Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2

– Гм! – обронил Таверне.

– Что ты говоришь?

– Говорю, что не верю ни одному твоему слову.

– То есть, почему?

– Если бы ты был премьер-министром, ты послал бы Филиппа ко всем чертям.

– Ого!

– И его отца – туда же.

– Вот тебе раз!

– А его сестру еще подальше.

– С тобой приятно разговаривать. Таверне, ты очень умен. Впрочем, оставим это.

– Я бы с удовольствием, да вот мой сын не может этого оставить! Он в безвыходном положении. Герцог! Необходимо увидеть короля.

– Говорят тебе, я только и делаю, что смотрю на него.

– Надо с ним поговорить.

– Дорогой мой! С королем говорят, когда он сам этого желает.

– Заставить его!

– Я не папа.

– Тогда я, пожалуй, решусь поговорить с дочерью, – молвил Таверне, – потому что тут дело нечисто, господин герцог!

Это слово оказало магическое действие.

Ришелье прощупал Таверне. Он знал, что барон – такой же развратник, как его друзья юности господин Лафар или господин де Носе, репутация которых была безупречной. Он боялся, что отец и дочь вступят в сговор, так же как боялся всего неизвестного, что могло бы вызвать немилость монарха.

– Ну, хорошо, не сердись, – сказал он, – я попробую предпринять еще один шаг. Но нужен предлог.

– У тебя есть предлог.

– У меня?

– Разумеется.

– Какой же?

– Король дал обещание.

– Кому?

– Моему сыну. И это обещание…

– Что?

– Можно напомнить о нем королю.

– Это и впрямь удобный предлог. Письмо при тебе?

– Да.

– Давай сюда!

Таверне достал из кармана сюртука письмо и подал его герцогу, порекомендовав действовать смело и вместе с тем осмотрительно.

– Союз воды и огня, – заметил Ришелье. – Сразу видно, что мы сумасброды. Ну, раз вино налито – надо его выпить.

Он позвонил.

– Прикажите подать мне сюртук и заложить лошадей. Он обернулся к Таверне и с беспокойством спросил:

– Хочешь присутствовать при моем одевании, барон? Таверне понял, что очень огорчит друга, если согласится.

– Нет, дорогой мой, не могу! у меня еще есть дело в городе. Назначь мне где-нибудь свидание.

– Пожалуйста: в замке.

– В замке, так в замке.

– Было бы хорошо, если бы ты тоже увиделся с его величеством.

– Ты так думаешь? – спросил довольный Таверне.

– Я на этом настаиваю. Я хочу, чтобы ты сам убедился, что я говорю тебе правду.

– Да я и не сомневаюсь, но раз тебе хочется…

– Да ведь и ты этого, пожалуй, хочешь, а? – Откровенно говоря, да.

– Ну, тогда жди меня в Зеркальной галерее в одиннадцать часов, я в это время буду у его величества.

– Условились. Прощай!

– Не сердись, дорогой барон! – проговорил Ришелье, стремившийся до последней минуты не ссориться с человеком, сила которого была ему еще неизвестна.

Таверне сел в карету и покатил в сад, где долго гулял один, глубоко задумавшись, в то время как Ришелье предоставил себя заботам слуг и стал молодеть на глазах: это серьезное занятие заняло у знаменитого победителя Маона не меньше двух часов.

Впрочем, он потратил на туалет гораздо меньше времени, чем мысленно отпустил ему Таверне. Барон, подстерегавший герцога, видел, как ровно в одиннадцать карета маршала остановилась у дворцового подъезда, где свитские офицеры отдавали Ришелье честь, пока лакеи провожали его в королевские покои.

Сердце Таверне готово было выскочить из груди: он медленно, сдерживая свой пыл, отправился в Зеркальную галерею, где менее удачливые придворные, офицеры с прошениями, а также честолюбивые мелкопоместные дворяне выстаивали, словно статуи, на скользком паркете – пьедестале, прекрасном для поклонников Фортуны.

Таверне против волн смешался с толпой, постаравшись, однако, держаться поближе к углу, где должен был появиться маршал, выйдя от его величества.

– Чтобы я толкался среди этих дворянчиков и их грязных плюмажей! – ворчал он. – И это я, я, всего месяц назад ужинавший в тесном кругу с его величеством!

И тут к нему закралось гнусное подозрение, от которого покраснела бы бедняжка Андре.

Как он и обещал, Ришелье отважно подставил себя под гневные взгляды его величества в тот момент, когда принц де Конде протягивал королю рубашку.

Заметив маршала, король сделал столь резкое движение, чтобы отвернуться, что рубашка едва не упала на пол, а удивленный принц отступил.

– Простите, брат, – сказал Людовик XV, желая дать понять принцу, что резкое движение относится не к нему.

У Ришелье не осталось сомнений, что король гневается на него.

Но так как он прибыл с решимостью вызвать гнев, если это понадобится для решительного объяснения, то он обошел короля, как при осаде Фонтенуа, и встал с другой стороны, там, где король должен был непременно пройти, чтобы попасть в свой кабинет.

Не видя больше маршала, король заговорил легко и свободно. Он оделся, выразил желание поохотиться в Марли и долго советовался со своим братом, потому что за семейством Конде закрепилась слава отличных охотников.

Но в ту минуту, как он переходил в свой кабинет, когда все уже ушли, он снова увидел Ришелье, раскланивавшегося со всей возможной изысканностью, известной еще со времен Лаузуна, прославившегося своими изящными поклонами.

Людозик XV остановился в замешательстве.

– И здесь вы, господин де Ришелье? – воскликнул он.

– Я весь к услугам вашего величества, сир.

– Вы что же, никогда не уходите из Версаля?

– Вот уже сорок лет я здесь, сир, и я очень редко удаляюсь, только по приказанию вашего величества. Король остановился против маршала.

– Вам что-то от меня нужно? – спросил король.

– Мне, сир? – с улыбкой переспросил Ришелье. – Да что вы!

– Вы же, черт подери, меня преследуете, герцог! Я уже это заметил.

– Да, сир, мою любовь и мое уважение? Благодарю вас, сир?

– Вы делаете вид, что не понимаете меня. Но вы: меня отлично поняли. Так вот знайте, господин маршал, что мне нечего вам сказать.

– Нечего, сир?

– Совершенно нечего!

Ришелье напустил на себя безразличный вид.

– Сир! – сказал он. – Я всегда был счастлив тем, что мог сказать себе, положа руку на сердце, что моя преданность королю совершенно бескорыстна: для меня это вопрос чести вот уже сорок лет, о чем я говорил вашему величеству; даже завистники не смогут сказать, что король когда-нибудь что-нибудь для меня сделал. Моя репутация, к счастью, безупречна.

– Вот что, герцог, просите, если вам что-нибудь нужно, но просите поскорее.

– Сир! Мне совершенно ничего не нужно, я только хочу умолять ваше величество…

– О чем?

– О том, чтобы вы изволили согласиться выразить благодарность…

– Кому же?

– Сир! Речь идет об одном лице, в так уже многим обязанном королю.