Игорь Литвиненко - Ритуальные принадлежности

Из Хабаровска семь часов ехал на юг в поезде, который прибыл на знакомую станцию под утро, когда солнце еще не взошло. Через два часа, первым автобусом, Федор Васильевич приехал в родное село, и в рассветных сумерках пошел по извилистой улице, узнавая запахи детства. Уверенно, не плутая, нашел знакомый переулок, в конце которого рос большой тополь, посаженный здесь сорок два года назад, в честь его, Федора Зозули, рождения. Инженер поздоровался с деревом, прошел сквозь кривую калитку во двор и увидел мать через открытую дверь летней кухни – наклонившись, она шуровала в печи кочергой.

Встреча получилась неловкая, скомканная. Федор Васильевич как-то слишком уж быстро подошел, держа в руках чемодан и портфель. Не успел, или забыл, или побоялся глянуть в глаза, полные влажного блеска, по-щенячьи ткнулся в серую щеку, зажмурился, прошептал: «Здравствуйте, мама», – отвернулся и медленно, чтобы дольше не распрямляться, опустил на землю сначала чемодан, потом портфель… Старуха тоже смутилась, сказала дрожащим голосом:

– Я тебя не ждала так скоро-то. Я думала, ты будешь долго на поезде ехать.

Федор Васильевич улыбнулся:

– Поезд медленно едет. А я в самолете к вам прилетел. Собирайтесь, мама.

Дунул ветерок, тополь покачал головой, уронил к ногам старухи золотой прощальный листок. Федор Васильевич, когда поднял свою ношу и направился вслед за матерью в хату, нечаянно наступил на листок лакированным городским полуботинком.

В поезде и в самолете, а потом в автобусе городского маршрута старуха настороженно заглядывала сыну в лицо, как доверчивая собака, которую строгий хозяин впервые привел в лес. Вокруг было много людей, стояли большие дома, мчались автомобили, а старуха всю жизнь прожила в малолюдном селе, ей было тревожно и боязно. Федор Васильевич понимал настроение матери и хотел как-нибудь приуменьшить в ней растерянность и тревогу, но не знал, как это сделать, отводил глаза и показывал матери проплывающие в окне автобуса памятники и магазины.

– Аленка! Денис! Идите скорее сюда! Посмотрите, кто к нам приехал! – воскликнула Нина Петровна, жена инженера Зозули, встречая в прихожей свекровь. Она аккуратно поцеловала старуху и улыбаясь посмотрела на нее. – Ну, здравствуйте, Таисья Макаровна. Ничего, если я буду вас так называть? Ведь мы с вами ни разу не виделись… Раздевайтесь, снимайте пальто. Федя, ну помоги же!

От этих слов старухе сделалось легче: она в дороге тревожилась и хотела придумать какие-нибудь хорошие слова для первой встречи с невесткой, но так и не придумала ничего, а теперь видела, что это не нужно было, можно просто так поздороваться и обняться с родным человеком.

Из комнаты в прихожую выбежал мальчик – Дениска. Старуха его помнила младенцем на фотокарточке, а теперь это был уже первоклассник. Она растерялась, посмотрела на сына и на его жену виновато:

– Ой, как же так я забыла… Надо было гостинчиков привезти, хоть конфеточку или игрушку.

– Да ладно, не обязательно, – успокоил ее Федор Васильевич, а Нина Петровна засмеялась и сообщила:

– Вы сами, Таисья Макаровна, для них лучший гостинец. – И крикнула в комнату через дверь. – Аленка! Ну иди же сюда, поздоровайся с бабушкой, я кому сказала!

– Проходите, мама, что же вы? – сказал, волнуясь, Федор Васильевич и взял ее осторожно под локоть.

В большой комнате старуха увидела торжественные цветы в сверкающей вазе. Все блестело вокруг: застекленные книжные полки, сервант с хрусталем, высокое зеркало с тумбочкой в дальнем углу, большой телевизор на тоненьких ножках, паркетный пол, застеленный ярким ковром, и люстра, сделанная словно из множества светящихся льдинок. Таисья Макаровна опять немного встревожилась среди этих богатых вещей, сделала несколько робких шагов и остановилась, оправляя на голове платок. Девочка в школьной форме, с белыми бантиками в тонких косичках, подошла и отрывисто чмокнула бабушку в щеку. Таисья Макаровна улыбнулась и погладила ее по голове.

– Ой, Аленушка, какая ты большая уже…

– Садитесь на диван, вы же устали с дороги, – предложила Нина Петровна. – А я вам сейчас ванну приготовлю, хотите?

– Конечно, конечно, обязательно, – ответил за мать Федор Васильевич, а сама она ничего не сказала: пусть заботятся как хотят, ей все ладно.

– Ну вот, – Зозуля сел на диван рядом с матерью. – Мы хорошо живем, не жалуемся, все у нас есть. Нина в продовольственном магазине работает, так что… Да ведь я уж рассказывал. Она хорошая, добрая, вы сами увидите.

– Да, да, – рассеянно проговорила старуха. – Только я не знаю, как ей говорить… дочкой-то назову – ничего? Не обидится?

– Нет, не обидится, – засмеялся Федор Васильевич, – что уж вы так-то… Зовите ее как получится.

– Ну и ладно тогда, – сказала старуха и оправила опять платок на голове.

– А я сегодня пятерку получил по арифметике! – похвастал Дениска.

– Молодец какой, – сказала Таисья Макаровна. – Ты хорошо учись, чтобы учительница не ругалась.

– Он сегодня уроки не сделал, – выдала брата Аленка. – Я ему говорила, а он не слушает, все с паровозом играет. А завтра двойку притащит.

– Сама ты двойку притащишь! – крикнул Дениска сестре.

– Ну-ка! – приказал детям Федор Васильевич. – Бабушка приехала, а вы ругаетесь! Бабушке не понравится, и она уедет обратно к себе домой.

Дениска насупился и посмотрел на отца. Он подбежал к старухе.

– Бабушка, ты не уедешь?

– Нет, мой хороший, – она притянула к себе внука, легонечко обняла его. – Зачем же мне ехать от вас? Теперь мне уж некуда ехать, я с вами буду.

– Никогда-никогда не уедешь?

– Никогда, – сказала Таисья Макаровна, закрыла глаза и сильнее прижала к себе Дениску морщинистыми руками.

Из ванной комнаты возвратилась Нина Петровна.

– Ну что? – сказала она. – Вы готовы? Пойдемте, я вам все покажу.

Они прошли в ванную, и невестка научила старуху, как смешивать горячую воду с холодной, указала чистое мохнатое полотенце, розовое мыло, жидкую хвойную пасту в мягком флаконе для мытья головы.

– Пользуйтесь всем, не стесняйтесь, – сказала Нина Петровна. – А вот это, – она показала, – будут ваши домашние тапки. Правда, красивые? Я специально купила для вас, они тепленькие… Закрывайтесь теперь на задвижку, а я пойду пока на стол соберу.

Стыдясь своего отражения в зеркале, старуха сняла торопливо одежду. И долго стояла босыми ногами в холодной пустой ванне, все никак не могла настроить душ. Потом у нее получилось, вода потекла хорошо, и старуха замерла под теплым дождем, согревая себя и заботясь, чтобы вода не брызгала на пол. Потом спохватилась: ведь ее ждут – и заспешила, роняя скользкое мыло. Она вспомнила свою старую баньку, стоящую теперь одиноко на дальнем краю огорода, и пожалела, что больше никогда не откроет ее скрипучую дверь.