Висенте Бласко-Ибаньес - Винный склад

– Ахъ, бѣдняжка! – стонала дѣвушка, забывъ о всякомъ притворствѣ. – Ахъ, Рафаэль души моей!..

Голосъ брата смягчился.

Ты любишь его, видишь ли, что ты ero любишь? Ты сама выдала себя, зачѣмъ заставляешь ты его страдатъ? Зачѣмъ это упрямство, доводящее его до отчаянія и тебя до слезъ?

Дѣвушка молчала, она крѣпко сжимала губы, боясь сказать лишнее и только плакала.

– Говори! – крикнулъ повелительно Ферминъ. – Ты любишь Рафаэля, быть можетъ, даже больше, чѣмъ прежде. Отчего ты разсталась, отчего порвала съ нимъ? Говори, или, мнѣ кажется, я убью тебя!

И онъ грубо встряхнулъ Марію де-ла-Лусъ, которая, словно она была не въ состояніи вынести тяжесть своего волненія, упала на холмикѣ, спрятавъ лицо въ свои руки.

Солнце садилось. Послѣдніе его лучи, ложась по землѣ, обливали оранжевымъ сіяніемъ стволы оливковыхъ деревьевъ, верескъ, росшій кругомъ, и изгибы тѣла дѣвушки, лежащей на землѣ.

– Говори, Марикита! – загремѣлъ голосъ Фермина. – Скажи, почему ты это дѣлаешь? Бога ради, скажи! He то я сойду сь ума! Скажи твоему брату, твоему Фермину!

Голосъ дѣвушкт раздался слабый, словно далекій, стыдливый.

– Я не люблю его потому что слишкомъ сино люблю его… Я не могу его любить, потому что слишкомъ его люблю, чтобы сдѣлать его несчастнымъ.

И Марикита приподнялась, пристально устремивъ на Фермина глаза, наполненные слезами.

Онъ можетъ ее убить, но она не вернется къ Рафаэлю. Она клялась, что если будетъ считать себя недостойной его, то броситъ его, хотя бы погубила этимъ душу свою. Было бы преступленіемъ наградить эту столь сильную любовь, внеся въ будущую ихъ совмѣстную жизнь нѣчто, что могло бы оскорбить Рафаэля, такого добраго, благороднаго и любящаго.

Водворилось продолжительное молчаніе.

Солнце зашло. Теперъ черная листва оливковыхъ деревьевъ вырисовывалась на фіолетовомъ небѣ съ легкой золотой бахромой на краю горизонта.

Ферминъ молчалъ, точно сраженный тѣмъ, что онъ предчувствовалъ.

– Значитъ, – сказалъ онъ съ торжественнымъ спокойствіемъ, – ты считаешь себя недостойной Рафаэля? Ты избѣгаешь его, потому что въ твоей жизни есть нѣчто, могущее оскорбить его, сдѣлать его несчастнымъ?

– Да, – отвѣтила она, не опуская глаза.

– Что же это такое? Говори: я думаю, что брату это должно быть извѣстно.

Марія де-ла-Лусъ снова спрятала голову. свою въ рукахъ. Нѣтъ, она ничего не скажетъ. Мука эта превосходитъ ея силы. И она опять расплакалась.

Монтенегро заговорил мягко, нѣжно, напоминая дѣвушкѣ тѣсную дружбу, соединявшую ихъ.

Они не знали своей матери, и Ферминъ заступилъ ея мѣсто для малютки. Сколько разъ сидѣлъ онъ у ея колыбели, сколько разъ отдавалъ ей свой кусокъ хлѣба, когда она была голодна, ухаживалъ за ней во время ея болѣзней, и она никогда не имѣла тайнъ для него. А теперь? Ты дурная сестра… Какъ плохо я тебя зналъ!

– Ферминъ, я бы хотѣла быть нѣмой, чтобы ты не страдалъ, потому что я знаю, что правда истерзаетъ тебя.

И она принялась разсказывать случившееся съ ней безстрастнымъ голосомъ, точно разсказывала о несчастьи другой женщины. Ея слова вызывали быстро мѣнющіяся представленія въ умѣ ея брата. Ферминъ видѣлъ общее пьянство въ послѣднюю ночь послѣ сбора винограда, видѣлъ пьяную дѣвушву, упавшую, словно недвижное тѣло въ углу виноградныхъ давиленъ, и затѣмъ появленіе сеньорито, чтобы воспользоваться ея безчувственнымъ состояніемъ.

