Хуан Гойтисоло - Остров

– Значит, тебя все же не убили, – оборвала я его.

– Нет. Но пуля едва не задела меня. Представь себе: она пробила мою шляпу.

– Жаль шляпы. В следующий раз они прицелятся поточнее.

Грегорио улыбнулся и посмотрел на меня, как бы говоря: «Ишь ты!» Ему часто представлялась прекрасная возможность помолчать, но еще чаще он не умел воспользоваться ею.

– Я познакомлю тебя с моей подругой, – объявил он. – Это американка, очень артистичная натура. У нее дивное тело.

– А твоя жена? – спросила я. – Она тебе уже не нравится?

Не ответив, он отошел и вернулся с кукольной блондинкой, словно сошедшей со страниц модного журнала.

– Сеньора Эстрада. Мисс Бентлей. – Мы улыбнулись. – Мисс Бентлей приехала в Малагу учиться испанским танцам.

– Очень рада.

– Испания это счастье… Это солнце, – сказала мисс Бентлей.

– Она умница, ты увидишь, – пояснил Грегорио. – У ее родителей в Америке куча денег, но она любит жить бурно, сегодня здесь, завтра там, сегодня швыряет деньги налево и направо, завтра сидит без гроша. Вы созданы, чтобы быть подругами…

Компания снова уселась за стол, и я заняла место между Валтасаром и Лаурой. Хозяин принес превосходное, тончайшего аромата вино. Сеньора, сидевшая во главе стола, зачитала меню ужина. Пока официантка расставляла блюда, я принялась разглядывать лица моих соседей. Среди них была замечательно красивая женщина с волосами, выкрашенными в пепельный цвет. Она напомнила мне Долорес Велес. Неподалеку от нее женщина с облупившимся от загара носом восторженно восклицала, слушая своего кавалера, и по голосу я узнала в ней ту, что кричала, когда мы подходили к закусочной. Справа от меня юные девушки оживленно беседовали по-английски.

– Колоссально, – прошептала мне на ухо Лаура. – Ты знаешь, почему мы здесь собрались?

Я абсолютно ничего не знала, и, нагнувшись к моему плечу, она сообщила, что дама во главе стола – представительница высокопоставленного лос-анжелосского общества – вела очень веселую жизнь в Торремолнносе. Муж приехал двумя месяцами позже, и она, встретив его на аэродроме, рассказала, как испанцы, пока его не было, нежно заботились о ней, и наговорила столько, что благодарный добряк решил устроить ужин в их честь.

– Валтасар рассказал мне это еще вчера, но я не поверила. Гениально, не правда ли?

Пробка шампанского хлопнула, точно выстрел. Человек с монгольским лицом разливал вино по бокалам, а дама из Лос-Анжелоса раздавала их.

– Тост, тост! – требовали громкие голоса.

Монголоид взял за горлышко вторую бутылку и, к его удовольствию, пробка выскочила сразу.

Я спросила Лауру, кто он такой, и она прошептала, поднеся платок к губам:

– Тс-с-с. Не так громко… Кажется, это ее муж.

Последний раз я ела кокинас [5]много лет назад – это было еще до войны, когда я ездила с родителями в Пало. И теперь я поглощала кокинас с жадностью. Шампанское и полутьма создали иллюзию интимности. Рафаэль кокетничал с двумя американками и после иронического тоста за здоровье супруга дамы из Лос-Анжелоса рассказал о случае в одном из каталонских городов: тамошним женщинам надоело терпеть неверность мужей, и они решили поджечь гостиницу с иностранками.

– Рыбаки теперь уже не рыбачат… Немки от них без ума, и в конце курортного сезона каждый обзаводится мотоциклом и разъезжает по городу в синем костюме и в дорогом плаще.

Валтасар сказал, что в Торремолпносе происходит то же самое. Летом работают только старики.

