Висенте Бласко-Ибаньес - Обнаженная

Проходя по музею, онъ мысленно привѣтствовалъ великихъ маэстро. Съ одной стороны висѣли картины Греко, изображавшія стройныхъ святыхъ, неясные контуры которыхъ на зеленовато-лазоревомъ фонѣ придавали имъ одухотворенный, неземной видъ, далѣе, морщинистыя и смуглыя головы Рибера съ выраженіемъ ужасныхъ страданій и боли. Реновалесъ восхищался этими выдающимися художниками, но держался твердаго рѣшенія никогда и ни въ чемъ не подражать имъ. Далѣе между шнуромъ передъ картинами, и рядомъ витринъ, бюстовъ и мраморныхъ столиковъ на ножкахъ въ видѣ золоченыхъ львовъ онъ натолкнулся на мольберты нѣсколькихъ художниковъ, копировавшихъ картины Мурильо, Это были все ученики Академіи Художествъ или барышни въ скромныхъ платьяхъ стоптанныхъ башмакахъ и старыхъ шляпкахъ. На полотнѣ передъ ними намѣчались голубые плащи Пресвятой Дѣвы и пухлыя фигурки кудрявыхъ ребятишекъ, игравшихъ съ Божественнымъ Агнцемъ. Эти копіи писались на заказъ для благочестивыхъ людей или имѣли хорошій сбытъ въ монастыри и часовни. Работа вѣковъ, дымъ свѣчей и полумракъ въ святыхъ мѣстахъ заставляли всегда скоро тускнѣть яркія краски этихъ картинъ, и легко можетъ статься, что полные слезъ глаза молящихся увидятъ когда-нибудь, что божественныя фигуры оживутъ таинственною жизнью на черномъ фонѣ картинъ, и люди будутъ молить ихъ о сверхъестественныхъ чудесахъ.

Маэстро направился въ залъ Веласкеса. Тамъ работалъ его другъ Текли. Реновалесъ явился въ музей съ исключительною цѣлью посмотрѣть копію, которую венгерскій художникъ писалъ съ картины Las Meninas [1] .

За нѣсколько дней передъ тѣмъ, когда Реновалесу доложили въ его роскошной мастерской о приходѣ художника, онъ нѣкоторое время сидѣлъ въ недоумѣніи, глядя на поданную ему визитную карточку. Текли!.. Но вскорѣ онъ вспомнилъ одного пріятеля, съ которымъ часто видѣлся, когда жилъ въ Римѣ двадцать лѣтъ тому назадъ. Этотъ добродушный венгерецъ былъ его искреннимъ поклонникомъ; онъ не обладалъ большимъ талантомъ и замѣнялъ его молчаливымъ упорствомъ въ трудѣ, словно рабочая скотина.

Реновалесъ съ удовольствіемъ увидалъ снова голубые глаза пріятеля подъ рѣдкими, шелковистыми бровями, его выдающуюся въ видѣ лопаты нижнюю челюсть, придававшую ему сходство съ австрійскими монархами, и высокую фигуру, склонившуюся отъ волненія и протягивавшую ему костлявыя руки, длинныя, словно щупальцы.

– О, maestro, caro maestro! – привѣтствовалъ онъ Реновалеса по-итальянски.

Бѣдному Текли пришлось прибѣгнуть къ профессорской карьерѣ, какъ всѣмъ малоталантливымъ художникамъ, у которыхъ нѣтъ силъ заниматься чистымъ искусствомъ. Реновалесъ увидалъ чиновника – артиста въ темномъ, строгомъ сюртукѣ безъ единой пылинки; достойный взглядъ его устремлялся изрѣдка на блестящіе сапоги, въ которыхъ отражалась, казалось, вся мастерская. Въ петлицѣ его красовалась даже разноцвѣтная розетка какого-то ордена. Одна только фетровая бѣлоснѣжная шляпа не гармонировала со строгимъ видомъ государственнаго чиновника. Реновалесъ съ искреннею радостью схватилъ протянутыя руки. Такъ это знаменитый Текли! Какъ онъ радъ повидать стараго пріятеля! Какъ чудно имъ жилось въ Римѣ!.. И Реновалесъ сталъ слушать съ добродушною улыбкою превосходства разсказъ о его жизненныхъ успѣхахъ. Текли былъ профессоромъ въ Будапештѣ и постоянно копилъ деньги, чтобы поѣхать учиться въ какой-нибудь знаменитый музей Европы. Въ концѣ концовъ долголѣтнія мечты его увѣнчались успѣхомъ, и ему удалось пріѣхать въ Испанію.

– О, Веласкесъ! Какой это великій художникъ, дорогой Маріано!

