Мариам Ибрагимова - Разные бывают люди. Охотник Кереселидзе (сборник)

– Не нада…

Анка, как и Денис Иванович, тоже попробовала хлеб – и на вкус, и на запах, помяла его меж пальцев, удивляясь свежести и аромату.

– Так за что же будем пить? – спросил старший офицер, снова подвигая стакан к Денису Ивановичу.

Вопрос озадачил казака. Подумав немного, он кашлянул в кулак и, взяв стакан со стола, наполненный ромом, спокойно сказал:

– Я выпью за своих сыновей, за наш народ, за Россию!

– Значит, за вашу победу? – спросил немецкий офицер, поглядев в глаза старому казаку.

Сердце Дениса Ивановича дрогнуло и сильно забилось, однако внешне он держался спокойно:

– Выходит, так…

Седоусый казак ожидал самого худшего. Во всяком случае, он не сомневался, что немец вырвет стакан из его руки и выплеснет напиток на пол, а потому поставил стакан на стол и смело посмотрел в глаза гостю. Денис Иванович не поверил ушам своим, услышав вдруг: «Молодец! Вот настоящий гражданин! Преданный патриот своей Родины! Пей на здоровье!»

Старик усомнился в искренности немца, но, тем не менее, подумав: будь что будет, поднял стакан и, сделав несколько глотков, опорожнил до дна.

Старший офицер пригубил из пластмассовой дорожной стопочки. Младший, с восхищением глядя на старика, разом опорожнил и свою стопку, потом взял пустой стакан, налил его до половины и поднёс ко рту, сделав всего два глотка. Но поперхнулся, закашлялся, затряс руками. Старший подал ему бутылку рома. Молодой офицер прямо из горлышка стал пить и, схватив вилку, отправил в рот несколько тонких кусочков розово-белого консервированного сала.

Денис Иванович, поглядывая на молодого офицера, нюхал корочку и посмеивался в усы.

– Умеют пить русские! – заметил старший и, подвинув хозяину раскрытую банку, добавил: – Закусывайте.

Денис Иванович положил на тарелочку несколько длинных, тонко нарезанных ломтиков тушёной малосольной свинины, приправленной пряностями, и с удовольствием принялся есть.

– Мамаша, садитесь и вы, поужинаете с нами, – предложил немец.

– Спасибо. Вот разве только хлебушка заграничного попробовать. – Дарья Даниловна взяла два кусочка – белого и серого. – А этот, должно быть, ржаной, – заметила старуха, жуя серый хлеб.

– Да вы ешьте больше, не стесняйтесь, вот фарш колбасный, курятина тушёная.

– Не ем я мясного, но, если дозволите, возьму колбаски для детей, они, бедолаги, поди, и вкус колбасы забыли. – Говоря это, Дарья Даниловна взяла четыре кусочка колбасы, подошла к печи, подала детям и Анке.

В это время дверь без стука распахнулась и в хату ввалилась, словно огромная копна, довга Аришка.

– Добрый вечер! Звиняйте за беспокойство, – пробасила она, оскалив большой рот с жёлтыми рядами зубов, похожих на клавиши рояля.

Денис Иванович кивнул. Старший офицер, как галантный кавалер, поднялся навстречу, а молодой уставился на гостью с нескрываемым любопытством и удивлением, лопоча что-то по-немецки.

Но Аришка ничуть не смутилась, в свою очередь уставилась на молодого немца и воскликнула:

– Ишь, какой весёлый!

Потом обратилась к Дарье Даниловне:

– Я к вам, тётя Даша, за огоньком, нечем печь растопить, погасли все угли.

Дарья Даниловна подала Аришке истёртую коробку, в которой оставалось несколько спичек.

– Садитесь, мадам, – любезно пригласил немец, подвинув гостье стул, и тут же, налив в стопку вина, предложил: – Выпейте?

– Та што вы, я непьющая, – застеснялась Аришка.

– Это слабое десертное вино, – объяснил офицер.

– Довга Аришка! Довга Аришка! – вдруг защебетали детишки, сидящие на печи.

Аришка насторожилась, косо глянула в сторону печи, потом, сделав свирепое лицо, крикнула:

– Цытьте!

Детвора умолкла. Аришка снова заулыбалась и протянула руку к стакану.

– За что же, мадам, будем пить? – спросил немец.

Аришка в нерешительности засмущалась.

– Она у нас не мадам, а что ни на есть мамзель, потому как замужем не была и с хлопцами не водилась, – посчитал своим долгом заметить Денис Иванович.

Довга Аришка зарделась, опустив глаза.

– Простите, мадемуазель, ваш тост? – не унимался офицер, находившийся в отличном расположении духа.

И тут вдруг довга Аришка смело откинула голову и решительно произнесла:

– Со всей своей удовольствией выпью за здоровье вашего Гитлера!

Брови старшего офицера дрогнули и сошлись у переносицы, образовав глубокую складку. Светло-голубые глаза сощурились, потемнели, лицо побагровело. Он порывисто встал, резким движением руки вырвал стакан из рук Аришки и поставил на стол. Рука его легла на кобуру пистолета.

– Вон отсюда! – гневно крикнул немец.

Застывшая с разинутым ртом, перепуганная Аришка заморгала тяжёлыми веками и стала пятиться к двери. Открыв спиной дверь, она провалилась в темноту ночи.

– Омерзительное, гадкое существо, – процедил сквозь зубы немецкий офицер и, взяв сигарету, закурил.

– Да это же она по недомыслию. Бог её наделил огромным телом, а насчёт ума поскупился. А раз ума нет – считай, калека, – сказал старый казак.

Дарья Даниловна и Анка ни глазам, ни ушам своим не верили. До этого каждого немца представляли себе зверем о двух ногах… Думая, что всё это инсценировка, неведомо для чего затеянная немцами, говорящими по-русски, старуха крестилась, шепча:

– Господи, сохрани и помилуй рабов Твоих!

В комнате воцарилось неловкое молчание. Молодой офицер, глядя на старшего, нахмурился и что-то залепетал одеревеневшим от хмеля языком.

И надо было, чтобы в эту минуту в комнату вбежали два котёнка из полуоткрытой двери кладовой. Почуяв запах мясных консервов, котята, тряся поднятыми трубой хвостами, замяукали, вертясь у стола. Опьяневший окончательно молодой офицер вдруг вскочил, схватил за шкирки обоих котят и, злобно выкрикивая «Гитлер-Сталин! Гитлер-Сталин!», начал ударять несчастных животных мордочками друг о друга с такой силой, что окровавленные котята перестали пищать и царапаться.

Анка не выдержала. Птицей слетела с печки, вцепилась ногтями в руку обезумевшего офицера, он выпустил сначала одного, а затем и другого котёнка. Схватив обоих, Анка выбежала из хаты.

Перепуганные дети разревелись. Дарья Даниловна с трудом забралась на печку, стала успокаивать малышей. Старший офицер поднялся со стула, подошёл к пьяному и строгим тоном что-то приказал. Молодой фриц шаткой походкой направился к выходу, но старший окриком вернул его. Пьяный немец тяжело опустился на стул и вдруг зарыдал.

Денис Иванович всё это время сидел безмолвно, понурив седую голову. Из задумчивой отрешённости его вывел спокойный голос немца. Кивком указав на плачущего фрица, сказал:

– Надо бы его уложить.

Дарья Даниловна, которая никак не могла прийти в себя от испуга, услышав, о чём просит немец, спустилась с печки и, суетясь возле стола, быстро заговорила: