Александра Коллонтай - Свобода и любовь (сборник)

– Может, у вас свои деньги есть, так вы выдайте мне их на хозяйство, вроде как в кредит, а потом у Владимира Ивановича спросите. Он и вернет вам, – посоветовала Мария Семеновна.

А и в самом деле! Чего сама не догадалась? Так и порешили.

Ушла Мария Семеновна. А Вася – в сад. Походила, походила по дорожкам. Устала. Неможется ей. Прилегла на постель, книжку взяла… Да над книжкой и заснула.

Лежит Вася, разметалась. Щеки пятнами горят. Тяжелые, душные сны мучают… Очнется, оглядится кругом, сама на себя сердится: чего разлеглась? На город бы лучше пошла поглядела. Не хворать же к Владимиру приехала!.. А самой голову поднять неохота. Закроет глаза, и сразу запутаются мысли. Сон не сон, дремота не дремота. А полной памяти тоже нет.

– Василиса Дементьевна! Скоро Владимир Иванович к обеду приедут. Вы бы приоделись, да и я постель приберу. Не любит он беспорядку в комнатах.

Это Мария Семеновна над Васей стоит, будто старшая, учит ее.

– Неужели так поздно?

– Пятый час… Так вы и не позавтракали? Хотела вас разбудить, да, вижу, крепко спите. Это все с дороги, утомились шибко.

– Может, с дороги, а может, простудилась. Знобит что-то.

Вы бы платье-то ваше шерстяное надели, все потеплее… А то что платочек-то ваш? От тепла в нем только кутаться.

– Да неудачный костюм мой, мужу не понравился.

Чем неудачный? Ни чуточки не плохой. Разве что сборок много на боках, да и талья не на месте… Теперь вон где тальи-то носят… Я ведь тоже портнихой была. В фасонах смыслю. Давайте переколю юбку… За милую душу платье сами перешьем. Владимир Иванович его и не узнает.

– К обеду поспеет?

– Чего захотели! Нет, это мы с вами не торопясь, полегонечку… А сейчас вы наденьте свою черную юбку да сверху жакет от костюма. Совсем шикарно будет.

Никогда еще Вася столько у зеркала не стояла. Все на ней Мария Семеновна перефасонила, булавками переколола, где стежком прихватила. Кружевной воротник откуда-то достала. Хорошо получилось. Просто, а будто и нарядно. Самой Васе нравится. Что-то Владимир скажет?

Только одеться успела, приехал Владимир вместе с гостями: сотрудник ЦКК с женой. Усики у него в иголочку, одет щеголем, сапоги желтые, шнурованные, до колен. А еще коммунист!.. Не понравился Васе. Жена его расфуфыренная, словно девица с улицы… Платье воздушное, белые туфельки, мех на плечах наброшен, на пальцах кольца играют… А Владимир ей руку целует. Шутит. О чем говорят? Не понять. Пустяки все. А Володя любезно так к гостье перегибается, «в переглядку» глазами с ней играет…

Вася с товарищем из ЦКК сидит. Коммунист. А о чем с ним говорить не знает.

За обедом опять вино пьют. Владимир чокается, а она ему что-то на ухо шепчет. И оба смеются. Неловко Васе. А муж на жену никакого внимания. Будто и не жена его. Странно! Нехорошо.

О постах заговорили, в шутку… Гостья признается, что она в Бога верит и хоть постов не соблюдает, а к исповеди ходит. Как же так? Товарищ из ЦКК, а на верующей женился?…

Хмурится Вася. Недовольна. И на Владимира сердце берет: что за приятели такие?

К концу обеда Иван Иванович приехал. Говорит, Савельев ложу в театр взял, всех приглашает.

– Едем, Вася? – спрашивает Владимир.

– С Савельевым? – Вася в глаза мужу заглянуть старается.

А он точно не понимает ее.

– Ну да, с Никанором Платоновичем. Всей компанией. Сегодня новая оперетка идет. Развлечешься. Смешная, говорят.

