Александр Дюма - Изабелла Баварская

В назначенный для отъезда день Одетта со слезами на глазах прибежала к королю и упала перед ним на колени. Карл испуганно взглянул на нее, уж не обидел ли кто ее, и, протянув девушке руку, осведомился о причине ее слез.

– О государь, – сказала Одетта, – я плачу оттого, что должна покинуть вас.

– Как? Покинуть меня?! – в удивлении воскликнул король. – Но отчего же, дитя мое?

– Оттого, государь, что вы больше не нуждаетесь во мне.

– Так ты боишься задержаться еще хотя бы на день подле несчастного безумца? И впрямь, я уже достаточно похитил у тебя прекрасных, радостных дней, ни к чему омрачать мне твою жизнь своею; я вынул охапку цветов из благоуханного венка, и они увяли в моих пылающих руках; ты устала жить в этом заточении, тебя манят радости жизни, иди же. – И он, уронив голову на руки, опустился на стул.

– Государь, за мной приехала настоятельница монастыря, она требует моего возвращения.

– А ты, Одетта, хочешь ли ты сама покинуть меня? – живо спросил король, поднимая голову.

– Моя жизнь принадлежит вам, государь, я была бы счастлива посвятить ее вам до конца моих дней.

– Но кто же удаляет тебя от меня?

– Я полагаю, сначала королева, а затем ваши дядюшки – герцоги Бургундский и Беррийский.

– Королева, герцоги Бургундский и Беррийский? Но ведь они бросили меня, когда я был так слаб, а теперь, когда я окреп, они собираются вернуться ко мне! Скажи, Одетта, ты не по собственной воле хочешь покинуть меня?

– У меня нет иной воли, кроме воли моего короля и повелителя. Я сделаю, как он прикажет.

– Так я приказываю тебе остаться! – радостно воскликнул Карл. – Пусть этот замок не будет тебе тюрьмой, дитя мое. Значит, ты не только из жалости заботишься обо мне? Ах, если б это было так, Одетта! Ах, как я был бы счастлив! Смотри же, смотри на меня. Не прячься!

– Государь, я сгораю от стыда.

– Одетта, знай, что я уже привык видеть тебя, – сказал король, беря девушку за руки и привлекая ее к себе, – видеть тебя вечером, когда я смежаю веки, ночью, когда я сплю, утром, как только я просыпаюсь. Ведь ты ангел-хранитель моего рассудка, ты мановением волшебной палочки прогнала бесов, что кружились в бешеной пляске вокруг меня. Ты сделала ясными мои дни, спокойными мои ночи. Одетта! Одетта! Что значит признательность по сравнению с твоим благодеянием? Знай же, Одетта, я люблю тебя!

Одетта испустила крик и высвободила свои руки из рук короля. Она стояла перед ним, дрожа всем телом.

– Ваше величество, ваше величество, подумайте, что вы такое говорите! – воскликнула девушка.

– Я говорю, – продолжал Карл, – что теперь ты мне нужна все время. Ведь не я привел тебя сюда, не правда ли? Я и не знал, что ты существуешь на свете, а ты, ангельская душа, ты сама догадалась, что здесь страдают, и пришла. Я обязан тебе всем, потому что я обязан тебе моим рассудком, а в нем – моя сила, моя власть, мое королевство, моя империя. Ну что ж, иди! И я стану опять нищ и гол, каким был до тебя, ибо вместе с тобой уйдет мой разум. О! Я чувствую, что только от одной мысли потерять тебя, я лишаюсь рассудка. – Карл поднес руки ко лбу. – О господи, господи! – в страхе произнес он. – Неужели я снова сойду с ума? Боже милостивый, сжалься надо мной.

Одетта с криком бросилась к королю.

– О, ваше величество! Прошу вас, не надо так говорить.

Карл блуждающим взором глядел на Одетту.

– О, прошу вас, не глядите так на меня. Ваш безумный взгляд причиняет мне боль.

– Мне холодно, – сказал Карл.

Одетта бросилась к королю, обвила его обеими руками и со всем пылом невинной души прижала к своей груди, чтобы согреть его.

