Алистер Маклин - Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон

– Может, хватит валять дурака, капитан Мэллори? – зубы гауптмана блеснули при свете лампочки без абажура. – Не ночевать же нам здесь.

Взглянув на Шкоду, новозеландец отвернулся. Хотя в тесном караульном помещении было тепло, почти душно, по спине его пробежал холодок. Капитан инстинктивно понял всю гнусность натуры этого немца.

– Так, так, так… Что-то мы нынче неразговорчивы, друг мой. – Вполголоса мурлыкая песенку, гауптман улыбнулся ещё шире. – Так где же взрывчатка, капитан Мэллори?

– Взрывчатка? – удивленно выгнул бровь новозеландец. – Не понимаю, о чем вы.

– Память отшибло?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Ах, вот как! – По-прежнему мурлыкая мелодию. Шкода подошел к Миллеру. – Что скажешь ты, мой друг?

– У меня с памятью в порядке, – непринужденно ответил янки. – Капитан все перепутал.

– Вот и молодчина, – промурлыкал Шкода. В голосе его прозвучала нотка разочарования. – Продолжай, друг мой.

– Очень уж ненаблюдателен капитан Мэллори, – растягивая слоги, продолжал Дасти. – В зоопарке мы с ним были вместе. Клевещет он на благородную птицу. То был вовсе не канюк, а стервятник.

На мгновение улыбка с лица Шкоды исчезла. Затем появилась вновь – неживая, холодная, словно приклеенная.

– Очень остроумный народ подобрался, вы не находите, Турциг? Просто группа конферансье из мюзик-холла. Пусть повеселятся, пока палач не надел им пеньковый галстук на шею… – Бросив взгляд на Кейси Брауна, гауптман спросил; – Может, ты ответишь?

– Ответишь, если себя в очко отметишь, – прорычал Браун.

– В очко? Не знаю такого выражения, но, полагаю, ничего для себя лестного я тут не найду. – Достав из плоского портсигара сигарету. Шкода постучал мундштуком по ногтю. – Гм-м-м. Не скажу, что они чересчур покладисты. Как вы находите, обер-лейтенант?

– Этих людей не заставишь говорить, – с твердой уверенностью произнес Турциг.

– Возможно, возможно, – невозмутимо ответил Шкода. – И все-таки я получу необходимую мне информацию. Через пять минут получу. – Неторопливо подойдя к столу, гауптман нажал на кнопку, вставил в нефритовый мундштук сигарету и, скрестив ноги в начищенных сапогах, с надменной презрительностью оглядел пленных.

Неожиданно раскрылась боковая дверь, и, подталкиваемые дулом винтовки, в комнату, спотыкаясь, вошли два связанных, залитых кровью человека. Мэллори так и обмер, почти до боли впились его ногти в ладони. Это были Лука и Панаис! У Луки рассечена бровь, у Панаиса рана на голове. Их-таки схватили. Оба грека были без верхней одежды. Лука лишился великолепно расшитой куртки, пунцового кушака и обычного своего арсенала. Маленький грек выглядел нелепо: жалкий и убитый горем, он в то же время побагровел от гнева; усы его топорщились как никогда грозно. Мэллори посмотрел на него равнодушно, словно не узнавая.

– Вот вы каков, капитан Мэляори, – с укором смотрел на новозеландца гауптман. – Что ж вы не здороваетесь со своими старыми друзьями? Не хотите? Или растерялись? – продолжал он ласковым тоном. – Не рассчитывали встретиться с ними так скоро, капитан?

– На пушку хотите взять? – презрительно отозвался Мэллори. – Я этих людей в глаза никогда не видел. – При этом он поймал на себе взгляд Панаиса, полный такой черной злобы и недоброжелательности, что ему стало жутко.

– Как же иначе. У людей память такая короткая, не так ли, капитан Мэллори? – театрально вздохнул Шкода, наслаждаясь своей ролью. Так играет кошка с мышью. – Что ж, попробуем ещё разок. – Круто повернувшись, гауптман подошел к скамье, на которой лежал Стивенc и, прежде чем кто-либо успел понять, в чем дело, ребром ладони ударил по изувеченной ноге юноши чуть пониже колена… Энди дернулся всем телом, но не издал ни звука. Находясь в полном сознании, он с улыбкой смотрел на немца. Лишь из прокушенной губы сочилась кровь.

– Напрасно вы это сделали, гауптман Шкода, – произнес Мэллори едва слышным голосом, прозвучавшим неестественно громко в воцарившейся тишине. – Вы за это умрете, гауптман Шкода.

– Да неужто умру? – насмешливо отозвался офицер, снова рубанув по сломанной ноге и снова не исторгнув ни единого стона у англичанина. – В таком случае мне следует умереть дважды, не так ли, Мэллори? Этот юноша очень мужествен, но ведь у его друзей сердца не каменные. Разве не так, капитан? – Пальцы немца скользнули по ноге раненого и сомкнулись вокруг щиколотки. – Даю вам пять секунд, капитан Мэллори, иначе придется менять шину… Gott im Himmel! [Господи! (Нем.)] Что с этим толстяком?

Сделав два шага вперед, Андреа остановился, шатаясь из стороны в сторону, меньше чем в метре от гауптмана.

– Выпустите меня! Выпустите меня отсюда, – задыхаясь, говорил грек. Одну руку он прижимал к горлу, другой держался за живот. – Не могу видеть такие страсти! На воздух!

– Ну нет, любезный мой Папагос! Ты останешься здесь и досмотришь все до конца… – увидев, что Андреа закатил глаза, Шкода воскликнул: – Капрал! Скорей! Этот олух сейчас упадет в обморок! Убери его, а то он нас задавит!

Мэллори увидел, как оба часовых кинулись вперед, заметил растерянность и презрение на лице Луки. Вслед за тем покосился на Миллера и Брауна. Американец едва заметно моргнул, Кейси чуть кивнул головой. Два солдата, подойдя к Андреа сзади, положили его вялые руки к себе на плечи. Скосив глаза влево, Мэллори увидел, что часовой, находящийся в метре с небольшим от него, как зачарованный смотрит на падающее тело верзилы-грека. Спокойно, ещё спокойней… Автомат у него сбоку. Бить под дых, пока не успел опомниться…

Словно завороженный, Мэллори смотрел на ладони Андреа, лежащие на шее у часовых, поддерживающих его. Увидев, как напряглись мышцы Андреа, капитан метнул свое тело назад и вбок, изо всей силы ударил плечом часового в солнечное сплетение. Раздалось громкое «ох!», удар о деревянную стенку. Не скоро придет в себя солдат!

Нанося удар, Мэллори услышал глухой жуткий стук столкнувшихся между собой голов. Придавленный навалившимися на него Миллером и Брауном, пытался вырваться ещё один солдат. Выхватив «шмайсер» у потерявшего сознание охранника, находившегося справа от него, Андреа уже держал Шкоду на мушке.

Несколько мгновений в караульном царила полнейшая тишина, от которой звенело в ушах. Никто не пошевельнулся, не сказал ни слова, не дышал: так потрясло всех происшедшее.

Тишину разорвал оглушительный стук автомата. Целясь гауптману в сердце, Андреа трижды нажал на спусковой крючок. Человечек подпрыгнул и с размаху ударился спиной о стену. Долю мгновения постоял, раскинув руки, затем рухнул, похожий на манекен, навзничь, ударившись при этом головой о скамью. Такие же холодные и пустые, как при жизни, глаза его были широко открыты.