Марджори Боуэн - Рыцарь Испании

– Да, – согласился Карлос, – но я не могу пойти.

Он отбросил руку Хуана и медленно пошел наверх.

– Иисусе! – воскликнул Хуан, перекрестившись, – вот удача!

Когда дон Хуан подошел к дому Сантофимия-и-Муньятонес, гроза вернулась и вновь забушевала в небесах.

Яростная вспышка молнии и удар грома усилили волнение молодого человека; он ждал, дрожащий и напряженный, перед высокими коваными воротами, украшенными гербами.

Он не был влюблен в донью Ану, но он любил жизнь, и донья Ана была прекрасной частью жизни. Кроме того, приключение таило в себе некоторую опасность, и эта опасность делала его еще более соблазнительным.

Он взял с собою троих слуг, которые, вооруженные до зубов и со шпагами наголо, стояли на страже на темных улицах в нескольких шагах от ворот.

Было начало одиннадцатого. Время от времени молнии озаряли купола и башни Алькалы, вспыхивающие на фоне черного неба. Дождь стучал по листьям кустов олеандра и сирени. Дон Хуан чувствовал его капли на своем лице, когда смотрел вверх, и на тыльной стороне ладоней, которыми он обхватил мокрые железные прутья.

Было очень жарко. Хуан не мог припомнить, чтобы он когда-либо прежде так чувствовал жару – и темноту.

Слабый, затуманенный дождем огонек фонаря показался во дворе, затем приблизился, и в его свете стали видны ветви кустов с длинными, темными листьями, блестящими от струящейся по ним воды, и белый чепец под капюшоном несущей фонарь женщины.

Затем огонек еще более приблизился и осветил дона Хуана.

Женщина засмеялась еле слышно.

– Значит, это вы, – сказала она.

Дождь усиливался, его струи пронзали свет фонаря подобно серебряным дротикам. Хуан увидел служанку в темной накидке и полотняном чепце, которая смотрела на него со смесью любопытства и опасения во взгляде.

– Вы! – повторила она.

Он не ответил; он помнил, что пришел сюда лишь волею случая, и не думал, что знак доньи Аны был предназначен ему. Он был уверен, впрочем, что ее знак не предназначался и бедному Карлосу, – конечно, ее внимание привлек Алессандро, который ничем не уступал утонченным кавалерам Алькалы или самого Мадрида.

Но женщина отперла ворота, и дон Хуан ступил во двор. Он уже больше не чувствовал волнения, лишь любопытство. Он никогда не общался с женщинами близко, за исключением двух своих приемных матерей: Аны де Медина, жены императорского музыканта, и доньи Магдалены де Ульоа, жены благородного Луиса Кихады. Хуан любил эту женщину как родную мать. Следуя за служанкой и ее тусклым фонарем через темный двор, он гадал, похожа ли донья Ана на донью Магдалену. Он думал, что, должно быть, она совсем другая. Упругие мокрые листья кустов легко касались его плеч, и сырой гравий хрустел под его ногами, но очень тихо, поскольку, как истый испанец, он умел ходить осторожно и незаметно, и его грациозная поступь была так же легка, как и шаги женщины.

Служанка отперла боковую дверь.

– Хозяин в отъезде, – прошептала она, – но все равно проходите тихо, если вам дорога честь моей госпожи.

– Шаг мой легок, а язык сдержан не менее чем у любого в Испании, – ответил он.

Она взяла его за руку, поскольку лестница была винтовой и очень темной, и осторожно повела.

Они проходили мимо окон, за которыми сверкали молнии; снаружи грохотал гром, и казалось, что он сотрясает дом до самого основания. Дон Хуан настолько запутался в лабиринте коридоров и лестниц, что не смог бы без посторонней помощи отыскать дорогу обратно.

Он чувствовал легкую брезгливость ко всей этой игре женщины в таинственность, хотя и понимал, что она необходима. Стала бы она так же принимать дона Алессандро или даже Карлоса? Сколько других рыцарей поднималось по этим ступеням? Если он был первым, это было бы великой честью для него, но будь он даже вторым, он пожалел бы, что пришел.

Охваченный этой внезапной мыслью, он освободил свою руку от руки своей провожатой и ступил в темный холл.

– Почему твоя госпожа принимает меня? – спросил он. – Не дитя ли она прихотей и капризов?

Женщина повернула фонарь, так что свет упал на его лицо.

– Иисусе! – вскричала она гневно. – Неужели моя благородная госпожа снизошла до кабальеро, который задает такой вопрос? Вам следует войти со смирением, поскольку моя госпожа удостаивает вас чести, к которой тщетно стремился каждый рыцарь в Алькале.

– О! – ответил Хуан. – Она несравненна, веди меня к ней.

Она качнула фонарем по стенам, затем отодвинула в сторону тяжелую парчовую портьеру и ступила в комнату, которая была ярко озарена янтарным светом.

– Госпожа, – сказала она, – кабальеро здесь.

Она задула фонарь и сняла свою накидку.

Стены комнаты были белыми, открытые окна выходили на балкон, по которому хлестал дождь. Вдоль одной из стен стояли черный шкаф с полками и черный стол, около другой – два черных стула и молитвенная скамейка. Пол был выложен красной и золотой плиткой с фантастическими узорами. Угол занимали прялка и корзина пряжи.

Рядом с внутренней дверью, скрытой тускло-желтой занавесью, стоял сундук с откинутой крышкой, из которого свисали шелковые и шерстяные ткани и ковры, окрашенные в яркие цвета.

На длинном ложе с цветочным узором, инкрустированном перламутром, склонив голову на алые подушки, возлежала донья Ана.

Ее пышные юбки из тонкого белого шелка с золотой вышивкой по кромке укрывали почти все ложе и касались красно-желтого пола.

На ней был зеленый шелковый жакет, поверх которого ниспадала складками большая кисейная шаль, в ее темных волосах поблескивал высокий металлический гребень, инкрустированный золотом и кораллами, а на шее была нитка коралловых бусин. Она была очень красива.

Как только Хуан вошел, она села и, сцепив руки, сложила их на коленях. Он снял свою черную шляпу.

– Сеньора, – сказал он, – я целую ваши руки.

Она встала; служанка подошла к окну и задернула занавески.

– Кто вы? – надменно спросила донья Ана.

Она была очень красива.

Молния ударила, вызвав дрожь в недрах темного дома, и в душе Хуана также внезапно возникло новое горячее желание чем-то быть, что-то делать, достигнуть чего-то такого, что позволило бы ему дать ответ на вопрос этого гордого создания.

Его смуглая чистая кожа вспыхнула от унижения, он отбросил назад свой серо-коричневый плащ и опустился на одно колено.

На тускло-голубой парче его дублета, полускрытая кружевными краями пышных белых брыжей, поблескивала массивная цепь, звенья которой в форме кремней и кресал были выполнены из чистого золота и стали, а в центре висело золотое руно.

– Орден Золотого руна! – пробормотала донья Ана, отпрянув от него.

Он открыл ей один из своих титулов.