Рэймонд Чандлер - Высокое окно

– Мне кажется, мы могли бы заключить соглашение. Так сказать, объединить наши силы. Я видел, как сегодня к вам заходил один человек. Насколько я понял, он нанял вас.

– Вы знаете его?

– Я слежу за ним, – сказал Ансон упавшим голосом. – И совершенно безрезультатно.

– Что он вам сделал?

– Ну… меня наняла его жена.

– Развод?

Он осторожно осмотрелся по сторонам и тихо произнес:

– Она так говорит. Но я сомневаюсь.

– Они оба хотят развода, – сказал я. – И каждый пытается уличить в чем-нибудь другого. Смешно, правда?

– Похоже, у меня не все ладно. За мной по пятам ходит один тип. Очень длинный, со странным глазом. Один раз я улизнул от него, но потом он снова появился. Очень длинный тип. Как фонарный столб.

Длинный, со странным глазом. Я задумчиво курил.

– Это имеет какое-то отношение к вам? – слегка встревоженно спросил молодой человек.

Я покачал головой и швырнул окурок в урну.

– Никогда не видел такого. – Я взглянул на часы. – Давай-ка лучше встретимся и обсудим все подробно. Сейчас я не могу. У меня деловая встреча.

– Да, да, – сказал он. – Я очень хотел бы.

– Решено. Мой офис, моя квартира, твой офис – где?

Он поскреб плохо выбритый подбородок хорошо обгрызенным ногтем.

– Моя квартира, – наконец сказал он. – В телефонной книге ее нет. Дайте-ка мне визитку на минутку.

Он положил ее на ладонь и, высунув язык, принялся что-то медленно корябать на обороте металлическим карандашиком. Он становился моложе с каждой минутой. Теперь ему на вид было не больше двадцати, хотя должно было быть больше, так как делом Грегсона я занимался лет шесть назад.

Парнишка убрал карандашик и вручил мне визитку. На ней был написан адрес: «204, Флоренс-Апартментс, 128, Курт-стрит». Я с любопытством взглянул на него:

– Курт-стрит на Банкер-хилл?

Он залился краской до самых ушей.

– Конечно, не слишком шикарно, – торопливо сказал он. – Последнее время я был не при деньгах. Вы что-нибудь имеете против?

– Нет, почему?

Я встал, протянул ему руку. Он потряс ее и отпустил. Я сунул руку в карман брюк и вытер ладонь о лежавший там носовой платок. Приглядевшись, я увидел капельки пота над его верхней губой и у крыльев носа. Было очень жарко.

Я пошел было прочь, но повернулся и чуть наклонился к его лицу:

– Да, кстати, это – высокая блондинка с беспечными глазами?

– Я бы не сказал, что с очень уж беспечными.

Я и бровью не повел.

– Только между нами: ведь вся эта суета с разводом – чушь собачья. Тут ведь что-то кроется, верно?

– Да, – тихо сказал он. – И что-то, что с каждой минутой, когда я об этом думаю, не нравится мне все больше. Вот. – Он вытащил из кармана какой-то предмет и сунул мне в руку. Это был ключ.

– Чтобы вам не ждать в холле, если вдруг меня не окажется. Когда примерно вы подъедете?

– Теперь, похоже, около половины пятого. Ты уверен, что хочешь дать мне этот ключ?

– Ну, как же, мы ведь теперь заодно. – И он посмотрел на меня снизу вверх так невинно, как только можно посмотреть сквозь черные очки.

На выходе я оглянулся. Он мирно сидел в кресле с потухшим окурком в зубах, и ядовито-желтая ленточка на его шляпе была скромна и непритязательна, как реклама сигарет на последней странице воскресного выпуска «Ивнинг Пост».

Теперь мы были заодно. Значит, я не могу надуть его. Вот так-то. Я могу открыть своим ключом дверь его квартиры, войти и чувствовать себя как дома. Я могу надеть его шлепанцы и пить его ликер, и поднять его ковер и пересчитать тысячедолларовые банкноты под ним. Теперь мы были заодно.

В Белфонт-Билдинг было восемь этажей, занятых всякой незначительной всячиной. Здание было зажато между большим комиссионным магазином серо-зеленого цвета и трехэтажным гаражом, который ревел и рычал, как вольер для львов в часы кормления. В темном узком вестибюле было грязно, как в курятнике. В висящем на стене из поддельного мрамора списке съемщиков было много пустых мест.

Из двух лифтов с раздвигающимися решетками работал только один, да и тот не был перегружен работой. Внутри него на деревянном стуле сидел старик с отвисшей челюстью и водянистыми глазами. Казалось, он сидит там со времен Гражданской войны, из которой вышел к тому же весьма потрепанным.

Я вошел в лифт и сказал: «Восьмой». Старик с трудом задвинул решетки, и лифт, трясясь и грохоча, пополз вверх. Старик дышал так тяжело, будто волок его на собственной спине.

Я вышел на восьмом этаже и пошел по коридору, а старик за моей спиной высунулся из лифта и звучно высморкался в полную мусора картонную коробку.

Офис Элиши Морнингстара находился в самом конце коридора, напротив двери черного хода. На одной из стеклянных створок двери черными полуосыпавшимися буквами значилось: «Элиша Морнингстар. Нумизмат». На другой створке было написано: «Вход».

Я повернул ручку и вошел в крохотную узкую комнатку с двумя окнами. В ней находились: покосившийся столик для пишущей машинки, несколько стенных шкафов с тусклыми монетами в специальных футлярчиках, под каждой из которых желтела табличка с машинописным текстом, два коричневых шкафа для хранения документов. Занавесок на окнах не было, а пыльный серый ковер был так затерт, что дыры на нем были почти незаметны.

Внутренняя дверь рядом с покосившимся столиком, стоявшим напротив шкафов, была открыта, и из-за нее доносились невнятные звуки, какие обычно производит абсолютно ничем не занятый человек. Потом раздался сухой голос Элиши Морнингстара:

– Проходите, прошу вас. Проходите.

Я прошел. Кабинет был также невелик, но хламу в нем было гораздо больше. Комнату почти перегораживал огромный зеленый сейф; за ним, напротив двери, стоял громоздкий старый стол красного дерева, на котором покоились какие-то книги, истрепанные старые журналы и горы пыли. Окно на противоположной стене было приоткрыто на несколько дюймов, но для того чтобы проветрить помещение, этого было явно недостаточно. На вешалке висела засаленная фетровая шляпа. В трех небольших витринах у стены тускло мерцали монеты. В середине комнаты стоял темный стол с обтянутой кожей столешницей. Кроме обычного для письменных столов хлама на нем находились ювелирные весы под стеклянным колпаком, две лупы в никелированной оправе и ювелирный монокль, лежащий рядом со скомканным носовым платком в чернильных пятнах.

Во вращающемся кресле у окна сидел старик в темно-сером пиджаке с огромными лацканами и невообразимым количеством пуговиц на груди. Его спутанные седые волосы были достаточно длинными для того, чтобы щекотать мочки ушей. Посредине головы бледно-серая лысина неясно вырисовывалась среди серебристого пуха, как одинокая скала в тумане. Торчащие из его ушей густые пучки волос вполне могли служить ловушками для мошек.