Сергей Козлов - Правда, мы будем всегда?

– Ха-ха-ха-ха-ха! – захохотал Огонь и принялся так плясать, что Ежик испугался, как бы он не выскочил из печки.

– Ты не очень! – сказал он Огню.– Выскочишь! – И прикрыл его дверцей.

– Эй! – крикнул Огонь из-за дверцы.– Ты чего меня запер? Давай поговорим!

– О чем?

– О чем хочешь! – сказал Огонь и просунул нос в щелочку.

– Нет уж, нет уж! – сказал Ежик и стукнул Огонь по носу.

– Ах, ты дерешься! – взвился Огонь и загудел так, что Ежик снова испугался.

Некоторое время они молчали.

Потом Огонь успокоился и жалобно сказал:

– Послушай, Ежик, я проголодался. Дай мне еще дровишек – у нас же их много.

– Нет,– сказал Ежик,– не дам. В доме и так тепло.

– Тогда открой дверцу и дай мне посмотреть на тебя.

– Я дремлю,– сказал Ежик.– На меня сейчас неинтересно смотреть.

– Ну, что ты! Я больше всего люблю смотреть на дремлющих ежиков.

– А почему ты любишь смотреть на дремлющих?

– Дремлющие ежики так красивы, что на них трудно наглядеться.

– И если я открою печку, ты будешь смотреть, а я буду дремать?

– И ты будешь дремать, и я буду дремать, только я еще буду на тебя смотреть.

– Ты тоже красивый,– сказал Ежик.– Я тоже буду на тебя смотреть.

– Нет. Лучше ты на меня не смотри,– сказал Огонь,– а я буду на тебя смотреть, и горячо дышать, и гладить тебя теплым дыханием.

– Хорошо,– сказал Ежик.– Только ты не вылазь из печки.

Огонь промолчал.

Тогда Ежик открыл печную дверцу, прислонился к дровишкам и задремал. Огонь тоже дремал, и только в темноте печи поблескивали его злые глаза.

– Прости меня, пожалуйста, Ежик,– обратился он к Ежику чуть погодя,– но мне будет совсем хорошо на тебя смотреть, если я буду сыт. Подбрось дровишек.

Ежику было так сладко у печки, что он подкинул три полешка и снова задремал.

– У-у-у! – загудел Огонь.– У-у-у! Какой красивый Ежик! Как он дремлет! – и с этими словами спрыгнул на пол и побежал по дому.

Пополз дым. Ежик закашлялся, открыл глаза и увидел пляшущий по всей комнате Огонь.

– Горю! – закричал Ежик и кинулся к двери.

Но Огонь уже плясал на пороге и не пускал его.

Ежик схватил валенок и стал бить Огонь валенком.

– Полезай в печку, старый обманщик! – кричал Ежик.

Но Огонь только хохотал в ответ.

– Ах так! – крикнул Ежик, разбил окно, выкатился на улицу и сорвал со своего домика крышу.

Дождь лил вовсю. Капли затопали по полу и стали оттаптывать Огню руки, ноги, бороду, нос.

"Шлепи-шлеп! Шлепи-шлеп! – приговаривали капли, а Ежик бил Огонь мокрым валенком и ничего не приговаривал – так он был сердит.

Когда Огонь, зло шипя, забрался обратно в печку. Ежик накрыл свой домик крышей, заложил дровишками разбитое окно, сел к печке и пригорюнился: в доме было холодно, мокро и пахло гарью.

– Какой рыжий, лживый старикашка! – сказал Ежик.

Огонь ничего не ответил. Да и что было говорить Огню, если все кроме доверчивого Ежика, знают, какой он обманщик.

– Ав! ав! ав! – лаяла собака.

Падал снег – и дом, и бочка посреди двора, и собачья конура, и сама собака были белые и пушистые.

Пахло снегом и новогодней елкой, внесенной с мороза, и запах этот горчил мандаринной корочкой.

– Ав!ав! ав! – опять залаяла собака.

«Она, наверное, унюхала меня»,– подумал Ежик и стал отползать от домика лесника.

Ему было грустно одному идти через лес, и он стал думать, как в полночь он встретится с Осликом и Медвежонком на Большой поляне под голубой елкой.

«Мы развесим сто рыжих грибов-лисичек,– думал Ежик,– и нам станет светло и весело. Может быть, прибегут зайцы, и тогда мы станем водить хоровод. А если придет Волк, я его уколю иголкой, Медвежонок стукнет лапой, а Ослик копытцем».

А снег все падал и падал. И лес был такой пушистый, такой лохматый и меховой, что Ежику захотелось вдруг сделать что-то совсем необыкновенное: ну, скажем, взобраться на небо и принести звезду.

И он стал себе представлять, как он со звездой опускается на Большую поляну и дарит Ослику и Медвежонку звезду.

«Возьмите, пожалуйста»",– говорит он. А Медвежонок отмахивается лапами и говорит: «Ну, что ты? У тебя ведь одна...» И Ослик рядом кивает головой – мол, что ты, у тебя ведь всего одна! – а он все-таки заставляет их послушаться, взять звезду, а сам снова убегает на небо.

«Я вам пришлю еще!» – кричит он. И когда уже поднимается совсем высоко, слышит еле доносящееся: «Что ты, Ежик, нам хватит одной?..»

А он все-таки достает вторую и вновь опускается на поляну – и всем весело, все смеются и пляшут.

«И нам! И нам!» – кричат зайцы.

Он достает и им. А для себя ему не надо. Он и так счастлив, что весело всем... «Вот,– думал Ежик, взбираясь на огромный сугроб,– если б рос где-нибудь цветок „ВСЕМ-ВСЕМ ХОРОШО И ВСЕМ-ВСЕМ ВЕ– СЕЛО“, я бы раскопал снег, достал его и поставил посреди Большой поляны. И зайцам, и Медвежонку, и Ослику – всем-всем, кто бы его увидел, сразу стало хорошо и весело!»

И тут, будто услышав его, старая пушистая Елка сняла белую шапку и сказала:

– Я знаю, где растет такой цветок, Ежик. Через двести сосен от меня, за Кривым оврагом, у обледенелого пня, бьет Незамерзающий Ключ. Там, на самом дне, стоит твой цветок!

– Ты мне не приснилась, Елка? – спросил Ежик.

– Нет,– сказала Елка и снова надела шапку.

И Ежик побежал, считая сосны, к Кривому оврагу, перебрался через него, нашел обледенелый пень и увидел Незамерзающий Ключ.

Он наклонился над ним и вскрикнул от удивления.

Совсем близко, покачивая прозрачными лепестками, стоял вол– шебный цветок. Он был похож на фиалку или подснежник, а может быть, просто на большую снежинку, не тающую в воде.

Ежик протянул лапу, но не достал. Он хотел вытащить цветок палкой, но побоялся поранить.

«Я прыгну в воду,– решил Ежик,– глубоко нырну и осторожно возьму его лапами».

Он прыгнул и, когда открыл под водой глаза, не увидел цветка. «Где же он?» – подумал Ежик. И вынырнул на берег.

На дне по-прежнему покачивался чудесный цветок.

– Как же так!..– заплакал Ежик. И снова прыгнул в воду, но опять ничего не увидел.

Семь раз нырял Ежик в Незамерзающий Ключ...

Продрогший до последней иголки, бежал он через лес домой.