Игорь Литвиненко - Ритуальные принадлежности

– Скорый на Ленинград объявили, вы не расслышали? А наш прибывает через сорок минут, если не опоздает. Так что время есть, не волнуйтесь, успеем. Я могу взять вам билет, если хотите. А вы пока посидите вон там – видите, женщина с мальчиком? Это мои… Вы в купейном, наверно, поедете? Давайте деньги. А то вас тут затолкают.

– Спасибо тебе, сынок, – сказала Таисья Макаровна. – Да что уж ты обо мне так заботишься? Я могу и сама. Мы ведь люди чужие.

– А вас кто-нибудь провожает?

– Нет, я одна, – призналась старуха.

– Да вы не бойтесь, я не обману вас.

Таисье Макаровне стало неловко – ей больше не хотелось никого обижать, а этот парень обиделся… Она торопливо достала газетный пакетик и передала ему в руки.

– Ага, – кивнул молодой человек. – Я вам нижнюю полку спрошу. Скажу, что для матери нужно. Вы как, – он улыбнулся, – не против?

Старуха вздохнула.

– Дай бог тебе здоровья, – заговорила она, – и всего тебе самого…

– Ничего, ничего, – остановил ее молодой человек.

– Благодарить меня пока еще не за что. Вы идите к ним, посидите, а я уже скоро, тут немного народу осталось… Женщину Катериной зовут. Не стесняйтесь, она добрая, разговорчивая.

Таисья Макаровна подхватила свой узел и пошла нерешительно. Женщина, видно, давно наблюдала за ней, кивнула издалека и подвинулась на вокзальном диванчике.

– Здравствуйте, – сказала Таисья Макаровна, села с ней рядом и назвала себя. – А вас Катерина звать, я уже знаю.

– Вот и хорошо, – ответила женщина. – Очень приятно.

– Слава богу, – сказала старуха. – Такие хорошие люди мне встретились, а то я одна что-нибудь не так поняла бы. Я по железной дороге-то ездила, да уж и не помню когда это было. А вы вместе поедете, всей семьей?

– Нет, – объяснила Катерина. – Мы нашего папу Сережу провожаем. Он к нам в гости приезжал, повидаться.

– Ну? – удивилась Таисья Макаровна. – Как же это так, повидаться?

– Да так, – женщина пожала плечами. – Мы тут живем, а он там. Вот и приехал. На Павлика вот поглядеть, на сынишку.

– Ну и правильно, – поддержала ее Таисья Макаровна. – Он хороший у вас, папа Сережа-то. Вон какой добрый, внимательный. Я прямо так рада, что мы с ним в одном вагоне поедем… Ты любишь папу своего? – обратилась она приветливо к мальчику. – Хороший у тебя папа, правда?

– Да, – ответил ей Павлик. – И мама хорошая.

– Вот и ладно, что так. Значит вы дружные, молодцы какие… Ничего, в жизни всяко бывает. Скоро, наверное, вместе будете жить, а как же? Зачем это – он там, а вы здесь?

– Да мы с ним в разводе, – сообщила Катерина спокойно. – Вот уж четвертый год.

– В разводе? – удивилась Таисья Макаровна. – Как же это? Да ведь я вам и не поверю.

– А что? – посмотрела ей в глаза Катерина. – Очень просто… Если желаете, мы можем паспорта предъявить, там все оформлено. Да хоть сами у него спросите, вот он идет.

– В один вагон не получилось, – сказал молодой человек виновато. – У вас денег на плацкартный только хватило… Ничего?

– Спасибо, – тихо промолвила старуха, глядя на него с печалью и сожалением.

– Да вы не огорчайтесь, – неправильно понял молодой человек причину ее настроения. – У вас место удобное, нижняя полка, и в купе, не в проходе. Вот, возьмите, четыре рубля, это вам сдача. – Он передал старухе билет и деньги, посмотрел на часы. – Уже скоро посадку объявят. Поедем… А что это вы все такие невеселые? Случилось что-нибудь, Катя?

– Да так, ничего особенного, – ответила ему Катерина. – У нас какой-то странный разговор получился.

– Какой разговор?

– Ну… я сказала, что мы с тобой давно развелись. Так уж, к слову пришлось. А она не верит, обиделась.

– Зачем обижаться? – посмотрел на старуху молодой человек. – Что же тут такого для вас обидного?

– Конечно, – сказала Таисья Макаровна. – Разве это так правильно? Ведь у вас же сын есть, и вы его любите.

– Ну и что же? – ответили ей бывшие супруги. – Мы любим нашего сына, и он любит нас. Ему хорошо. Павлик, тебе хорошо, правда?

– Да, хорошо, – с готовностью подтвердил Павлик и прижался к матери, а молодой человек положил руку на голову сына и улыбнулся.

– Как же это… – промолвила оскорбленная старушка. Она не хотела верить сейчас этим людям, которые улыбались и обманывали ее. – Как же можно… Ведь он у вас сирота!

– Ой, – засмеялась мать Павлика. – Вы не понимаете, вы не можете нас понимать.

– Сейчас другое время, – уточнил молодой человек слова своей бывшей жены. – Теперь сирот не бывает.

– Да разве можно так говорить? – упрекнула их Таисья Макаровна. – Конечно, он у вас обут и одет… Да вы сами-то как же? Ведь это у вас не семья получается. Вы несчастливые люди!

– Откуда вы знаете? – неожиданно грубо сказала ей Катерина. – Мы в разных городах живем, ну и что? Почему несчастливые? У меня уже есть новый близкий человек, а у Сергея пока еще нету, так он сказал…

– У меня тоже есть, – не смущаясь, Сергей смотрел на старуху. – У меня их даже несколько, я из них выбираю одну, и скоро выберу, если захочу.

Сердце Таисьи Макаровны, непривычное к подобным словам, оскорбилось.

– Ничего не понимаю… – сказала она.

– Вот и хорошо! – опять грубо ответила ей Катерина. – Вы и не должны этого понимать. У вас была другая жизнь, а у нас другая.

– Нет, – возразила, подумав, Таисья Макаровна. – Жизнь всегда одинаковая. Надо жить и любить друг друга, чтобы всем было хорошо. Зачем вы меня старуху обманываете?

– Господи, – произнесла Катерина утомленным и презрительным голосом. – Сережа, может быть мы пойдем на перрон? Уже скоро твой поезд.

Все трое быстро ушли от старухи, а маленький Павлик оглянулся к ней на прощание и помахал рукой в рукавичке.

Все шло по порядку.

Делегаты расселись по рядам, члены президиума за длинным красным столом разложили перед собой свои бумаги, музыканты сыграли гимн, и вот уже Иванов постукал по столу отчетным докладом горкома комсомола, выравнивая стопку листов, не спеша встал, вышел на трибуну, отпил глоток воды из стакана, поставил стакан на бортик трибуны и поправил микрофон.

– Товарищи делегаты! – сказал он и вздрогнул. Стакан, украшенный золотой каемкой, бесшумно сдвинулся с места, быстро съехал на край трибуны, накренился, и в его стеклянном боку блеснули огоньки огромной люстры. Полторы секунды Иванов тупо следил за ходом событий, потом сделал отчаянное движение, но было поздно. Стакан упал на ковровую дорожку между трибуной и столом президиума, глухо звякнул в тишине и весело покатился, испустив на ковер свою воду. Иванов смотрел на стакан застывшими глазами.

По залу прошел ропот… Пауза росла.

«Что делать?» – думал Иванов и не замечал, что уже произносит первые слова отчетного доклада.