Висенте Бласко-Ибаньес - Обнаженная

Непрерывные удары молота, подъ звуки которыхъ состоялось появленіе Маріано на свѣтъ, будили его съ первыми лучами солнца; онъ соскакивалъ съ кровати и спускался въ кузницу грѣться у раскаленной печи. Отецъ его, волосатый и добродушный циклопъ, весь почернѣвшій отъ сажи, поворачивалъ желѣзо въ печи, работалъ напильникомъ и отдавалъ, среди оглушительнаго шума, зычнымъ голосомъ приказанія своимъ подручнымъ. Двое дюжихъ парней съ открытою грудью, ковали желѣзо, сильно взмахивая руками и пыхтя; то красное, то огненно-желтое, оно извергало при каждомъ ударѣ молота потоки блестящихъ искръ, которыя съ трескомъ разсыпались въ видѣ яркихъ букетовъ, населяя мрачную атмосферу кузницы роемъ огненныхъ мухъ, и замирали черныя и потухшія, въ полныхъ сажи углахъ.

– Тихонько, малышъ, – говорилъ отецъ, опуская свою крупную руку на нѣжную головку ребенка съ тонкими кудрявыми волосами.

Блескъ раскаленнаго желѣза привлекалъ ребенка настолько сильно, что онъ пробовалъ иногда завладѣть искорками, сверкавшими на землѣ, словно упавшія звѣзды.

Отецъ гналъ его изъ кузницы на улицу. Передъ почернѣвшею отъ сажи дверью разстилались на склонѣ горы залитыя солнцемъ поля, раздѣленныя межами и каменными оградами на правильныя геометрическія фигуры. Внизу въ долинѣ виднѣлись группы тополей на берегахъ извилистой, хрустальной рѣки, а вдали высились горы, поросшія до верху темными соснами. Кузница находилась неподалеку отъ маленькаго городка; оттуда и изъ окрестныхъ деревень поступали въ нее заказы на новыя оси для телѣгъ или плуги, косы, лопаты и вилы для починки.

Постоянные удары молота побуждали ребенка къ лихорадочной дѣятельности и отрывали его отъ дѣтскихъ игръ. Въ возрастѣ восьми лѣтъ онъ хватался иногда за веревку мѣховъ и тянулъ ее, восторгаясь снопомъ искръ, которыя вырывались изъ угля, подъ сильною струею воздуха. Добрый циклопъ обожалъ сына, который былъ крѣпокъ и силенъ, какъ всѣ въ его семьѣ; кулаки мальчика внушали даже въ этомъ возрастѣ сильное уваженіе окрестнымъ ребятишкамъ. Маріано былъ сыномъ своего отца; отъ бѣдной матери, слабой и болѣзненной, онъ унаслѣдовалъ только склонность къ уединенному размышленію. Цѣлыми часами просиживалъ онъ иногда, когда затихала въ немъ жажда кипучей дѣятельности, и молча любовался полями, небомъ и ручьями, которые стекали съ горъ по камушкамъ и впадали въ рѣку въ глубинѣ долины.

Мальчикъ ненавидѣлъ школу и чувствовалъ къ ученію искреннее отвращеніе. Его сильныя руки дрожали въ нерѣшимости, когда онъ брался за перо. За то отецъ и всѣ окружающіе восторгались легкостью, съ которою онъ воспроизводилъ все, что видѣлъ, въ простыхъ и наивныхъ рисункахъ, не упуская ни малѣйшей подробности. Карманы его были всегда полны угля, и онъ не проходилъ мимо стѣны или любого свѣтлаго камня безъ того, чтобы не нарисовать на нихъ сейчасъ же предметы, поражавшіе его глазъ чѣмъ-нибудь особеннымъ. Наружныя стѣны кузницы были совсѣмъ черны стъ рисунковъ маленькаго Маріано. Длинною вереницею тянулись на нихъ съ хвостиками закорючкою и задранными кверху мордами свиньи Святого Антонія, которыя содержались въ маленькомъ городкѣ на общественный счетъ и разыгрывались жителями въ лотерею въ день этого святого. А посреди этой пузатой процессіи выглядывалъ профиль кузнеца и его подручныхъ съ надписью подъ каждымъ изъ нихъ, чтобы ни у кого не могло быть сомнѣній относительно оригинала.

