Иоанн Златоуст - Творения, том 2, книга 1

[1] ?? ??????? ??? ????????????… Семеон Алляций в соч. de Dominicis et hebdomadibus Graecorum говорит, что ??????????? назывался у каппадокийцев праздник Вознесения Господня: там же он замечает, что ? ??????? ??? ????. называлось 5-е воскресенье по Пасхе, т. е. то самое, которое предшествовало Вознесению. Но Тильмон, а за ним и новейшие издатели творений Златоуста – Монфокон и Минь склонны скорее признать в ? ??????? ??? ???????????? одно из последних воскресений четыредесятницы, в частности – воскресение страстей (т. е. неделю ваий).

[2] Жители сел и деревень в окрестностях Антиохии говорили сирским языком.

[3] ?????? – спартанский плащ (короче и грубее, чем иматий), а также – потертое платье, которое носили бедные; со времени Сократа – обычная одежда всех философов.

[4] Беседа 15:5.

[5] Последние слова 6-го ст. читаются в тексте LXX: ??? ???????????? ???? (??????) ?? ??????? ????? (???????) ?? ????? ??? ?? ????? ????? ??????? ????? (???????); в тексте Злат. вместо ?? ????? и ??????? ????? читается: ?? ????? (?????), ??????? ????? (?????), т.е. лозы его (винограда) на нем (орле) и корни его (винограда) под ним (орлом) были.

[6] Этим словам (и оплетение его на нем, ??? ? ???? ????? ?? ?????) в слав. соответствуют: "и корение его к нему" (??? ?? ????? ????? ???? ?????).

[7] В слав. пер.: "бысть в лето девятое царства его, в месяц десятый прииде… Греч. (LXX) изд. 1810 г. ?? ?? ???? ?? ?????? ???????? ??? ????? (одиннадцатый день месяца).

[8] ??? ?????; в слав. "Софонию" (????????).

[9] Слов "Сафана архистратига", совершенно нет в слав. переводе, равно как и у LXX.

О том, что поста четыредесятницы недостаточно для приготовления к приобщению, а требуется преимущественно душевная добродетель; также о том, как возможно не злопамятствовать, – что у Бога много значит этот закон, и что злопамятство, еще до геенны, наказывает преданных ему; наконец, о воздержании от клятв, и о не переставших клясться.

ВРЕМЯ подходит у нас уже к концу поста: посему и мы предадимся большей (ревности о) добродетели. Как бегущим (на ристалище) нет никакой прибыли (от того, что бегут), если они не получают наград; так и нам не будет никакой пользы от множества трудов и подвигов в течение поста, если не будем в состоянии вкусить священной трапезы с чистою совестью. Для того и пост и четыредесятница, и столь многодневные собрания и беседы, и молитвы и поучения, чтобы мы, такою ревностью о божественных заповедях смыв приставшие к нам в течение целого года грехи, с духовным дерзновением приобщились благоговейно бескровной той жертвы: иначе, напрасно, и без цели, и без всякой пользы подъяли мы столько труда. Итак, каждый пусть подумает сам с собою, какой недостаток исправил, какое доброе качество приобрел, какой грех откинул, какое пятно смыл, в чем сделался лучше. И, если он найдет, что от поста у него оказалась прибыль в этой прекрасной купле, и убедится, что много позаботился о своих ранах, то пусть приступает. Но, если он был беспечен, и может похвалиться только постом, а ни одного из добрых дел не сделал, то пусть остается вне, и войдет тогда, когда очистится от всех грехов. Пусть никто не надеется на один пост, если только он остался без исправления в грехах. Не постящийся может получить извинение, ссылаясь на немощь телесную, но не исправившемуся в грехах нельзя получить оправдания.

