрый кусок мяса и чарку вина, как глаза его веселели, а язык развязывался. Ровно в восемь священник зажег свечи, призвал служек и начал утреннюю мессу. Хорошо поставленный голос зазвучал зычно и проникновенно.

Верный обещанию, Бертон остался дома, чтобы молиться вместе с женой, но, даже согласно возвышая два голоса, они не смогли заглушить вездесущую ненавистную латынь.

Когда месса закончилась, люди окружили священника тесным кольцом, чтобы посмотреть, как он будет складывать Деву Марию и Христа. Отец Анджело справился с задачей артистично, сначала преклонив колена перед каждой фигурой и только после этого сняв ее с подставки, чтобы отвинтить голову.

К тому времени ямы наполнились красными углями, а их края запылали жаром. С более многочисленным, чем требовалось, отрядом добровольцев Томас выкатил на тележке бочку с вином, приладил кран и выбил пробку. Истекая жиром, над ямами висели огромные куски мяса, так что угли то и дело вспыхивали белым огнем. Отборная говядина была забита на ранчо и провисела положенное время на деревьях. Три человека поставили на стол таз сальсы и вернулись на кухню за баком бобов. Женщины вынесли свежий хлеб, держа золотистые буханки охапками – словно дрова, и сложили их ровными рядами. Стоявшие поодаль индейцы подошли ближе, а уже включившиеся в игру, но все еще робкие дети почувствовали запах мяса, хлеба и осмелели от здорового голода.

Чтобы открыть праздник, Джозеф совершил ритуал, о котором рассказал Старик Хуан, – ритуал настолько древний и естественный, что показался знакомым. Он подошел к бочке и наполнил оловянную кружку поющим, сверкающим вином. Поднял на уровень глаз и медленно, бережно вылил вино на землю. Снова наполнил кружку и теперь уже осушил четырьмя жадными глотками. Отец Анджело с улыбкой кивнул, одобряя соблюдение народной традиции. Но когда Джозеф подошел к дереву и плеснул немного вина на кору, то услышал рядом тихий, но строгий голос священника:

– Нехорошо поступаешь, сын мой.

Джозеф сердито обернулся:

– О чем вы? В кружку попала муха!

Однако отец Анджело улыбнулся мудро и грустно.

– Будь осторожен с деревьями, сын мой. Иисус защищает лучше, чем лесные нимфы – дриады. – Улыбка выглядела доброй, ибо отец Анджело был не просто ученым человеком, но и настоящим мудрецом.

Джозеф невежливо отвернулся, чтобы уйти, но тут же остановился в сомнении.

– Вы все понимаете, святой отец?

– Нет, сын мой, – покачал головой Анджело. – Я понимаю лишь малую часть сущего, но церковь понимает все. Самые запутанные вещи становятся для нее прозрачными, а мне понятно то, что делаешь ты. Примерно так: дьявол владел этим краем многие тысячи лет, а Христос явился совсем недавно. Как в только что завоеванной стране долгое время живут древние обычаи – иногда тайно, а иногда приспосабливаясь к новым правилам, – так и здесь, сын мой, некоторые давние предрассудки живут даже в мире Христа.

– Спасибо, – поблагодарил Джозеф. – Думаю, мясо уже готово.

Возле ям добровольцы переворачивали вилами куски говядины, а гости с кружками в руках выстроились в очередь к винной бочке. Первыми поили и кормили музыкантов, так как солнце уже стояло высоко и их ждала работа. Гитаристы залпом выпили виски, жадно проглотили мясо с хлебом и сальсой и полукругом уселись на ящики, чтобы, пока гости едят, играть мягко, пробуя сложные ритмы, а потом, с началом танцев, выплеснуть энергию и слиться в едином страстном порыве.

Зная местные нравы и обычаи, Старик Хуан то и дело наполнял кружки музыкантов виски.

На площадку вышли две пары и чинно открыли танцы поклонами, мерными шагами и медленными поворотами. Гитары зазвенели причудливыми переливами. Снова выстроилась очередь к бочке, и на площадке появилось еще несколько пар – уже не столь искусных и благонравных, как первые. Музыканты уловили перемену и налегли на басовые струны, а ритм зазвучал тяжелее и упрямее. Скоро пространство наполнилось гостями, которые не утруждали себя танцем, а, держась за руки, в такт возили ногами по земле. Индейцы подошли к ямам и столам, чтобы молча, без слова и знака благодарности, принять предложенную еду: мясо и хлеб. Потом встали возле танцующих и приступили к трапезе, с пустыми лицами притопывая под музыку.

Гитары не умолкали. Играли и играли – ритмично и однообразно. То и дело кто-нибудь из исполнителей правой рукой дергал открытую струну, в то время как левая тянулась к кружке с виски. То и дело кто-нибудь из танцоров покидал площадку, подходил к бочке, залпом осушал кружку и спешил обратно. Спустя долгое время пары распались, руки вытянулись, чтобы обнять каждого, кто попадется, колени согнулись, а ноги затопали по земле в замедленном ритме. Послышалось тихое гуденье – одна глубокая горловая нота. Затем в четверть тона подстроился контрапункт. Все больше и больше голосов включалось в обе партии. Целые группы танцующих раскачивались в такт музыке. Гуденье набирало силу, становясь громче и отчетливее, а смех и шутки стихали. Один из мужчин был известен своим высоким ростом; другой прославился красотой голоса. Какая-то женщина считалась стройной и миловидной, тогда как стоявшая рядом слыла толстой и некрасивой. Однако сейчас все эти особенности утратили значение. Танцующие слились в единую могучую силу. Лица приобрели отсутствующее выражение, плечи подались вперед. Каждый стал частью общего танца, душа которого заключалась в ритме.

Музыканты сидели словно демоны. В их прищуренных глазах мерцало сознание собственной мощи и стремление к новой власти. Гитары звучали согласно, усиливая друг друга. Мануэль, утром то и дело глупо улыбавшийся и смущенно ухмылявшийся, сейчас запрокинул голову и самозабвенно запел отчаянный минорный мотив с бессмысленными словами. Танцоры хором скандировали короткий припев. Следующий музыкант добавил свою реплику, и хор тут же ему ответил.

Солнце уже пересекло зенит и склонилось к холмам; с запада прилетел холодный ветер. Танцоры снова потянулись к мясу и вину.

Джозеф стоял поодаль. Глаза его сверкали, ноги слегка двигались в такт музыке. Он чувствовал себя частью целого, но не присоединялся к танцу, а восторженно думал: «Все мы что-то здесь нашли. Можно сказать, что на миг стали ближе к земле». Тело наполнилось удовольствием столь же первозданным, как ритмичный звук басовой струны, а в душе появилась странная вера: «Что-то из этого прорастет. Происходящее похоже на всеобщий призыв». Взглянув на западные холмы и увидев наползающую с океана тяжелую зловещую тучу, он сразу понял, чем ответит природа.