И откидывая назадъ голову, Текли закатывалъ глаза кверху и чмокалъ съ наслажденіемъ губами, словно потягивалъ стаканчикъ сладкаго токайскаго вина своей родины.

Онъ жилъ уже цѣлый мѣсяцъ въ Мадридѣ, работая каждое утро въ музеѣ. Копія его съ Las Meninas была почти окончена. Онъ не ходилъ раньше къ дорогому Маріано, потому что хотѣлъ сразу показать ему свою работу.

He придетъ ли Маріано какъ-нибудь утромъ къ нему въ Прадо? Старый товарищъ, навѣрно, не откажетъ ему въ этомъ доказательствѣ своей дружбы… Реновалесъ попробовалъ было отказываться. Что ему за дѣло до какой-то копіи? Но въ маленькихъ глазкахъ венгерца свѣтилась такая робкая мольба, и онъ осыпалъ великаго маэстро такими похвалами, разсказывая подробно объ огромномъ успѣхѣ, который имѣла картина Реновалеса Человѣкъ за бортомъ! на послѣдней выставкѣ въ Будапештѣ, что тотъ обѣщалъ навѣстить пріятеля въ музеѣ.

И черезъ нѣсколько дней утромъ, когда одинъ господинъ, съ котораго онъ писалъ портретъ, не могъ явиться на обычный сеансъ, Реновалесъ вспомнилъ данное Текли обѣщаніе и отправился въ Прадо. Когда онъ вошелъ въ музей, имъ овладѣло чувство какой-то подавленности и тоски по былымъ годамъ, словно у бывшаго студента, который приходитъ въ университетъ, гдѣ протекла его молодость.

Очутившись въ залѣ Веласкеса, онъ почувствовалъ приступъ религіознаго благоговѣнія. Передъ нимъ былъ художникъ въ истинномъ смыслѣ слова. Всѣ непочтительныя теоріи Реновалеса о мертвыхъ остались за дверью залы. Отъ картинъ Веласкеса, которыхъ онъ не видалъ уже нѣсколько лѣтъ, снова повѣяло свѣжимъ, сильнымъ, неотразимымъ обаяніемъ, вызвавшимъ у него угрызенія совѣсти. Онъ долгое время стоялъ неподвижно, переводя глаза съ одной стороны на другую, словно желая охватить сразу все творчество безсмертнаго художника, а вокругъ маэстро начинался уже шопотъ любопытныхъ:

– Реновалесъ! Реновалесъ здѣсь!

Вѣсть эта распространилась отъ входныхъ дверей по всему музею и прослѣдовала за художникомъ до зала Веласкеса. Группы любопытныхъ отрывались отъ картинъ и глазѣли на этого рослаго, погруженнаго въ свои думы человѣка, который, повидимому, не отдавалъ себѣ отчета въ вызываемомъ его появленіемъ любопытствѣ. Дамы переходили отъ одной картины къ другой и слѣдили однимъ глазкомъ за знаменитымъ маэстро, портретъ котораго онѣ видали много разъ. He вѣрилось какъ-то, чтобы этотъ крупный дѣтина былъ талантливымъ художникомъ и такъ хорошо писалъ дамскіе портреты. Нѣсколько молодыхъ людей подошли къ нему почти вплотную, чтобы поглядѣть на великаго человѣка вблизи, и дѣлали видъ, что разсматриваютъ тѣ же картины, что онъ. Они изучали его внѣшность во всѣхъ подробностяхъ подъ вліяніемъ ученической страсти подражать великимъ маэстро во всемъ. Одинъ изъ нихъ рѣшилъ завязывать галстухъ и отпустить длинные волосы, какъ у Реновалеса, льстя себя тщетною надеждою, что это разовьетъ его способности къ живописи. Другіе досадовали мысленно на отсутствіе на ихъ лицѣ растительности и не возможность отпустить себѣ сѣдую и кудрявую бороду, какъ у знаменитаго маэстро.

Реновалесъ скоро замѣтилъ окружавшую его среду любопытства. Молодые художники, копировавшіе картины, ниже склонились надъ мольбертами, хмурясь и водя кистью медленно и неувѣренно, такъ какъ позади нихъ проходилъ великій маэстро. Новые, приближающіеся шаги заставляли ихъ каждый разъ вздрагивать отъ страха и горячаго желанія, чтобы онъ бросилъ взглядъ на ихъ работу. Реновалесъ догадывался съ нѣкоторымъ чувствомъ гордости о томъ, что шептали эти губы, что говорили эти глаза, то разсѣянно поглядывавшіе на полотно, то внимательно устремлявшіеся на него.