Мануэль Монтальбан - Пианист

– Le cadavre exquis…

– …boira le vin nouveau, – закончил Дориа фразу, начатую Дариюсом Мийо, и, эффектно крутанувшись на одной ноге, вышел, освободив дорогу своим стоявшим у дверей товарищам. Голос Мийо, прокатившийся над деревянными лестничными перилами, перекрыл их шаги:

– Мало иметь талант, господин Дориа, важно суметь им распорядиться.

Но Дориа не слушал добрых пожеланий, он шумно протопал по лестнице вниз и, даже выйдя на улицу, не остановился, а помчался вперед, сколько его ни окликали друзья и как ни пыталась Тереса взять его под руку и удержать. И, только когда свернули за угол, он оставил позу, повернулся к спутникам и, подойдя, бросился обнимать и целовать их в щеки.

– Мы были гениальны.

Ларсен, добросовестно сражаясь с чуждыми ему звуками кастильской речи, не преминул сказать: «Он чокнутый»; Росель пребывал в замешательстве, а Тереса испытывала раздражение и обиду.

– Не знаю, какими были мы, но ты вел себя как человек невоспитанный. Ты нас туда привел. Сам добивался, чтобы Мийо тебя принял, а потом городишь глупость за глупостью о Сати, хотя прекрасно видишь, с какой любовью Мийо к нему относится.

– Мийо относится к Сати прежде всего с уважением, а уважение не оставляет места любви. К тому же Сати должен казаться ему скучным, но главное – о нашем визите можно сказать все что угодно, кроме того, что он прошел незаметно, и Мийо отныне никогда не позабудет ни моего имени, ни названия кантаты, которая будет исполняться в будущем году, ни моего характера. И он не скажет: да, я его знал, обещавший был музыкант, теперь он скажет так: да, я его знал, выскочка и невоспитанный грубиян, но какой талант. Вас, прекраснодушные мечтатели, он через полчаса забудет навеки. Если ему что и вспомнится – только прелестная впадинка меж грудей, которая видна в вороте твоей блузки, Тереса, любовь моя.

– Мы же договаривались, что ты попросишь устроить мне прослушивание в «Опера комик», а Ларсен ждет стипендию, и мнение Мийо в этом деле – решающее.

– Наберитесь терпения, через несколько месяцев вам не нужен будет никакой Мийо. Будете пользоваться именем Луиса Дориа.

– Луис чокнутый.

Ларсен сказал сам себе и поднес палец к виску, заросшему, как вся его голова, светлыми, почти белыми волосами. Тереса изо всех сил сопротивлялась собственному негодованию и убедительным доводам Дориа, а Росель плелся сзади: необходимо было держаться на расстоянии, чтобы его окончательно не заглотили его друзья по парижскому лету. Я в Париже, подумал он и пришел в волнение, потому что мысль как бы материализовалась и взору предстал совершенно реальный мост Менял и остров Сите, словно причаливший к берегу огромный и роскошный корабль.

«Дорогой Росель, жаль, что вы так торопились в Париж, дабы убедиться, как вы говорите, в том, что Париж существует; это помешало нам поговорить о вашем будущем. Поздравляю с получением стипендии и думаю все-таки, что вам следует отыскать в Париже Луиса Дориа. Я знаю, вы вместе учились в Барселоне и он вам не очень по нраву, но Дориа сделал там карьеру, этот человек способен пробиться в самых трудных условиях. Однако будьте с ним осторожны, держитесь на расстоянии. В небольших дозах он вполне полезен, но в неумеренных может быть просто невыносим. Вы сами это знаете. Совершенно согласен с вашим мнением относительно последних вещей Пайссы, [60]хотя критика за него и нельзя отрицать, что среди испанских музыкантов он лучше всех знал, чем хочет стать. Теперь же, встав на ноги, он всех нас разочаровал. От чистого диссонанса до этой бешеной любви к Фалье – долгий путь, и, как его Пайсса проделал, мы не заметили.

