Френсис Фицджеральд - Отбой на заре. Эхо века джаза (сборник)

– Имогена, ты когда-нибудь целовала мальчика?

– Нет! – Послышались недоверчивые возгласы. – Не целовала! – с негодованием подтвердила она.

– Хорошо. А тебя когда-нибудь целовали?

Порозовев, но не утратив самообладания, она кивнула и добавила:

– Я ничего не могла поделать!

– Кто?

– Не скажу!

– Ах-ах-ах! Наверное, это был Хьюберт Блэр?

– Имогена, какая у тебя любимая книга?

– «Беверлей Граустаргский».

– Кто из девушек нравится тебе больше всех?

– Пейшн Джонсон!

– Кто она?

– Ну, одна девушка из школы.

К счастью, миссис Биссел отошла от окна.

– А кто из мальчиков нравится?

Имогена ответила уверенно:

– Бэзил Ли!

На этот раз воцарилась изумленная тишина. Бэзил ничуть не удивился – мы ведь никогда не удивляемся тому, что вдруг обретаем популярность, – но осознал, что о нем говорили отнюдь не эфемерные создания, рождавшиеся в воображении из прочитанных книг и воспоминаний о замеченных мимоходом в толпе лиц, чьи голоса он на мгновение расслышал в песне Джо Гормана. И когда в тот же момент где-то внутри особняка раздался первый телефонный звонок, звавший домой кого-то из дочерей, и девушки, щебеча, все вместе втиснулись в лимузин Глэдис Ван-Шеллингер, он нарочно задержался в тени, чтобы никто не подумал, будто он рисуется. А затем – возможно, потому, что у него в голове забрезжила шальная мысль о том, что если он познакомится с Джо Горманом поближе, то, быть может, станет и петь, как он, – он подошел к Джо и предложил зайти в лавку Ламберта выпить по стаканчику содовой.

Джо Горман был высокого роста, с белесыми бровями и глуповатым лицом. Членом их компании он стал совсем недавно. Бэзил ему не нравился – он не забыл, что весь прошлый год Бэзил смотрел на него свысока, – но полезные знания он всегда впитывал с жадностью и сейчас был прямо-таки ошеломлен очевидным успехом Бэзила у девушек.

В лавке Ламберта было весело; большие мотыльки бились о проволочную сетку двери, везде за столиками сидели томные парочки в белых платьях и легких костюмах. Ребятам принесли содовую, и Джо пригласил Бэзила к себе в гости с ночевкой; Бэзил позвонил по телефону домой, и ему разрешили.

Выйдя из залитой светом лавки в темноту, Бэзил погрузился в мир воображения, в котором, как ему казалось, он мог взглянуть на себя со стороны, и приятные события сегодняшнего вечера обрели новую важность в его глазах.

Умиротворенный гостеприимством Джо, он приступил к обсуждению волновавшего его вопроса.

– Сегодня случилась довольно забавная вещь, – с небрежной улыбкой заметил он.

– Про что ты?

– Ну, все эти девчонки, говорившие, что я нравлюсь им больше всех. – Это замечание Джо счел слегка натянутым. – Забавно то, – продолжил Бэзил, – что в школе я некоторое время считался очень непопулярным, потому что вел себя, видимо, слишком нагло. Видно, все дело в том, что некоторые парни популярны среди парней, а некоторые – среди девчонок.

Он отдавал себя целиком и полностью в руки Джо, но не понимал этого; да и сам Джо чувствовал лишь неодолимое желание сменить тему разговора.

– Когда мне купят машину, – сказал Джо наверху в комнате, – мы будем кататься с Имогеной и с Маргарет!

– Отлично!

– Ты пригласишь Имогену, я – Маргарет, ну, или кого захочу. Я, конечно, понимаю, что нравлюсь им гораздо меньше, чем ты…

– Ну, да… Это потому, что ты в нашей компании недавно. Эта тема была больным местом Джо, и замечание ему не понравилось. Но Бэзил ничего не заметил.

– Если хочешь быть популярным, будь как можно более вежлив со старшими! Сегодня вот, например, ты не поздоровался с миссис Биссел.

– Что-то я проголодался, – быстро произнес Джо. – Давай сходим в буфетную, поищем чего-нибудь перекусить?

В одних пижамах они отправились вниз. Чтобы раз и навсегда заставить Бэзила больше не заводить разговоров, Джо принялся негромко напевать:

Но после целого месяца унижений в школе события этого вечера подействовали на Бэзила слишком сильно. Он стал испытывать к себе глубочайшее уважение. На кухне, сочтя, что его совета и ждут, и просят, он вновь принялся за свое:

– Вот, кстати, не стоит тебе носить эти белые галстуки! Никто из ребят в восточных штатах их не носит! – Джо, слегка покраснев, отвернулся от ледника, и у Бэзила возникло легкое нехорошее предчувствие. Но он все же продолжил: – И еще: надо бы тебе сделать так, чтобы семья отправила тебя учиться в школу на восток. Для тебя это будет истинное благо! Особенно если ты собираешься поступать в какой-нибудь университет на востоке, тогда сначала лучше поучиться в тамошней школе. Там тебя быстро научат жизни!

Считая, что ничему особенному его учить не надо, Джо счел этот намек бестактным. Да и Бэзил в тот момент отнюдь не представлялся ему таким уж знатоком, хотя и прошел весь этот процесс.

– Ты будешь курицу или ветчину? – Они принесли стулья к кухонному столу. – А молока хочешь?

– Спасибо!

Чувствуя избыток калорий – сегодня после ужина он плотно ел еще целых три раза, – Бэзил разошелся. Малопомалу он разворачивал перед Джо картину будущей жизни, блистательно трансформируя его из банального недотепы со Среднего Запада в исполненного изящества и неотразимого для женщин жителя восточных штатов. Пройдя в буфетную убрать молоко, Джо задержался у открытого окна, чтобы немного отдышаться; Бэзил пошел за ним.

– Дело в том, что если парня не научат жизни в школе, то ему придется всему учиться уже в университете, – продолжал Бэзил.

От отчаяния Джо открыл дверь и вышел на заднее крыльцо. Бэзил пошел за ним. Дом стоял на краю обрывистого холма; внизу располагался жилой квартал, и двое мальчишек некоторое время стояли молча, глядя на разбросанные у подножия огни города в низине. Перед лицом загадочной и незнакомой людской жизни, протекавшей среди лежавших внизу улиц, Бэзил почувствовал, что смысл его слов вдруг как-то сжался и поблек.

Он задумался, о чем же это он говорил и почему это казалось ему столь важным, и, когда Джо принялся опять негромко напевать, им вновь овладело тихое вечернее умиротворение, и он почувствовал, что верх одержала его лучшая сторона, обладавшая мудростью и выдержкой. Самообольщение, тщеславие и толстокожесть, под властью которых он провел весь последний час, исчезли, и он очень тихо сказал:

– Давай прогуляемся по кварталу?

Тротуар под их босыми ногами был теплым. На часах было всего лишь двенадцать ночи, но площадь была пустой, если не считать их белевших фигур, почти невидимых во мраке под светом звезд. Они весело смеялись, чувствуя себя отчаянно смелыми. Лишь однажды, далеко впереди, улицу пересекла какая-то громко, по-человечески, топающая тень, но эти звуки лишь подчеркнули их собственную нематериальность. Быстро проскальзывая по освещенным газовыми фонарями полянкам среди деревьев, они обошли кругом весь квартал и прибавили шагу, как только впереди вновь замаячил дом Горманов, словно они и в самом деле потерялись посреди сна в летнюю ночь.