Андре Моруа - Фиалки по средам. Новеллы

Леди Спенсер-Свифт побагровела.

– Что? – переспросила она.

Молодой человек, который захватил с собой свои выписки, рассказал хозяйке всю историю, попытавшись при этом проанализировать характеры обоих действующих лиц.

– Вот каким образом, – закончил он, – лорд Байрон в первый и последний раз в своей жизни уступил бесу нежности, а прабабка вашего мужа вовек не простила ему этой снисходительности.

Леди Спенсер-Свифт слушала не перебивая, но тут она не вытерпела.

– Nonsense! – воскликнула она. – Вы плохо разобрали текст или чего-нибудь не поняли… Пандора не была любовницей лорда Байрона?! Да все на свете знают, что она ею была. В этом графстве нет ни одной семьи, где бы не рассказывали эту историю… Не была любовницей лорда Байрона!.. Очень сожалею, господин Марсена, но, если таково ваше последнее слово, я не могу разрешить вам опубликовать эти документы… Как! Вы намерены разгласить во Франции и в здешних краях, что эта великая любовь никогда не существовала! Да ведь Пандора перевернется в гробу, сударь!

– Но почему? Пандора-то знает правду лучше всех, ведь она сама записала в дневнике, что между нею и Байроном не произошло ничего предосудительного!

– Этот дневник, – объявила леди Спенсер-Свифт, – вернется на свое место в сейф и больше никогда оттуда не выйдет. Где вы его оставили?

– На столе в подземелье, леди Спенсер-Свифт. У меня не было ключа, и поэтому я не мог положить его в сейф.

– Сейчас же после ленча мы с вами спустимся вниз и водворим все на прежнее место. Мне не следовало показывать вам семейный архив. Бедняжка Александр был против этого и на сей раз оказался прав… Что до вас, сударь, я вынуждена потребовать от вас полного молчания об этом… так называемом… открытии…

– Само собой разумеется, леди Спенсер-Свифт, я не могу напечатать ни строчки без вашего позволения, к тому же я ни за что на свете не хотел бы вызвать ваше неудовольствие. И однако, признаюсь вам, я не понимаю…

– Вам нет нужды понимать, – ответила она. – Я прошу вас о другом – забудьте.

Он вздохнул:

– Что поделаешь! Забуду… И об этом дневнике, и о своей книге.

– Очень мило и любезно с вашей стороны. Впрочем, я ничего иного и не ждала от француза. А теперь поговорим о чем-нибудь другом. Скажите, господин Марсена, как вам нравится английский климат?

После ленча они спустились в подземелье в сопровождении Миллера. Дворецкий раскрыл тяжелые створки сейфа. Старуха собственноручно уложила среди кожаных футляров и столового серебра белый альбом и пачку пожелтевших писем, перевязанных розовой лентой. Миллер снова запер сейф.

– Вот и все, – весело сказала она. – Теперь уж он останется здесь навеки.

Когда они поднялись наверх, первая группа туристов, прибывшая с автобусом, уже покупала в холле входные билеты и открытки с видами замка. Миллер стоял наготове – чтобы начать сцену с портретами.

– Зайдемте на минуту, – сказала леди Спенсер-Свифт французу.

Она остановилась поодаль от группы туристов, но внимательно прислушивалась к словам Миллера.

– Вот это, – объяснял дворецкий, – сэр Уильям Спенсер-Свифт (1775–1835). Он сражался при Ватерлоо и был личным другом Веллингтона. Портрет кисти сэра Томаса Лоуренса, так же как и портрет леди Спенсер-Свифт.

Молоденькая туристка, живо выступившая вперед, чтобы получше разглядеть портрет, прошептала:

– Той самой…

– Да… – сказал Миллер, понизив голос. – Той, которая была любовницей лорда Байрона.

Старая леди Спенсер-Свифт с торжеством взглянула на француза.

– Вот видите! – сказала она.

«Как же глупы мужчины! – подумала Соланж Вилье, глядя на худенькую Жюльетту с распухшими от слез глазами, с лицом испуганной лани. – Да, как же глупы мужчины! – думала она. – Вот хотя бы Франсис, он, конечно, в некоторой степени талантлив и успешен, но он должен был бы каждый день радоваться такой грациозной, мягкой и приятной жене, как Жюльетта… И за кем этот дурень волочится, словно неопытный мальчишка? За Шанталь, которая старше Жюльетты, к тому же она не скрывает, что ее любовник Манагуа! До слез обидно!»

Она улыбнулась Жюльетте; она чувствовала себя очень доброй и вдруг исполненной желания помочь ей.

– Дорогая, – сказала она, – отнеситесь к этой банальной истории с долей юмора. Она не так трагична, и я помогу вам выпутаться из нее… Истина заключается в том, что при всем очаровании, которым вы обладаете, вы не умеете удержать мужчину. Я научу вас… Почему ваш муж вьется вокруг Шанталь, которую вы превосходите и телом, и лицом, и умом? Шанталь, у которой вся красота уже давно от институтов красоты, от лифтинга, который делают пластические хирурги? Да потому, что она создает у него впечатление, будто любима и другими, потому, что она говорит ему: «Сегодня вечером я не могу, такой-то… Завтра? Ах нет, завтра я встречаюсь с таким-то…» Послушайте, дружок, вы мне симпатичны. Каждая молодая женщина нуждается в верной подруге. Так случилось, что я сейчас свободна, станьте для меня сестрой; выходите со мной в свет, я покажу вам, как надо обходиться с мужьями… Посмотрите на моего: он вымуштрован!

– Но у меня нет ни малейшего желания муштровать Франсиса… Я люблю его и хочу, чтобы он любил меня…

– Естественно… Это и есть наша цель; тем не менее нужно подумать о способах. А они с сотворения мира одни и те же – надо кокетничать, вызывать ревность и, в небольших дозах, льстить… Франсис писатель, он наверняка придает чрезмерное значение своим книгам. Вы сумеете поговорить с ним о творчестве?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Холостяцкая однокомнатная квартира ( фр .).

Муж ( ит .).

Во-первых ( ит .).

Во-вторых ( ит .).

Жироду Жан (1882–1944) – французский писатель.

Дочь сионского царя Ефваала, жена Ахава, седьмого израильского царя, символ любодеяния и разврата. Иезавель по приказу Ииуя, десятого царя израильского, была выброшена из окна, когда она, получив весть о том, что «прибыл Ииуй в Изреель… нарумянила лице свое, и украсила голову свою, и глядела в окно» (4Цар., 9: 30).

Эти слова в трагедии Расина «Федра» принадлежат жене царя Тезея – Федре, вспоминающей о своей сестре Ариадне, первой возлюбленной Тезея.