Иоанн Златоуст - Творения, том 2, книга 1

Что потерпим, если (Бог) потребует у нас ответа за ту небрежность, какую показываем в церковных собраниях? Вы знаете, что нередко, когда сам Бог говорит ко всем нам чрез пророка, мы в это время ведем большие и длинные разговоры с ближним о вещах, нисколько до нас не касающихся. Какая же будет у нас надежда на спасение, если Он, оставя все прочее, захочет наказать нас за один этот грех? Не сочти его за маловажный проступок, но, если хочешь видеть тяжесть его, рассмотри этот самый проступок по отношению к людям – и тогда увидишь тяжесть греха. Осмелься, когда говорит с тобою начальник, или даже какой друг из числа более почетных, – осмелься, оставив его, разговаривать с своим слугой: тогда увидишь, на какую дерзость отваживаешься, делая это по отношению к Богу. Тот, если будет из числа более знатных, подвергнет тебя и наказанию за оскорбление; а Бог, хотя каждодневно терпит столь много, и еще более этих оскорблений, не от одного, не от двух и трех человек, но от всех почти нас, однако переносит долготерпеливо, и не только эти, но и другие, более тяжкие оскорбления. В самом деле, это грехи явные и ведомые всем, и почти всеми делаемые; но есть еще другие грехи, о которых знает только совесть грешников. Если подумаем и размыслим обо всех их, то хотя бы мы были самые жестокие и грубые люди, рассмотрев множество грехов своих, от страха и тоски не в силах будем и вспомнить о нанесенной нам другими обиде. Вспомни об огненной реке, о ядовитом черве, о страшном суде, на котором все будет обнажено и объявлено, подумай, что скрываемое теперь открыто будет тогда. И вот, если простишь ближнему согрешения, все это, чему предстоит тогда открыться, изгладится здесь, и ты отойдешь отсюда, не влача за собою ни одного из грехов твоих, – так что ты (прощая) больше получаешь, нежели даешь. Много, конечно, сделали мы таких грехов, о которых никто из посторонних не знает: поэтому, от мысли, что в тот день, на всеобщем зрелище вселенной, наши грехи будут открыты пред всеми, мы страдаем более, нежели от самого наказания, будучи мучимы и терзаемы совестью. Но такой стыд, такие грехи, такое наказание можно отвратить прощением ближнему: нет ничего равного этой добродетели. Хочешь узнать силу этой добродетели? “ Хотя бы предстали пред лице Мое Моисей и Самуил, –говорит Господь, - душа Моя не [приклонится] к народу сему” (иудеям) (Иер. 15:1). Однако кого Моисей и Самуил не могли спасти от гнева Божия, тех могла спасти эта заповедь (о прощении обид). Вот почему (Бог) тем самым, о которых сказал Он эти слова, постоянно внушал: “ Зла друг против друга не мыслите в сердце вашем” (Зах. 7:10); и: “ Никто из вас да не мыслит в сердце своем зла против ближнего своего” (Зах. 8:17). Не сказал только – оставь, но – и в уме не имей, и не помышляй, оставь весь гнев, истреби эту болячку. Ты думаешь, что мстишь врагу, но – прежде, чем его, ты мучишь себя, приставив к себе со всех сторон внутри, как палача, гнев, и терзая свою собственную утробу.

И что может быть жальче человека, который непрестанно гневается? Как беснующиеся никогда не бывают спокойны, так и злопамятный и враждующий никогда не будет вкушать мира: он непрестанно воспламеняется, каждый день усиливает бурю помыслов, припоминая себе слова и дела оскорбителя своего и раздражаясь при одном имени его. Произнеси только имя врага, – он приходит в ярость и терпит внутри сильную боль; увидит одно лицо его – пугается и трепещет, как будто подвергается крайнему бедствию. Даже если увидит кого из близких к нему, или его одежду, дом, улицу: от всего этого терпит мучение. Как при виде дружеских – и одежд, и лиц, и обуви, и домов, и улиц мы тотчас окрыляемся; так, что ни увидим из принадлежащего нашим врагам и неприятелям – слугу ли, друга ли, дом, улицу, или другое что, – всем этим мы уязвляемся, и от каждого из этих предметов бывают нам частые, непрерывные удары.