– Нет, я не поеду.

– Почему?

– Нездоровится. Должно быть, в дороге простудилась.

Взглянул на нее Владимир:

– И в самом деле, Вася, вид у тебя какой… Глаза совсем провалились. Давай-ка руку. Да у тебя рука горячая… Конечно, ехать нельзя. И я тогда не еду…

– Нет, зачем же? Поезжай.

Стали и гости Владимира упрашивать. Уговорили. Поедет в театр.

В передней Владимир Васю при всех обнял и потихоньку ей шепчет: «Ты, Вася, сегодня совсем хорошенькая!»

Марью Семеновну просит за Василисой Дементьевной приглядеть.

– Ложись скорее, Вася. Я рано приеду. До конца не останусь.

Уехали.

Побродила Вася по комнатам, и опять тоска нашла.

Не нравится ей такая жизнь. Что плохого, сама определить не умеет. Только все такое непривычное, чужое… И сама она тут чужая, никому не нужная… Может, Володя и любит ее, а только мало у него дум о ней… Приласкает, поцелует, да и ушел1 Другое дело, когда на заседание или на работу надо. А то в театр!.. Зачем без нее поехал? Не насмотрелся, что ли, театров за зиму?… Мучает что-то Васю, сосет… Слов не найдет, что именно, а нехорошо на душе.

«Поживу недельку, – решает Вася, – погляжу, что и как тут у Володи, да и уеду…»

И тотчас встает вопрос: куда? Назад в дом-коммуну? Там и комнаты-то ее больше не осталось, светелки под крышей. Туда Груша, подруга, швея, переехала. Потом – опять Федосеевы, дрязги, заботы, опять дом отстаивать, опять со всеми воевать. А сил-то нет. И веры-то нет, что спасти дело можешь. Вот что главное.

Нет, уехать Васе некуда.

От этой мысли в сердце еще пуще сосет, гвоздит, буравчиком сверлит…

Холодно Васе. Ежится, руки в рукава прячет. По темным, пустым комнатам взад и вперед ходит. Кажется Васе, что в этом чужом, немилом доме нежданное горе какое сотрясется… Беда караулит.

Предчувствие?

Разве могут коммунисты в предчувствие верить? Но тогда что же, что же это такое? Откуда эта тоска? Безымянная, неизбывная, незваная?

Вернулся Владимир, как обещал, рано. Вася в постели книжку читала.

Присел к Васе, о здоровье спрашивает. В глаза глядит. И странно Васе, что глаза у Владимира такие серьезные и печальные. Точно горе в них какое.

– Что с тобою, Володя? Грустный ты какой!..

Зарыл Володя голову в подушку рядом с Васей, а сам жалобно так говорит:

– Трудно жить, Вася… Ты и не знаешь, как мне трудно! Ты только одну сторону моей жизни видишь… А понять меня не хочешь… Если бы в сердце мое заглянула, как измучился я за зиму, не осудила бы меня, а пожалела! У тебя, Вася, ведь сердечко доброе.

Гладит Вася Володину голову, жалеет его. Успокаивает. И хоть и жаль Володю, а радостно Васе на душе: кажется ей, что одной думой горюют, одной болью болеют… Трудно пролетарию директорствовать. Так и говорит ему.

А Володя печально головой качает:

– Не это только, Вася, не это… Еще и другое мучает меня… Покою не дает!

– Травля против тебя, что ли?

Молчит Володя, будто сказать что-то хочет, а не решается.

Обнимает его Вася.

– Расскажи, милой, что тебя мучает? Голову к его плечу приложила.

– Что это от тебя как духами пахнет? Когда это ты так надушился? – Подняла голову, на Володю глядит.

– Духами? – Володя будто смутился, от Васи отстраняется. Должно быть, когда у парикмахера сегодня брился… Он надушил.

Встал Владимир. Папироску долго, старательно раскуривает. И уходит от Васи. Говорит, что еще сегодня обязательно должен бумаги разобрать.