Генри Джеймс - Крылья голубки

А он тотчас же принялся рассказывать ей о том, что произошло у дверей сэра Люка Стретта.

– Она ни о чем не дала мне знать. Но это не важно, если ты только это имеешь в виду.

– Это лишь часть того, что я имею в виду, – сказал Деншер, но то, как он продолжал после паузы, которую Кейт пережидала молча, явно не было тем, что он недосказал. – Она получила телеграмму от миссис Стрингем, поздно вечером. Но мне бедная дама не телеграфировала. Это событие, – добавил он, – должно быть, произошло вчера, и сэр Люк, как можно понять, сразу же уехал и, никуда не заезжая, прибудет в Лондон завтра утром. Так что, насколько я могу судить, миссис Стрингем остается в полном одиночестве разбираться с завещанной ей ситуацией. Но сэр Люк, разумеется, не мог остаться, – завершил он свое сообщение.

Кейт смотрела на него, и взгляд ее пусть чуть заметно и мягко, но выказывал, что она понимает – он просто тянет время.

– Так ты получил телеграмму от сэра Люка?

– Нет. Никакой телеграммы я не получал.

– Но ведь не письмо же…? – поразилась она.

– От миссис Стрингем – нет.

Однако он и теперь не смог продолжить: такую возможность давало ему то, что Кейт воздержалась от следующего вопроса – от кого же он получил известие? Ведь, в конце концов, представ перед нею, он мог и вправду тянуть время, и, словно желая показать, что она уважает его стремление, она спросила его о другом:

– Тебе хотелось бы к ней поехать? К миссис Стрингем?

Тут он высказался вполне определенно:

– Ни в коем случае. Она там одна, но она очень многое может сделать и очень мужественна. Кроме того… – Он собирался еще что-то сказать, но остановился.

– Кроме того, – подсказала Кейт, – там ведь Эудженио? Да, конечно, как забыть Эудженио!

Она произнесла эти слова, явно стараясь, чтобы они не прозвучали слишком жестко, и он, столь же явно, проявил всяческую готовность с ними согласиться:

– Он и правда незабываем – есть столько оснований для этого! Он будет чрезвычайно полезен миссис Стрингем, ведь он способен на все. Но я собирался сказать, – добавил Деншер, – что кто-то из их американских знакомых должен бы поскорее приехать.

Так случилось, что на это Кейт могла тут же дать ему вполне удовлетворительный ответ:

– Мистер Как-его-там, человек, непосредственно и главным образом занимающийся делами Милли, – ее первый опекун, я полагаю, – только что явился туда, в ответ на последние телеграммы миссис Стрингем.

– А-а, тогда, значит, это было уже после того, как твоя тетушка разговаривала со мной в последний раз, то есть не считая сегодняшнего утра. Большое облегчение – узнать об этом. Тогда они справятся.

– О, они справятся!

И все же слова обоих звучали так, будто и тот и другая думали в основном не об этом. Кейт, однако, подошла на шаг ближе:

– Но если никто так и не прислал тебе телеграмму, что привело тебя сегодня утром к сэру Люку?

– О, кое-что другое, я тебе сейчас расскажу. Как раз это и заставило меня тотчас же искать встречи с тобой. Об этом я и пришел с тобой поговорить. Но – подожди минутку. Так много всего, такие разные чувства возникли, – объяснил он, – когда я увидел тебя здесь, в этом доме.

Говоря это, он поднялся с кресла; Кейт оставалась совершенно неподвижна. Деншер подошел к камину и, обратившись к огню спиной, слегка наклонясь, смотрел на Кейт оттуда, где стоял. Затем спросил, держась той же темы:

– Случилось что-то очень дурное? Ты поэтому здесь?

Теперь, во всяком случае, Деншер сказал достаточно, чтобы ее желание узнать больше оказалось оправданным, так что, обойдя вниманием его вопрос, она продолжала настаивать на своем:

– Ты хочешь сказать, если мне позволено спрашивать, что она сама, умирая…? – Ее лицо, потрясенное, настаивало убедительнее, чем ее слова.

– Конечно, тебе позволено спрашивать, – ответил он, помедлив с минуту. – То, что я получил, и есть, почему – как я уже сказал – я явился сюда, специально, чтобы тебе об этом рассказать. И я охотно признаюсь тебе, что решение сделать так потребовало у меня – на обдумывание – всю прошлую ночь и все сегодняшнее утро. – И он расплылся в улыбке, которая – он прекрасно сознавал это сам – могла быть воспринята Кейт как машинальная.

Казалось, Кейт стремилась показать ему, что она ведет себя с ним с большей прямотой, чем он ведет себя с нею.

– Тебе не хотелось идти?

– Это было бы самое простое, моя дорогая, – улыбка так и не сходила с его лица, – если бы все сводилось к вопросу о моем «желании». Я сказал бы, что это требовало размышлений, в самых трудных и зловещих формах, о том, что же, собственно, лучше всего сделать. В конечном счете это пришло ко мне, вовсе не принеся мне счастья.

Последнее слово явно озадачило Кейт – в свете этого слова она пристально вглядывалась в Деншера.

– Ты выглядишь расстроенным. Ты очень мучился. Тебе нехорошо.

– Да нет, мне не так уж плохо.

Но она пропустила его возражение мимо ушей.

– Тебе противно то, что ты делаешь.

– Моя милая девочка, ты упрощаешь, – теперь он стал вполне серьезен, – все не так просто, даже по сравнению с этим.

Кейт явно пыталась догадаться, что бы это могло быть.

– Я, разумеется, не могу – не имея ключа – открыть, в чем тут дело. – Она тем не менее сохраняла терпение и неподвижность. – Если Милли в такой момент могла написать тебе, это совершенно необъяснимо. И как ни пытайся понять, из самых лучших намерений на свете, все равно ничего не выйдет. – А затем, поскольку Деншер молчал, словно эта пауза могла заменить все предполагаемые объяснения, обескураживающе встававшие перед его мысленным взором, произнесла: – Ты не решил , что делать.

Кейт произнесла эти слова очень мягко, почти ласково, и он не стал сразу утверждать обратное. Но затем, бросив на нее взгляд, возразил:

– Нет, я решил. Только это зрелище – ты здесь, в этом доме, и то, что, как мне представляется, я вижу в этом для тебя…! – Его глаза, как бы подгоняемые гнетущими предположениями, то и дело перебегали от одной части гостиной к другой.

– Ужасный дом, правда? – спросила Кейт.

Это сразу же вернуло его к его собственным расспросам.

– Тебе пришлось приехать из-за чего-то ужасно неприятного?

– О, если взяться рассказывать, это может занять столько же времени, сколько то, что имеется у тебя. Пусть тебя не огорчает мой вид «в этом доме», ни то, что ты видишь – а это гораздо больше, чем вижу пока что я сама, – «в этом» для меня. И будь добр, учти, пожалуйста, что, в конце концов, если у тебя сложности, я могу испытывать ма-аленькое желание тебе помочь. Может быть, я даже смогу это сделать совершенно самостоятельно.

– Девочка моя родная, именно потому, что я чувствую это твое желание, я…! Да, я думаю, у меня большие сложности. Думаю, в этом дело. – Деншер сказал это с такой неожиданной простотой, что Кейт могла ответить на его слова лишь быстрым удивленным взглядом – что он не преминул так же быстро отметить. И сразу же «выключил» свою неопределенность. – И все-таки я не должен так думать.