– Раньше испанцы славились своей беспечностью. Но, с тех пор как сюда нагрянули американцы, они стали материалистами. Теперь все делают только за деньги.

– О, нет, нет, – запротестовала белокурая сеньора. – В моей стране люди не знают экономических трудностей, но они много несчастней, чем здешние жители. Испанец хранит честь и гордость…

Каждый приводил свои доводы, но договориться они не могли, и какая-то женщина в костюме от Шанель вмешалась, чтобы рассказать, что произошло с ней на пляже.

– …Вечером я шла под руку с Эллен, а какой-то солдат из тех, что стоят в лагере Бенитес, подошел и без лишних разговоров схватил меня. Верно, Эллен? – Жена амфитриона утвердительно кивнула. – Я закричала, требуя оставить меня в покое, и – бог ты мой! – у него глаза на лоб полезли… Он стал краснее перца и сказал, знаете что? «Простите, сеньора, я думал, вы англичанка!»

Раздался дружный смех. Эллен перевела рассказ своему супругу.

– А каков был из себя солдат? – поинтересовалась Лаура.

– Неужели ты думаешь, детка, я успела разглядеть?

– А я так всегда успеваю.

– Сравнила! Ведь ты свободна… А у меня есть муж, и я его очень люблю. Мы же любим друг друга, Мигелито?

– А мне хотелось бы знать, какого дьявола вы с Эллен вечером торчали на пляже? – сказал Рафаэль.

– У-у-у, какой умник… Гуляли, представь себе. Или ты считаешь, что две женщины не могут немного прогуляться?

Валтасар с шутовским видом ударил ложкой по столу.

– Все это кажется мне очень подозрительным… А не столковались ли вы с ним заранее?

Хозяин закусочной принес чанкетес, и, пока супруг Эллен угощал нас, Лаура сплетничала о собравшихся, рассказав попутно о себе. Она была когда-то замужем за агентом по продаже недвижимости, но их союз не продлился и двух месяцев: «Этот бестия хотел приучить меня ложиться спать в десять часов вечера. Несколько недель я терпела, а потом сказала ему: «Подожди, я схожу позвонить». Наверное, он до сих пор ждет».

Женщина с пепельными волосами действительно оказалась Долорес Велес. Я видела ее пятнадцать лет назад, когда она играла в «Покинутой» и в «Веере леди Уиндермиер», и критика считала ее наиболее одаренной преемницей Ксиргу. Я не нашла в ней никакой перемены. Только разве крашеные волосы и выражение усталости в очертании губ. Я сказала Лауре, что восхищена Долорес, но та сделала вид, что не поняла меня.

– Да, когда-то она была хорошей актрисой… Но сейчас почти не выступает. У нее плохие отношения с Романом, ее мужем, и она уже не та…

Она рассказала, что Роман – врач, работает в Мадриде, и, если Долорес не выезжает на гастроли, они всегда проводят лето в Торремолиносе.

– Он изумителен… Один из тех мотов, что способны спустить за ночь десять тысяч песет. Я вас потом познакомлю. Вон он, напротив, курит гаванскую сигару…

Взглянув в сторону, куда указывала Лаура, я увидела спортивного типа мужчину, загорелого, с почти лысым черепом, более похожего на уже несколько потрепанного сердцееда и краснобая, чем на врача. Наши глаза встретились, и он перевел взгляд на Лауру, потом послал ей воздушный поцелуй.

– Он гениален, – прошептала Лаура. – А Долорес я терпеть не могу.

Я же, напротив, горела желанием познакомиться с ней, но в течение почти получаса была вынуждена беседовать с торговцем пушниной, большим почитателем статей Рафаэля. Он подошел ко мне представиться как человек, у которого со мной много общих знакомых. «По-моему, только в таком городе, как Париж, можно жить полной жизнью, как вы считаете? Прошлой весной я несколько дней гостил там, а когда вернулся, Мадрид показался мне деревней. Большой, но все же деревней».