– Не надо, Одетта, не надо, – сказал король.

– Нет, нет, – говорила Одетта, словно не слыша его. – Вы излечитесь. Бог возьмет всю мою жизнь день за днем и оставит вам разум. А я буду подле вас, я не покину вас ни на минуту, ни на секунду, я все время буду здесь, всегда.

– Как сейчас, в моих объятьях? – молвил король.

– Да, как сейчас.

– И ты будешь любить меня? – продолжал Карл, усаживая ее к себе на колени.

– Я, я, – отвечала Одетта, бледнея, и, закрыв глаза, склонила свою растрепанную головку на плечо короля, – о, я не должна, я не смею.

Жарким поцелуем Карл закрыл ей рот.

– Государь, пощади, умираю, – прошептала девушка и лишилась чувств.

Одетта осталась.

Однажды, несколько дней спустя после тех событий, о которых мы только что поведали, в покои короля стремительно вошел мэтр Гийом и возвестил, что к королю пожаловала ее величество королева. Одетта сидела у ног Карла и, положив голову ему на колени, глядела на него.

– Вот как! – воскликнул Карл. – Она уже не опасается бедного безумца: ей сказали, что разум вернулся к нему и теперь она смело может подойти к логову зверя. Ну что ж, проводите госпожу Изабеллу в соседние покои.

Мэтр Гийом вышел.

– Что с тобой? – спросил король у Одетты.

– Ничего, – ответило дитя, смахивая с ресниц крупную слезу.

– Безумица! – сказал король и поцеловал девушку в лоб. Затем, взяв в обе руки ее голову, он бережно положил ее на кресло, а сам поднялся, поцеловал еще раз Одетту и вышел. Одетта не шелохнулась. Вдруг ей почудилось, что на нее легла какая-то тень, она обернулась.

– Его высочество герцог Орлеанский! – вскричала она и закрыла глаза руками.

– Одетта?! – произнес герцог и устремил на нее изумленный взгляд. – Ах, так это вы, милая, творите такие чудеса, – спустя мгновение с горечью сказал он. – Я не знал другой такой обольстительницы, я не знал никого другого, кто мог бы так лишать рассудка, но, оказывается, вы умеете и возвращать его.

Одетта вздохнула.

– Теперь, – продолжал герцог, – мне понятна ваша суровость, ваша неприступность; цыганка предсказала вам будущность королевы. Что вам любовь первого принца крови!

– Ваше высочество, – сказала Одетта, поднявшись и повернув к герцогу свое спокойное, строгое лицо, – когда я пришла к его величеству королю, я была не куртизанкой, которая ищет приключений, а жертвой, которая отдает себя на заклание. Найди я тогда близ короля принца крови, меня бы это поддержало, но я увидела лишь несчастного больного – вместо королевской короны на нем был терновый венец, – я увидела забытое богом существо, лишенное разума и простых инстинктов, даже того, которым природа одарила последнего из животных, – инстинкта самосохранения. Так вот, этот человек, этот несчастный еще вчера был вашим королем, прекрасным, молодым, могущественным, и вдруг ночь все перевернула; от захода до восхода солнца он словно прожил тридцать лет, его лоб сморщился, как у глубокого старца, от его могущества и следа не осталось, – даже воли к власти, – ведь вместе с рассудком он лишился и памяти. Меня до глубины души тронула эта зачахшая молодость, эта высохшая красота, эта ослабевшая сила, – горе потрясло меня. Королевство без трона, без скипетра, без короны, святое старинное королевство, жалко влачась, взывало о помощи – но ни звука в ответ; оно с мольбой протягивало руки – и никто не подал своей; оно исходило слезами – и никто не утер их. Тут-то я поняла: я избранница божья, мне назначено исполнить высокую, благородную миссию; когда случаются события, выходящие за рамки повседневных, обычные условности теряют смысл: инстинное благодеяние здесь – ударом кинжала прикончить страдальца. Лучше потерять душу, но спасти жизнь, если это всего-навсего душа бедной девушки, а жизнь – жизнь великого короля.