Эрих Мария Ремарк - Три товарища и другие романы

– Вы уже слышали, что он опять отмочил? – встретила меня фрау Хассе. – Я должна перебираться в комнату этой особы! Какой позор!

– Позор? – удивился я.

– Да, позор! – прорвало ее. – Вы ведь знаете, что мы с ней не выносили друг друга, а теперь Хассе заставляет меня жить в ее комнате, да еще без балкона, с единственным окошком! Только потому, что это дешевле! Можете себе вообразить, как она там торжествует в своем приюте?

– Ну, не думаю, чтобы она торжествовала.

– Еще как торжествует, эта якобы нянечка, эта тихоня, на которой пробы ставить негде! Да еще рядом эта девица Эрна Бениг! И кошками пахнет!

Я был ошарашен. Тихоня, на которой негде ставить пробы? Каким свежим и сочным становится у людей язык, когда они бранятся, как однообразны и стерты выражения любви и сколь, напротив того, богата палитра ругательств!

– Кошки – чистоплотные, красивые твари, – сказал я. – Кстати, я только что заходил в ту комнату. Там вовсе не пахнет кошками.

– Да? – враждебно зыркнула на меня фрау Хассе и поправила шляпку. – В таком случае это вопрос обоняния. Но я и пальцем не шевельну для этого переезда. Пусть сам перетаскивает всю мебель! А я отправляюсь на прогулку! Могу я себе хоть что-то позволить в этой собачьей жизни?

Она встала. Ее расплывшееся лицо тряслось от ярости так, что с него сыпалась пудра. Я заметил, что она ярко намалевала губы и вообще расфуфырилась до предела. Меня обдало как из парфюмерной лавки, когда она с шумом прошла мимо.

Я озадаченно посмотрел ей вслед. Потом еще раз внимательно оглядел комнату, обдумывая, куда бы поставить вещи Пат. Но вскоре я отбросил эти мечты. Пат здесь, постоянно, рядом со мной – нет, это невообразимо! Да мне бы и в голову никогда не пришла такая мысль, если б она была здорова. Теперь же – как знать… Я отворил дверь на балкон, измерив его глазами. Но потом покачал головой и вернулся к себе в комнату.

Она еще спала, когда я вошел. Я потихоньку сел в кресло рядом с кроватью, но Пат сразу проснулась.

– Жаль, что я тебя разбудил, – сказал я.

– Ты все время был здесь? – спросила она.

– Нет. Только сейчас вернулся.

Она потянулась и прижалась лицом к моей руке.

– Это хорошо. Не люблю, чтобы на меня смотрели, когда я сплю.

– Понимаю. Я тоже не люблю. Да я и не думал смотреть на тебя. Я только не хотел тебя будить. Ты не хочешь поспать еще немного?

– Нет, я выспалась. Сейчас встану.

Я перешел в соседнюю комнату, давая ей возможность одеться.

За окном постепенно темнело. Из открытого окна в доме напротив доносились квакающие звуки военного марша. У граммофона сидел мужчина с лысиной и в подтяжках. Вот он встал и принялся расхаживать по комнате, делая в такт музыке разные упражнения. Его лысина металась в полумраке, как беспокойная луна. Я равнодушно наблюдал за ним, испытывая чувство пустоты и печали.

Вошла Пат. Выглядела она чудесно – свежо, без малейших следов усталости.

– Ты блестяще выглядишь, – сказал я, опешив.

– Я и чувствую себя хорошо, Робби. Как будто проспала целую ночь. У меня часто бывают такие перемены состояния.

– В самом деле! Иной раз они случаются так быстро, что не успеваешь уследить.

Она прислонилась к моему плечу и посмотрела на меня.

– Значит, слишком быстро, Робби?

– Нет. Это я слишком медлителен. Я медлительный человек, Пат.

Она улыбнулась.

– Что медленно, то прочно. А что прочно, то всегда хорошо.

