Иоанн Златоуст - Творения, том 2, книга 2

4. Где теперь те, которые не веруют в воскресение тел? Вот голос и умер и воскрес, и в одно мгновение времени произошло то и другое. Это даже гораздо больше воскресения тел, потому что там естество тел остается, а разрушается только их сочетание, а здесь самое основание голоса было истреблено, и однако он опять стал еще более светлым. Если ты отнимешь от флейты дульца, то этот инструмент будет потом бесполезным; но не такова флейта духовная, – напротив, даже лишенная языка, она не только не была безгласной, но издавала песнь еще более благозвучную и таинственную и с более изумительным искусством. Также и от цитры, если кто отнимет только кольцо, то празден становится художник, бесполезно искусство, инструмент никуда не годен; а здесь ничего такого, но все напротив. Цитрой были уста, кольцом язык, художником душа, искусством исповедание; и, хотя отнято было кольцо, т. е. язык, однако ни художник, ни искусство, ни инструмент не сделались бесполезными, но все показали свойственную им силу. Кто сделал это? Кто показал такие чудные и необычайные дела? Бог, Который один творит чудеса, о Котором говорит Давид: " Господи, Господь наш! Как чудно имя Твое по всей земле! Ибо величие Твое превознеслось выше небес. Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу" (Пс.8:2-3). Но тогда – из уст младенец и ссущих, а теперь – из уст безъязычных; тогда природа не созревшая, а теперь уста, лишенные языка; тогда в детях был корень нежный, но плод совершенный, а здесь самый корень был истреблен, и это не препятствовало рождению плода, так как плод языка – голос. Позднейшие чудеса удивительнее прежних. Дабы мы не отказались верить этим чудесам, для этого им предшествовали те, чтобы мы не смущались последними, приучив ум наш к прежним; и для того совершились новые чудеса, чтобы тем, сокрытым и давним, мы верили при помощи явных и бывших недавно. Так некогда и жезл Аарона произрастил, как теперь произрастили уста мученика. Но почему тогда произрастил жезл Аарона? Потому, что бесчестили священника. Почему же теперь произрастили уста мученика? Потому, что хулили великого архиерея, Иисуса Христа. Посмотри, какое сродство в чуде и превосходство. Как тот жезл, не будучи соединен с корнем и не извлекая влаги из земли, лишенный доставляемого ей питания и потерявший плодородную силу, вдруг показал плод, – так точно и здесь голос, лишившись корня и не имея силы от этого орудия, вдруг произрос в устах сухих и бесплодных. В этом сродство, а в другом превосходство, потому что великое различие между тем и другим плодом. Тот был чувственный, а этот духовный, и самые небеса открывал он тому, кто издавал тогда этот голос. Будем о всем этом радоваться вместе с мучеником, будем прославлять Бога, совершившего такие чудеса, будем подражать терпению подобного нам раба, возблагодарим Владыку за Его благодать, примем в сказанном достаточное утешение в искушениях и, изумляясь могуществу создавшего нас Бога и Его попечению, будем представлять все, нужное от нас, а потребное от Него непременно последует. Хотя бы люди, хотя бы бесы, хотя бы сам диавол поражал нас, – ни в чем не успеют враждующие против нас, только бы мы оказывали собственную ревность и представляли все, что должно представлять от нас. Таким образом мы и здесь приобретем помощь Божию и в будущей жизни получим великую славу и спасение, которого да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, честь и держава, во веки веков. Аминь.

[1] Произнесено в Антиохии после похвального слова св. Евстафию, в день памяти св. Романа – 18 ноября.

