Игорь Литвиненко - Ритуальные принадлежности

– Давайте-ка сделаем вот что, – сказала Нина Петровна, возвратившись из кухни. – Если не хочется… или невозможно… перенести это… мероприятие на следующую субботу или воскресенье…

– Да что это, в самом-то деле! – Федор Васильевич швырнул на стол чайную ложку. – Бабушка приехала к нам и сидит дома одна целыми днями… Надо же понимать хоть немного!

– Все понятно, чего ты кричишь? – тихим голосом проговорила Нина Петровна. – Я как раз хочу предложить нормальный выход из положения.

– Давай, давай, предлагай, – проворчал Федор Васильевич и двумя глотками выпил остывший чай.

– Как ты придумал, так мы и сделаем. Погуляем в парке, посмотрим кино.

– Ура! – обрадовался Дениска.

Мать строго глянула на него. Помолчала.

– Только один билет придется все же продать, – сказала она твердо. – Потому что Алена обязательно должна идти на кружок, она уже не первый раз пропускает занятия. Это все-таки домоводство, а не какое-нибудь там… развлечение. Ей в жизни пригодится, она девочка, надо же реально на вещи смотреть… А Маргарите я позвоню и скажу, что мы с Денисом придем, но задержимся. Вот и всё, – она улыбнулась Таисье Макаровне, и той стало немного легче от этого.

Оказалось, что в парке уже закрылся летний сезон. Карусели, качели, автодром, комната смеха – всё было под замком. Только колесо обозрения тихо крутилось и поскрипывало. У калитки аттракциона скучал под грибком старик билетер в мятой шляпе. Желающих прокатиться на колесе находилось немного, должно быть поэтому старик был сердитый.

На самом верху у Таисьи Макаровны закружилась голова. Она крепко держала под руку сына и почти не понимала, что он ей говорит, кивала и улыбалась, рассеянно глядя вниз, где лежало море домов, струились улицы, широко изгибалась темная лента реки.

– Бабушка, бабушка! – кричал Дениска. – Вон, смотрите, наш дом!

– А вон за рекой трубы дымят, – Федор Васильевич вытянул руку. – Видите, мама? Это мой завод…

Они побродили немного по парку, спустились к реке. Здесь было прохладно, дул ветер. На пустующем пляже сидел у воды одинокий рыбак. Дениска убежал вперед, потом вернулся бегом и сообщил с восторгом:

– У него рыба поймалась! Вот такая огромная, целый сом! Таисья Макаровна улыбалась, глядя на внука.

Встретилась телефонная будка, Нина Петровна вошла в нее, чтобы позвонить портнихе.

– Вот доживем до лета, – рассказывал матери Федор Васильевич. – Летом у нас тут хорошо… Сядем на катер, поедем куда-нибудь загорать. Денис нынче так хорошо плавать научился, прямо хоть куда!

– Ага, – загордился Дениска. – Я теперь никогда не утону!

– Что ты, бог с тобой, – сказала старуха, а Федор Васильевич рассмеялся, ухватил сына под мышки и поднял над головой.

Нина Петровна вышла из телефонной будки и развела руками.

– Не получается, – вздохнула она. – Придется вам и наши билеты продать.

– Никаких! – ответил сердито Федор Васильевич. – Что еще опять за новости?

– Да она так на меня наорала, что я прямо не знаю… Не надо мне, говорит, таких клиентов, которые вовремя на примерку не ходят. Ваш материал, говорит, я вам по почте пришлю, бандеролью. Ищите себе другую портниху. Представляешь?

– И черт с ней! – возмутился Федор Васильевич. – Подумаешь тоже, портниха! Найдем и другую!

– Федя, ну что ты говоришь. Попробуй такую найди… Я собиралась ей еще пальто зимнее заказать для Аленки. И тебе новый костюм пора шить, ты же знаешь… Нет уж, мы с Денисом пойдем. Вы извините, Таисья Макаровна, что так получилось.

– Ну мама, ну я не хочу, – захныкал Дениска и отбежал за спину старухи.

