Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 1

Ввиду строгих правил этикета, установленного при дворе Анны Австрийской, такое нарушение приличия служило признаком глубокого волнения, в особенности когда приличия нарушал Филипп, любивший выказывать мастери особенную почтительности.

– Что с вами, Филипп? – спросила Анна Австрийская, обращаясь к сыну.

– О, ваше величество, очень многое, – с печальным видом произнес принц.

– Однако из всего, что вас смущает, – продолжала Анна Австрийская, вероятно, есть что-нибудь, внушающее вам больше забот, чем все остальное?

– Да.

– Я вас слушаю.

Филипп открыл рот, чтобы высказать свои огорчения. Но вдруг остановился, и все, что переполняло его сердце, вылилось во вздохе.

– Ну, Филипп, больше твердости, – сказала королева – Когда жалуются на что-нибудь, это «что-нибудь» всегда оказывается человеком, который мешает, не так ли?

– Видите ли, ваше величество, вопрос, который я хочу затронуть, весьма щекотлив.

– Ах, боже мой.

– Конечно, потому что женщина.

– А, вы хотите говорить о принцессе? – спросила вдовствующая королева с чувством живого любопытства.

– О принцессе?

– Да, о вашей жене.

– А, конечно.

– Так что же? Если вы хотите говорить о принцессе, сын мой, не стесняйтесь, Я ваша мать, а принцесса для меня чужая. Однако, так как она моя невестка, знайте, что я выслушаю с участием, хотя бы только из-за вас, все, – что вы мне о ней скажете.

– Матушка, – колебался Филипп, – вы ничего не заметили?

– Не заметила, Филипп? Вы говорите так неопределенно… Что, собственно, могла я заметить?

– Правда, принцесса хороша собой?

– Да, конечно.

– Однако она не красавица?

– Нет, но с годами она может необычайно похорошеть. Вы же видели, как за несколько лет переменилось ее лицо. Она будет развиваться все больше и больше. Ведь ей всего шестнадцать лет. В пятнадцать лет я тоже была очень худа; но принцесса уже и сейчас красива.

– Следовательно, ее можно заметить?

– Конечно, даже на обыкновенную женщину обращают внимание, а тем более на принцессу.

– Хорошо ли она воспитана?

– Королева Генриетта, ее мать, – женщина довольно холодная, с некоторыми претензиями, но чувства у нее возвышенные. Образованием молодой принцессы, может быть, немного пренебрегали, во, я думаю, ей внушили хорошие правила. По крайней мере, так мне казалось во время ее пребывания во Франции. С тех пор она побывала в Англии, и я не знаю, что там произошло.

– Что вы хотите сказать?

– О боже мой, я говорю, что некоторые слегка легкомысленные головы могут закружиться от счастья и богатства.

– Вот, ваше величество, вы сказали именно то, что я думал. Мне кажется, что принцесса немного легкомысленна.

– Не следует преувеличивать, Филипп. Она остроумна, и в ней есть известная доля кокетства, что очень естественно в молодой женщине Но, сын мой, когда дело касается высокопоставленных особ, этот недостаток приносит пользу двору. Слепка кокетливая принцесса всегда окружена блестящим двором. Одна ее улыбка рождает роскошь, остроумие и даже мужество: дворяне лучше сражаются за принца, жена которого хороша собой.

– Покорно вас благодарю, – недовольным тоном ответил Филипп. – Право, матушка, вы рисуете мне тревожные картины.

– В каком отношении? – с притворной наивностью спросила королева.

– Вы хорошо знаете, – печально сказал Филипп, – вы отлично знаете, как мне не хотелось жениться.

– О, на этот раз вы меня пугаете! Значит, у вас есть серьезные основания быть недовольным принцессой?

– Серьезные – я этого не говорю.

– Тогда зачем же это мрачное лицо! Если вы покажетесь с таким лицом, берегитесь: вас примут за очень несчастного мужа.

– И в самом деле, – согласился Филипп, – я совсем не счастливый муж, и я хочу, чтобы это видели.

– Филипп, Филипп!

– Право, ваше величество, скажу вам откровенно: я не такой жизни ждал, какую мне устраивают.

– Объяснитесь.

– Моя жена никогда не бывает со мной. Она постоянно ускользает от меня. Утром – визиты, переписка, туалеты; вечером – балы, концерты.

– Филипп, вы ревнуете!

– Я? Упаси меня бог! Пусть другие играют глупую роль ревнивого мужа; но я раздосадован.

– Филипп, вы упрекаете свою жену за очень невинные вещи, и до тех пор, пока у вас не будет чего-нибудь более серьезного…

– Выслушайте меня! Женщина, хоть и не виновная, может внушать беспокойство мужу. Некоторые посещения, некоторые предпочтения способны довести бог знает до чего самого неревнивого мужа…

– Наконец-то! Посещения, предпочтения – прекрасно! Уже целый час мы говорим обиняками, – и только теперь вы заговорили по-настоящему.

– Ну да.

– Это серьезнее. Но разве принцесса виновата перед вами в подобных вещах?

– Вот именно.

– Как! На пятый день после свадьбы ваша жена предпочитает вам кого-то, посещает кого-то? Берегитесь, Филипп, вы преувеличиваете ее вину; кто ищет во что бы то ни стало доказательства, ничего не может доказать.

Испуганный серьезным тоном матери, принц хотел ответить, но смог только невнятно пробормотать несколько слов.

– Ну вот, вы отступаете? – сказала Анна Австрийская. – Тем лучше! Вы признаете ошибочность своих обвинений.

– Нет, нет, – вскричал Филипп, – я не отступаю, и я докажу свои слова. Я сказал «предпочтения», не так ли? Так слушайте…

Анна Австрийская приготовилась слушать с тем удовольствием кумушки, которое всегда испытывает даже самая лучшая женщина, даже лучшая мать, будь она самой королевой, когда ее посвящают в мелкие супружеские ссоры.

– Итак, – продолжал Филипп, – скажите мне одну вещь.

– Какую?

– Почему моя жена сохранила английских придворных? Скажите?

И Филипп скрестил руки, глядя на мать, в уверенности, что королева не найдет ответа на этот вопрос.

– Но, – ответила Анна Австрийская, – дело очень просто: потому, что англичане ее соотечественники; потому, что они истратили много денег на проводы ее во Францию; потому, что было бы невежливо и даже недипломатично внезапно отослать обратно представителей знатных семей, которые не побоялись никаких жертв, чтобы доказать свою преданность.

– О, матушка! Нечего сказать, большая жертва приехать со своей дрянной родины в нашу прекрасную страну, где на одно экю можно купить больше вещей, чем там на четыре! Большая преданность проехать сто лье, провожая женщину, в которую влюблены!

– Влюблены? Филипп, подумайте, что вы говорите!

– Я знаю, что говорю!

– Но кто же влюблен в принцессу?

– Красавец герцог Бекингэм… Неужели вы и его собираетесь защищать?

Анна Австрийская покраснела и улыбнулась. Это имя воскресило в ней столько сладких и в то же время печальных воспоминаний.

– Герцог Бекингэм? – прошептала она.