3. К чему же такая досада, такое мучение и наказание? Если бы и не угрожала злопамятливым геенна, то из-за того мучения, какое нам причиняет вражда, надлежало бы прощать оскорбителям согрешения: но, когда еще угрожают бесконечные наказания, – что может быть безумнее, как, думая мстить врагу, наказывать самого себя и здесь и там? В самом деле, мы увидим ли его счастливым, умираем с печали; (увидим ли) несчастным, боимся, чтобы не произошла какая-нибудь благоприятная перемена: а за то и другое готовится нам неизбежное наказание. “ Не радуйся, когда упадет враг твой” (Притч. 24:17). Не говори мне о великости обиды: не она причиною твоей гневливости, но то, что ты не помнишь о своих собственных грехах и не имеешь пред очами геенны и страха Божия. Что это действительно так, я постараюсь доказать тебе событиями нашего города. Когда виновные в законопреступных тех дерзостях приведены были в судилище, когда огонь пылал внутри, и палачи стояли вокруг и секли по бокам; тогда, если бы кто из стоявших тут сказал им со стороны: "если есть у вас враги, перестаньте гневаться, и мы освободим вас от этого наказания" – не стали ли бы они целовать ноги? Если бы даже кто велел им пойти в услужение к ним, – и от этого не отказались бы. Если же человеческое и конец имеющее наказание может обуздать гнев, – тем более будущее наказание, если бы постоянно владело нашим умом, изгнало бы из души не только вражду, но и всякую злую мысль. И что легче, скажи мне, как перестать гневаться на оскорбившего? Разве нужно для этого пускаться в дальний путь? Тратить деньги? Упрашивать других? Довольно только захотеть, и дело кончено. Какого же не заслуживаем мы наказания, когда из-за мирских дел оказываем и раболепную услужливость, и недостойную нас угодливость, и тратим деньги, и разговариваем с привратниками, чтобы только польстить негодным людям, и все делаем и говорим, лишь бы удалось наше предприятие; а ради Божиих заповедей не хотим и попросить оскорбившего нас брата, даже почитаем за стыд придти первыми? Того ли стыдишься, скажи мне, что первый получишь пользу? Стыдиться должно противного – коснения в страсти (гнева) и выжидания, чтобы оскорбивший пришел примириться: вот это для тебя и стыд, и позор, и вред величайший; потому что, кто первый придет, тот все и получит. Если ты перестанешь гневаться, будучи упрошен другим, то ему и вменяется этот подвиг, потому что ты исполнишь заповедь (о примирении) не из покорности Богу, а из угождения тому человеку. Но если тогда, когда никто не упрашивал тебя, когда и сам оскорбитель не пришел к тебе и не просил (прощения), ты, выбросив из ума всякий стыд и всякую медлительность, сам поспешишь к оскорбившему тебя и прекратишь вражду, то этот подвиг будет весь твой, и ты получишь всю награду. Если скажу я тебе – постись, ты представляешь мне в свое извинение немощь телесную; если скажу – подавай бедным, указываешь на воспитание детей и бедность; если скажу – ходи в церковь, – на житейские заботы; если скажу – слушай наставления и понимай смысл поучения, – на свою простоту; если скажу – исправь другого, говоришь, что "он советов моих не послушает, потому что слова мои не раз уже были не уважены". Пустые, конечно, это предлоги, но, по крайней мере, можешь ты иметь хоть предлог; а если скажу – перестань гневаться, на какой из этих предлогов можешь указать? Не можешь указать ни на слабость тела, ни на бедность, ни на простоту, ни на недосуг, ни на что-либо другое: так, этот грех более, чем всякий другой, не извинителен!