Ты не постился по немощи плоти; а для чего не примирился с врагами своими, скажи мне? И здесь не хочешь ли сослаться на слабость тела? Опять, если ты питаешь зависть и злобу, – чем станешь оправдываться, скажи мне? В (оправдание) этих пороков никак нельзя ссылаться на немощь телесную. И это было делом человеколюбия Христова, что главнейшие и служащие опорою нашей жизни заповеди нисколько не терпят от немощи тела. Итак, если и все священные законы одинаково необходимы нам, но более всех тот, который повелевает не иметь ни с кем вражды, и не оставаться навсегда во гневе, но тотчас примиряться; то вот мы сегодня и побеседуем с вами об этой заповеди. В самом деле, если блудодею и богохульнику невозможно быть причастником священной трапезы, – тем более имеющему врага и злопамятствующему невозможно вкусить святого причастия. И весьма справедливо! Блудник и любодей, лишь только удовлетворил похоть, то и положил конец греху; и если, воспрянув, захочет восстать от падения и обнаружить потом великое раскаяние, то получает некоторое облегчение; но злопамятствующий каждый день делает грех, и никогда не кончает его. Там сделано преступление, и кончен грех: здесь каждодневно совершается грех. Итак, какое найдем мы, скажи мне, извинение, добровольно отдаваясь такому злому зверю? И как хочешь ты, чтобы Господь был к тебе снисходителен и кроток, когда сам ты жесток и неумолим к подобному тебе рабу? Но этот раб оскорбил тебя? И ты часто оскорбляешь Бога. Какое же сравнение между подобным тебе рабом и Господом? Притом, может быть, тот оскорбил тебя, будучи сам обижен тобою, и ты пришел в раздражение; но сам ты оскорбляешь Господа, не потерпев от Него вреда и оскорбления, а получая каждодневно благодеяния. Подумай же, что, если Бог захочет строго взыскивать за все, что ни делается против Него, мы не проживем и одного дня. “ Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония,– говорит пророк, - Господи! кто устоит” (Пс. 129:3) ?Не говорю уже о всех других грехах, которые знает только совесть грешника, и свидетель которых один Бог, а из людей никто: если бы потребовался у нас отчет в этих явных и открытых грехах, – чем бы мы извинились в них? Если бы Бог стал взыскивать за наше нерадение и беспечность в молитвах, – за то, что, стоя пред Богом и молясь Ему, не оказываем Ему и такого благоговения и почтения, какое оказывают рабы господам, воины начальникам, друзья друзьям? Когда ты разговариваешь с другом, то делаешь это со вниманием; а когда молишься Богу о грехах, просишь прощения столь многих беззаконий, и умоляешь о даровании тебе помилования, то нередко делаешь это с небрежением, и, между тем как колена твои преклонены на землю, уму своему ты позволяешь блуждать по площади и дому, так что уста твои произносят слова без смысла и без цели; и так делаем мы не один раз и не два, но многократно. Если бы за это одно Бог захотел взыскать с нас, нашли ли бы мы извинение? Могли ли бы оправдаться? Не думаю.

2. Что же, если Он выведет наружу те злые речи, которые мы каждый день говорим друг о друге, и те неуместные суждения, которые произносим о ближнем, не по какому-либо делу, но по склонности осуждать и порочить (других): что можем тогда сказать в свое оправдание? А если станет разбирать наши пытливые взгляды, и злые похоти, возбуждаемые в нашем сердце, когда от непозволительного блуждания очей получаем мы скверные и нечистые помыслы: какому подвергнемся наказанию? Опять, если потребует у нас ответа за бранные слова (“ А Я говорю вам, – сказано, – что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду” (Мф. 5:22): можем ли мы открыть уста, или даже заикнуться и сказать против этого что-нибудь – малое или великое? А тщеславие, какое выказываем и в молитве, и в посте, и при подаянии милостыни, если станем разбирать: не говорю – Бог, но мы сами – грешники: будем ли в состоянии взглянуть на небо? А коварства, какие сплетаем мы друг против друга, когда, то хвалим брата в глаза и говорим с ним по-дружески, то хулим за глаза? Вынесем ли должные за них наказания? Что сказать о клятвах, о лжи, о клятвопреступлениях, о несправедливом гневе, о зависти, какую часто питаем к счастливым, не только ко врагам, но и друзьям? Также о том, что радуемся несчастью других и чужое горе почитаем облегчением нашего?