– Да уж я прочен – как пробка на воде, – сказал я.

Она покачала головой.

– Ты вообще совсем другой, чем думаешь. Ты гораздо прочнее, чем тебе кажется. Я мало встречала в жизни людей, которые настолько заблуждались бы на собственный счет, как ты.

Я снял руки с ее плеч.

– Да-да, милый, это и в самом деле так, – сказала она, кивая в такт своим словам головой. – Ну а теперь идем, отправимся куда-нибудь ужинать.

– Куда же мы пойдем? – спросил я.

– К Альфонсу. Мне надо все это снова увидеть. У меня такое чувство, как будто меня не было вечность.

– Хорошо! – сказал я. – А аппетит у тебя подходящий? К Альфонсу нельзя являться сытым. Вышвырнет вон.

Она рассмеялась.

– Аппетит у меня чудовищный.

– Тогда вперед! – Настроение у меня вдруг поднялось.

Наше появление у Альфонса было триумфальным. Поздоровавшись с нами, он тут же исчез и вскоре вышел в белом воротничке и белой бабочке в зеленую крапинку. Этого он не сделал бы и ради германского кайзера. Он и сам слегка растерялся от столь неслыханных признаков декаданса.

– Итак, Альфонс, чем вы нас порадуете сегодня? – спросила Пат, положив руки на стол.

Альфонс осклабился, выпятив губы, и прищурил глаза.

– Вам повезло! Сегодня есть раки!

Он отступил на шаг, чтобы полюбоваться произведенным эффектом. Мы были восхищены.

– А к ним да по стаканчику молодого мозельского вина! – восторженно прошептал он и снова отступил на шаг. Ответом были бурные аплодисменты, странным образом подхваченные и в дверях. В них вырос ухмыляющийся последний романтик со своим буйным соломенным чубом и облупившимся на солнце носом. – Готфрид? – вскричал Альфонс. – Это ты? Лично? Нет, ну что за день! Дай прижать тебя к груди!

– Сейчас будет зрелище, – шепнул я Пат.

Они бросились друг другу в объятия. Альфонс хлопал Ленца по спине так, что звон стоял, будто в кузнице.

– Ганс, – крикнул он затем кельнеру, – тащи сюда «Наполеон»!

Он поволок Готфрида к стойке. Кельнер принес большую бутылку, покрытую пылью. Альфонс доверху наполнил две рюмки.

– Будь здоров, Готфрид, отбивная ты несоленая!

– Будь здоров, Альфонс, каторжная ты морда!

Оба залпом опрокинули свои рюмки.

– Первый класс! – сказал Готфрид. – Коньяк для мадонн!

– Даже стыдно эдак-то его глушить, – подтвердил Альфонс. – Но разве будешь цедить, когда рад! Давай-ка хлопнем еще по одной!

Он разлил коньяк и поднял рюмку.

– За тебя, помидорчик ты мой прокисший!

Ленц засмеялся.

– За тебя, разлюбезный ты мой старикашка Альфонс!

Глаза Альфонса увлажнились.

– Еще по одной! – сказал он с чувством.

– Всегда готов! – Ленц подставил ему свою рюмку. – От коньяка я отказываюсь только в том случае, когда голову не могу оторвать от половицы!

– Вот это по-нашему! – Альфонс налил по третьей.

Отдуваясь, Ленц вернулся к столу. Он вынул свои часы.

– Без десяти восемь «ситроен» был уже в мастерской. Что вы на это скажете?

– Рекорд, – ответила Пат. – Да здравствует Юпп! Я тоже жертвую ему пачку сигарет.

– А ты получишь лишнюю порцию раков! – заявил Альфонс, не отступавший ни на шаг от Готфрида. Потом он вручил нам салфетки величиной со скатерть. – Снимите свои пиджаки и повяжите себе вот это вокруг шеи. Ведь дама позволит, не правда ли?

– Считаю это даже необходимым, – сказала Пат.