Джон Ле Карре - Сингл и Сингл

– Видите ли, сэр, главная проблема предоставления неприкосновенности заключается в том, – пока еще дружелюбным тоном объяснял Брок, – что министр и его окружение должны знать, от чего они предоставляют человеку неприкосновенность, и в этом зарыта собака.

– Я уже слышал эту проповедь.

– Тогда, если я ее повторю, вы, возможно, будете знать слова наизусть. Нет никакого смысла, и вы, безусловно, это понимаете, снимать телефонную трубку и звонить какому-нибудь высокопоставленному лицу, которого вы знаете в Форин оффис или где-то еще, и говорить: «Рэнди Массингхэм хотел бы обменять некую важную информацию на гарантии неприкосновенности, так что, старина, дайте нам отмашку». Отмашки не будет, ни сразу, ни потом. Мои начальники – крючкотворы. «Неприкосновенность от чего? – спросят они себя. – Мистер Массингхэм роет тоннель в хранилища Банка Англии или растлевает несовершеннолетних школьниц? Он в одной лиге с Вельзевулом? Если так, мы бы предпочли, чтобы он обратился к кому-то еще». Но когда я задаю этот вопрос вам, получается, что я понапрасну сотрясаю воздух. Пока вы, откровенно говоря, не сказали нам ничего путного. Мы будем защищать вас, если вам того хочется. Мы счастливы тем, что можем защищать вас. Условия, возможно, не самые лучшие, но защита вам гарантирована. Однако, если вы будете упорствовать, мои начальники не только не проявят милосердия, но предложат предъявить вам обвинение в действиях, препятствующих свершению правосудия.

Картер принес чай.

– Мистер Массингхэм звонил сегодня в офис, мистер Картер?

– В семнадцать сорок пять, сэр.

– Откуда?

– Из Нью-Йорка.

– Кто был с ним?

– Я и Мейс, сэр.

– Как он себя вел?

Массингхэм отбросил еженедельник.

– Как чертов барашек. Делал все, что от меня требовалось, и по высшему разряду, не так ли, Картер? Признайте.

– Голос звучал убедительно, сэр. Манера у него, конечно, слишком уж панибратская, но таков он всегда.

– Если вы мне не верите, прослушайте запись. Я в Нью-Йорке, погода как в раю, я улетел в Америку, чтобы вдохнуть новую надежду в души и сердца наших пугливых инвесторов с Уолл-стрит, а потом собираюсь проделать то же самое в Торонто, и есть ли какие-то новости о нашем бедном странствующем Тайгере? Ответ – нет, между всхлипываний. Так, Картер?

– Я бы сказал, что описание достаточно точное, сэр.

– С кем он говорил?

– С Анджелой, своей секретршей.

– Ты полагаешь, она это проглотила?

– Она всегда это проглатывает, – пробурчал Массингхэм.

Картер отбыл с каменным лицом.

– О, дорогой, я кажусь ему слишком уж голубым?

– Видите ли, мистер Картер – человек глубоко верующий, постоянно ходит в церковь. Трепетно относится к клубам для мальчиков и футбольным командам.

Массингхэм огорчился:

– О господи. Черт побери! Нельзя быть таким вульгарным. Пожалуйста, передайте ему, что я искренне извиняюсь.

Брок вернулся к записной книжке, добродушно покачивая седой головой, словно добрый папаша из сказки.

– Итак, сэр, позвольте мне, пожалуйста, вновь спросить вас об этих очень угрожающих телефонных звонках.

– Я рассказал вам все, что знаю.

– Да, конечно, но у нас возникли определенные трудности. Видите ли, мы никак не можем определить, откуда же вам звонили. Когда к нам обращаются с просьбой о защите, мы обязаны определить источник опасности. Подобная ситуация у меня ассоциируется с весами. На одной чашке – опасность, на другой – убедительные доказательства вашего желания сотрудничать с властями после предоставления вам неприкосновенности. Как я вспоминаю, у вас сложилось твердое ощущение, это следует из ваших показаний моим сотрудникам, что звонили из другой страны.

– Да, я обратил внимание на звуковой фон. Трамваи, все такое.

– И вы до сих пор не можете понять, кто звонил. Вы думали об этом день и ночь, но по-прежнему пребываете в неведении.

– Если бы я понял, кто звонил, то сказал бы вам, Нэт.

– Хотелось бы так думать, сэр. Итак, вам с короткими интервалами позвонили четыре раза. Один и тот же голос произносил одни и те же слова. И звонили не из Англии.

– Да, фон… атмосферные помехи… не менялись. Это трудно объяснить.

– Звонил, часом, не доктор Мирски?

– Может, и он. Если говорил через носовой платок, или как там они изменяют голос.

– Хобэн? – Называя фамилии и имена, Брок чутко следил за реакцией своего подопечного.

– Не хватало американского акцента. И Аликс говорит так, словно ему час тому назад оперировали нос.

– Шалва? Михаил? А может, сам Евгений?

– Английский слишком хорош.

– И старик, полагаю, говорил бы с вами на русском. Хотя в этом случае слова, возможно, не прозвучали бы столь угрожающе. – Он процитировал записанное в книжке: – «В списке вы следующий, мистер Массингхэм. Вам от нас не спрятаться. Мы сможем взорвать ваш дом или пристрелить вас, когда захотим». Больше ничего не вспоминается?

– Их произносили с другой интонацией. У вас они звучат нелепо, как со сцены. По телефону они меня до смерти напугали.

– Очень жаль, что этот загадочный человек не позвонил вновь после того, как вы обратились к нам и мы начали прослушивать ваш телефон, – смиренно вздохнул Брок. – Четыре звонка за столько же часов, а стоило вам обратиться к нам, как отрезало. Поневоле задумаешься, а вдруг ему известно больше, чем нам хотелось бы.

– Ему известно многое, это все, что я знаю.

– Конечно, конечно, сэр. Между прочим, каким паспортом воспользовался Тайгер?

– Полагаю, английским. Вы меня уже спрашивали.

– Как бывший сотрудник министерства иностранных дел, вы, безусловно, знаете, что в этой стране помощь в приобретении или изготовлении поддельного или подправленного паспорта любой страны является уголовно наказуемым преступлением?

– Разумеется, знаю.

– В таком случае, если я смогу продемонстрировать достопочтенному мистеру Ранулфу Массингхэму, что он, находясь в здравом уме и полностью отдавая себе отчет в своих действиях, передал другому человеку поддельный паспорт вместе с похищенным свидетельством о рождении, вы, вполне возможно, смените это во всех отношениях прекрасное жилище на тюремную камеру.

Массингхэм выпрямился, пальцами правой руки помял нижнюю губу. Взгляд ушел внутрь, лицо стало предельно сосредоточенным, словно он обдумывал ход, способный решить судьбу шахматной партии.

– Вы не можете посадить меня в тюрьму. Не можете и арестовать меня.

– Почему?

– Потому что раскроете операцию. А вам хочется как можно дольше оставаться в тени. Такова ваша обычная практика.

Внутренне Брока не могла порадовать столь точная оценка ситуации. Внешне он продолжал лучиться дружелюбием и добропорядочностью.