– Поди-ка сюда, жена, – кричалъ кузнецъ своей болѣзненной подругѣ жизни при видѣ новаго рисунка. – Поди, посмотри, что сдѣлалъ нашъ сынъ. Экій бѣсенокъ!..

Восторженное отношеніе къ таланту сына заставляло кузнеца смотрѣть сквозь пальцы на то, что мальчикъ исчезалъ изъ школы и кузницы и бѣгалъ цѣлыми днями по долинѣ или городку съ углемъ въ рукѣ, покрывая черными рисунками окрестныя скалы и стѣны домовъ къ великому отчаянію хозяекъ. На стѣнахъ таверны, на Главной площади города Маріано начертилъ головы всѣхъ наиболѣе усердныхъ посѣтителей ея, и трактирщикъ съ гордостью показывалъ ихъ публикѣ, не позволяя никому дотрагиваться до нихъ изъ боязни, что онѣ сотрутся. Это произведеніе искусства льстило тщеславію кузнеца, когда онъ заходилъ по воскресеньямъ послѣ обѣдни въ таверну выпить со старыми пріятелями стаканъ вина. А на домѣ священника Маріано нарисовалъ Пресвятую Дѣву, передъ которой останавливались, глубоко вздыхая, всѣ старыя ханжи.

Кузнецъ краснѣлъ отъ удовольствія, выслушивая похвалы мальчику, какъ-будто онѣ относились къ нему самому. Откуда явился этотъ геній въ такой некультурной семьѣ? Кузнецъ утвердительно качалъ головою, когда важные люди въ городѣ совѣтовали ему сдѣлать что-нибудь для сына. Само собою разумѣется! Онъ не знаетъ, что именно слѣдуетъ сдѣлать, но признаетъ, что они правы; маленькому Маріано не пристойно ковать желѣзо, какъ отцу. Онъ можетъ сдѣлаться такою же важною персоною, какъ донъ Рафаэль, который писалъ святыхъ въ главномъ городѣ провинціи и училъ художниковъ въ огромномъ домѣ, полномъ картинъ, тамъ въ городѣ, а по лѣтамъ пріѣзжалъ съ семьей на свою виллу внизу въ долинѣ.

Этотъ донъ Рафаэль внушалъ всѣмъ уваженіе своимъ серьезнымъ видомъ; это былъ святой человѣкъ, обремененный кучей дѣтей; онъ носилъ сюртукъ, словно священническую рясу, и говорилъ слащаво, какъ монахъ, хотя это вовсе не шло къ его худому, розовому лицу, обрамленному сѣдою бородою. Въ мѣстной церкви хранился писанный имъ образъ Пречистой Богоматери, нѣжные, блестящіе тона котораго вызывали у набожныхъ людей дрожь въ ногахъ. Кромѣ того глаза этой Богоматери обладали чудеснымъ свойствомъ глядѣть прямо на того, кто смотрѣлъ на нее, и даже слѣдили за нимъ взоромъ, куда бы онъ ни отходилъ. Это было истинное чудо. He вѣрилось даже, чтобы каргина была создана славнымъ, скромнымъ господиномъ, который поднимался лѣтомъ каждое утро въ городокъ къ обѣднѣ. Какой-то англичанинъ хотѣлъ купить ее, предлагая цѣну на вѣсъ золота. Никто не видалъ этого англичанина, но всѣ только презрительно улыбались, рассказывая о его предложеніи. Такъ и продадутъ ему образъ! Пусть бѣсятся отъ злости еретики со своими милліонами! Пречистая Дѣва останется въ мѣстной церкви на зависть всему міру и преимущественно сосѣднимъ городкамъ.

Когда священникъ явился къ дону Рафаэлю, чтобы разсказать ему о сынѣ кузнеца, великій человѣкъ уже зналъ о способностяхъ ребенка. Онъ видалъ его рисунки въ городкѣ и признавалъ, что мальчикъ, повидимому, довольно талантливъ, и слѣдуетъ безусловно направить его по вѣрному пути. Затѣмъ явились къ нему кузнецъ съ сыномъ; оба смутились, очутившись на чердакѣ виллы, гдѣ донъ Рафаэль устроилъ себѣ мастерскую, и увидя вблизи баночки съ красками, палитру, кисти и полотна съ голубымъ фономъ, на которомъ намѣчались розовыя пухлыя формы херувимовъ и оцухотворенное лицо Божьей Матери.