Гимнастические упражнения доставляют телам крепость и знание искусства атлетов; а воспоминания о мучениках вооружают души против ухищрений бесов и научают бороться с ними. Показывая силу подвижников и непреклонную борьбу с истязаниями, они придают благочестию смелость, представляя в повествованиях о мучениях, как бы на месте подвигов, пройденное каждым мучеником поприще. Таково и воспоминание о подвижнике, увенчанном сегодня. В самом деле, кто не выступит смело на поприще против диавола, наставив свою душу подвигами мученика, которого не поколебало множество таких опасностей? Тогда по миру водила хороводы великая тирания нечестия; жизнь уподоблялась морю, колеблемому с самой глубины; огромные морския волны переливались на землю, и сильная буря нечестия со всех сторон обливала корабль благочестия, так что среди нее много кормчих умерло, и пловцов не малое число потонуло, и все было исполнено горького страха и кораблекрушений. Цари дышали сильнее бури, тираны поднимали страшные волны, престолы правителей колебались, судьи провозглашали отречение от Христа, законодатели угрожали жестокими наказаниями, мужей похищали к бесовским жертвоприношениям, жен влекли к мерзости жертвенников, и дев тащили к этому безумию, священников предавали на изгнание и убиение, верных изгоняли из священных оград. Для столь великой битвы вооружился мученик, и таким опасностям он противопоставил свою душу, смеясь над этой борьбой, как над каким-то сражением с тенью, и точно пылью на ристалище попирая судей верой, он возбудил душу тогдашнего судьи, остановив задуманный им против церкви бег. За это доблестный муж тотчас был восхищен на казнь, и хотя употреблено было множество разнообразных мучений, но мученик уподоблялся цитре, кольцом истязаний движим будучи к изданию звуков; палачи, обступившие его, сокрушали ему тело, а он, как медь какая, получая удары, издавал песнь благочестия; повесив на дереве, они терзали его, а он приветствовал это дерево, как древо жизни; они раздирали щеки праведника, как ребра, а он проповедывал, как бы получив множество уст, и посрамлял противника новым поражением. Когда он увидел, что судья призывает его к служению бесам, то просит привести дитя с торжища, чтобы сделать его судьей требований судьи, и приведенному дитяти предложил вопрос об этом предмете. Дитя, сказал он, Богу ли справедливо покланяться, или называемым ими богам? Велико превосходство мудрости мученика: судьей судьи он ставит ребенка; а он тотчас подал голос за Христа, чтобы очевидно было, что и дети умнее нечестивых судей, или лучше, чтобы мученик явился не только мучеником, но и руководителем мучеников. Однако и это не ослабило неистовства судьи, но тотчас мученик, вместе с дитятей, был схвачен в колоду, за мучением в колоде следовала темница, а за ней приговор, назначивший подвижникам различные казни: дитя он присудил к смерти, а мученика к отсечению языка. Кто слыхал о таком образе суда? Судьи бичуют подсудимых, принуждая их сознаться в том, что они знают за собой; а этот нечестивый судья отсекает язык, заставляя молчать о том, что он знает за собой. О, жестокое изобретение обмана! Я не мог, говорит, сразить мудрствующую о Христе душу; по крайней мере отсеку язык, говорящий о Христе. Отсеки язык, мучитель, чтобы тебе познать, что природа и без языка проповедует о Христе; исторгни язык из уст, чтобы тебе познать, что истинен Обещавший дары языков. Орудие языка было отсечено, а слово полилось еще сильнее, освободившись от языка, как бы от какого-нибудь препятствия. Новое и необыкновенное зрелище: телесный с телесными беседует бестелесно. Так приличествует этому мученику песнь пророка: " наполнились уста наши радостью и язык наш веселием" (Пс.125:2); исполнились радости уста, принесши Христу новую жертву – язык, объят был великим веселием язык, явившись мучеником, предтечей мученика. О, язык, предваривший душу в сонмах мучеников! О, уста, породившие сокровенного мученика! О, язык, имевший жертвенником уста! О; уста, имевшие жертвой язык! Никто не знал, доблестный муж, что ты в устах твоих имеешь храм, храм, в котором ты заклал необычного агнца, – единокровный язык.