– Вино! Проклятое вино! – говорила Марія де-ла-Лусъ съ гнѣвнымъ выраженіемъ лица.

– Да, вино, – повторялъ Ферминъ.

И онъ вспомнилъ Сальватьерру, проклинавшаго вино и его тлетворное вліяніе.

Затѣмъ, слушая сестру, онъ видѣлъ ея полное ужаса пробужденіе, когда исчезъ печальный обманъ опьянѣнія, то негодованіе, съ которымъ она оттолкнула отъ себя человѣка, котораго не любила и еще болѣе ненавистнаго ей вслѣдствіе легкой его побѣды.

Все было кончено для Маріи де-ла-Лусь. Она уже не можетъ принадлежать любимому человѣку. Она должна притворяться жестокой, разлюбившей его, должна заставить его страдатъ, вѣрить въ ея непостоянство, но не говорить ему правды.

Она была вс. я во власти предубѣжденія женщинъ; которыя смѣшиваютъ любовь съ физической дѣвственностью. По мнѣнію ихъ женщина можетъ тогда лишь выйти замужъ, когда сумѣла сберечь свое цѣломудріе. Если она его потеряла даже противъ своей воли, по какой-нибудь печальной случайности, все же приходилось склонить голову, проститься съ счастьемъ и пройти жизненный путь свой въ одиночествѣ и скорби, въ то время какъ несчастный женихъ удалялся съ своей стороны, отыскивая новую урну любви, нетронутую и неприкосновенную.

Ферминъ слушалъ молча, съ опущенной головой и закрытыми глазами. Онъ казался точно трупъ. Первое его движеніе было ударить сестру, но это былъ лишь краткій проблескъ атавистической жестокости. Какое право имѣлъ онъ карать сестру, она лишь жертва, a главный виновникъ – вино, этотъ золотистый ядъ, дьяволъ янтарнаго цвѣта, распространявшій съ своимъ ароматомъ безуміе и преступленіе.

Ферминъ долгое время оставался безмолвнымъ.

– Обо всемѣ случившемся, – сказалъ онъ наконецъ, – ни слова отцу. Бѣдный старикъ умеръ бы.

Марикита утвердительно кивнула головой.

– Если встрѣтишься съ Рафаэлемъ, – продолжалъ онъ, – и ему тоже ни слова. Я его знаю, бѣдному юношѣ пришлось бы идти по твоей винѣ на каторгу

Предупрежденіе было излишне. Чтобы избѣжать этой мести Рафаэля, она солгала, притворившись, что разлюбила его.

Ферминъ продолжалъ говорить мрачнымъ тономъ, но повелительно, не допуская возраженія. Она выйдетъ замужъ за Луиса Дюпона. Ненавидитъ его? Убѣжала отъ него съ чувствомъ глубочайшаго отвращенія послѣ той ужасной ночи?… Но это единственное рѣшеніе вопроса. Съ ихъ семейвой честью ни одинъ сеньорито не можетъ играть безнаказанно. Если она его не любитъ, то ей по обязанности придется терпѣть его. Самъ Луисъ явится къ ней и попроситъ ея руки.

– Я его ненавижу, презираю! – говорила Марикита. – Пусть онъ не приходитъ! He хочу видѣть его!..

Но всѣ ея протесты разбились о твердое рѣшеніе ея брата. Она вольна въ своихъ чувствахъ, но честь семьи выше ихъ. Остаться дѣвушкой, скрывъ свое безчестіе, съ грустнымъ утѣшеніемъ, что она не обмавула Рафаэля, ее это могло бы удовлетворить. Но его, ея брата? Какъ былъ бы онъ въ состояніи жить, встрѣчаясь ежечасно съ Луисомъ Дюпонъ, не потребовавъ отъ него удовлетворенія за оскорбленіе, нанесенное имъ, мучимый мыслью, что сеньорито смѣется про себя надъ нимъ, встрѣчаясь съ нимъ?…

– Молчи, Марикита, – сказалъ онъ рѣзко. – Молчи и будь послушна. Если ты, какъ женщина, не сумѣла уберечь себя, то не мѣшай брату защитить честь семьи.

Становилось темно и Ферминъ съ сестрой вернулись на мызу. Эту ночь они оба провели безъ сна.