Я обдумываю предложение Лондона. Не пугайтесь, что у вас плохие способности к языкам. Говорите поменьше, слушайте побольше и через некоторое время, увидите, совладаете с языком. Как двигается ваша «Après Mompou»? [61]Более интересным мне показался ваш замысел «Бестера Китона», балета по короткой вещи Гарсиа Лорки.

Пишите мне, что думаете и как там в Париже, но, повторяю, осторожнее с Дориа.

NB. Передайте привет дону Рикардо, Рикардо Виньесу, [63]если увидите его».

– Я, Альберт, прожил пять лет в квартале Маре и уезжаю отсюда потому, что хочется перебраться через Сену и посмотреть, что творится на ее левом берегу: тут все кипит, и, пока держится Народный фронт, левый берег превратится в столицу интеллигенции всего мира. Но для человека, который только что приехал, как ты, Маре – идеальное место для житья, а эта крохотная квартирка на Сент-Авуа сдается почти даром. Какая у тебя стипендия? Пятьсот франков в месяц? Знаешь что? Женералитат мог быть к тебе щедрее. Как только увижу Вентуру Гассоля, скажу ему пару крепких слов. Они полагают, что в Париже взрослый человек может жить на пятьсот франков в месяц? Тебе придется подработать, давать уроки придуркам, которые занимаются музыкой, потому что считают: когда вырастут, превратятся в Дебюсси. В квартирке есть кухня, и ты сможешь готовить завтрак и даже обед, если удастся сэкономить. Я говорю это потому, что сам начинал так же, теперь судьба моя переменилась, и я хочу, чтобы ты себя чувствовал так, как должен себя чувствовать ты, Альберт Росель, noi de Sants, escolanet [64]из прихода Сан-Медир, первая премия на фортепианном конкурсе пианистов имени Рикардо Виньеса; теперь ты в Париже, ты – музыкант и можешь участвовать в конкурсах Парижской консерватории и будешь знаком с самыми сливками мировой культуры, особенно если станешь слушаться меня и поступать, как я. В четверг меня принимают в салоне Ноай, а Адриэн Монье предоставила мне зал в книжном магазине, чтобы я устроил там свой вечер. Я уже назначил день. Пятнадцатое сентября. В первом отделении буду читать стихи, а во втором сыграю четыре или пять коротких вещей. Ты ведь понятия не имеешь, Адриэн Монье в Париже такая же важная фигура, как Сильвия Бич, та тоже держит книжный магазин и издательство. Это Бич издала «Улисса» Джойса, в их салонах и книжных магазинах бывают все, кто сегодня в моде на Rive Gauche, [65]a Rive Gauche сегодня делает погоду. Паунд, Хемингуэй, Пулен, [66]Ромен, Валери, Андре Жид, Шамсон, Мальро, в книжном магазине у Монье играли Сати и Мийо. «Les amis du livre» [67]называется ее книжный магазин. Лично мне название кажется вычурным, но французы такие утонченные, и для них это звучит нормально.

Квартал Маре поразил его, особенно та часть, которая начинается за углом Рамбуто и Бобур: череда продуктовых лавчонок на Рамбуто, с обещающими красками и запахами продуманно устроенного рынка, где отдельные ряды были для яблок и для персиков, отдельные – для рыбы и для мяса, расчлененного на куски, согласно разумному представлению о зрительном ритме, вдруг неожиданно обрывалась пассажем на Сент-Авуа, а там – улица Тампль, каменные маски персонажей из древней истории, фигурные водостоки, деревянные двери – лишний повод показать свой образ мысли и богатство, маленькие дворцы, выкрашенные в спокойные тона, где за высокой изгородью виднеется зелень деревьев, дорожки и швейцарская, а за ними едва различимы роскошные парки со статуями, потемневшими от времени. Богатый город и умеет себя уважать, подумал Росель и высказал эту мысль вслух.