– Не надо, не обижайся на маму, – сказала ему Таисья Макаровна. – Федя, пусть они идут, если так надо. Что ж теперь делать…

Нина Петровна схватила за руку сына, потянула за собой. Они удалялись по набережной. Дениска оглядывался на каждом шагу, потом вырвал свою руку и пошел рядом с матерью, опустив голову. Он, наверное, плакал сейчас, и старуха горько вздохнула, глядя вслед уходящему внуку.

Федор Васильевич отвернулся и закурил папиросу.

Вдвоем они дошли до конца набережной, повернули обратно. Солнце поднялось выше, ветер немного утих, стало теплее. Таисья Макаровна расстегнула на пальто верхнюю пуговицу. Вода в реке была по-осеннему темная и холодная, но яркое солнце отражалось в ней и горячо слепило глаза. Большой теплоход погудел, медленно отошел от причала. На палубе стояли вдоль борта улыбающиеся люди и махали руками, прощаясь с кем-то на берегу. Федор Васильевич, заложив руки за спину, шел по набережной и молчал. Старухе тоже было неловко. Она винила себя, не понимая за что.

– Ну ладно, – сказал Федор Васильевич и бросил в урну окурок. – Пойдемте, мама. Уже через двадцать минут начало сеанса, а нам еще надо три билета продать.

Таисья Макаровна остановилась.

– А давай продадим все билеты? – предложила она. – И ни в какое кино не пойдем.

Федор Васильевич помолчал и ответил:

– Можно и не ходить… А что мы тогда будем делать?

– Ну… мы просто так погуляем с тобой. Поразговариваем.

Сын долго смотрел на старуху, глаза его понемногу теплели.

– Ну что ж, – сказал он и поправил теплый платок, выбившийся у матери из-под воротника пальто. Потом достал из кармана билеты, посмотрел на них, скомкал в кулаке и бросил в урну.

– Вот так, – с улыбкой вздохнула Таисья Макаровна. – А на что нам это кино, правда же? Нам и так с тобой хорошо.

Они поднялись по широкой каменной лестнице в парк, сели на скамейку. Федор Васильевич опять закурил, а старуха сказала вдруг:

– Ведь ты же не любишь ее, Федя. И она тебя тоже. Я это вижу, я тебе мать.

– Не знаю, – ответил ей сын. – Может быть и так. Раньше любили, а теперь… – Он тяжко вздохнул. – Да и зачем она теперь нам, эта любовь. Ведь мы уже не молодые. У нас дети есть.

– Ну и что же, что дети? – возразила старуха. – Детям тоже любовь-то ваша нужна, они всё понимают. Аленка у вас какая-то дикая, разве не видно? И Дениска скоро будет большой, тоже догадается.

– Дети как дети, мам. Не хуже чем у других. И семья наша самая обыкновенная, сейчас все так живут, вы просто не знаете.

– Да что же тут знать? – удивилась Таисья Макаровна. – У меня за других-то душа не болит. Я хочу, чтобы тебе хорошо было, и жене твоей, и детям твоим.

– Нет, мама, ну что вы, – успокоил ее Федор Васильевич. – Мы ведь даже почти никогда и не ссоримся. Это просто так получилось, случайно. Я думал, в кино сходим, побудем все вместе…

– Вот видишь, – сказала старуха. – Разве ж это ладно, вот так-то? В одном доме живете, а все равно как чужие, у каждого свой интерес.

Федор Васильевич посмотрел на мать пристально, с болью. И отвернулся.

– Вот у нас-то в деревне, – продолжала Таисья Макаровна. – Кто мы друг дружке? Соседи и больше ничего. У кого семья, тому легше. А мы, старики одинокие да старухи, что нам делать? Дудина Варя ведь мне как родная была, уж как я за нею ходила, как я жалела ее… И многие ко мне приходили, кто в огороде чего поделает, кто принесет чего… Стороженко-то Иван, через улицу живут, помнишь его или нет? Они когда корову зарезали, всем по куску по хорошему отнесли, и мне дали. Я Варю тогда хорошо накормила… И другие же, тоже они… Хоть картошку копать или хату новую ставить, всегда спросят, чего тебе трудно, чтобы помочь как-нибудь…