Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2

Д'Эгийон воспринял ее слова, как желание его выпроводить, и поклонился.

– Графиня, – проговорил он, – я готов к нему съездить.

– Что вы, герцог! Всякую дурную новость следует сообщать как можно позже. Чем ехать к маршалу, лучше оставайтесь у меня отужинать.

На герцога пахнуло молодостью, в сердце его вновь вспыхнула любовь, кровь заиграла в жилах.

– Вы – не женщина, – молвил он, – вы…

–..ангел? – страстно прошептала ему на ухо графиня и увлекла за собой к столу.

В этот вечер д'Эгийон чувствовал себя, должно быть, вполне счастливым: он отобрал министерский портфель у дядюшки и съел за ужином то, что причиталось королю.

Как у всех придворных, у де Ришелье был один особняк в Версале, другой – в Париже, дом в Марли, еще один – в Люсьенн – словом, был угол везде, где мог жить или останавливаться король.

Приумножая свои владения, Людовик XV вынуждал всех особ знатного происхождения, вхожих к королю, быть богачами, чтобы иметь возможность жить вместе с королем на широкую ногу и исполнять все его прихоти.

Итак, во время высылки де Шуаэеля и де Праслена де Ришелье проживал в своем версальском особняке; он приказал отвезти себя туда, возвращаясь накануне из Люсьенн после представления своего племянника графине Дю Барри.

Ришелье видели вместе с графиней в лесу Марли; его видели в Версале после того, как министр впал в немилость; было известно о его тайной и продолжительной аудиенции в Люсьенн. Этого оказалось довольно для того, чтобы весь двор благодаря болтливости Жана Дю Барри счел необходимым засвидетельствовать свое почтение де Ришелье.

Старый маршал тоже собирался насладиться дифирамбами, лестью и ласками, которые каждый заинтересованный безрассудно рассыпал перед идолом дня.

Де Ришелье не ожидал, разумеется, удара, который готовила ему судьба. Однако он поднялся утром описываемого нами дня с твердым намерением заткнуть нос, чтобы не вдыхать аромата от воскурений, совсем как Улисс, заткнувший уши воском, чтобы не слышать пения сирен.

Окончательное решение должно было стать ему известно только на следующий день: король сам собирался огласить назначение нового кабинета министров.

Велико же было удивление маршала, когда он проснулся, вернее, был разбужен оглушительным стуком карет и узнал от камердинера, что весь двор вокруг особняка запружен каретами, так же как приемные и гостиные – их владельцами.

– Хо-хо! – воскликнул он. – Кажется, из-за меня много шуму.

– Еще очень рано, господин маршал, – проговорил камердинер, видя, с какой поспешностью герцог пытается снять ночной колпак.

– Отныне для меня не существует слова «рано» или «поздно», запомните это! – возразил он.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– Что сказали посетителям?

– Что ваша светлость еще не вставали – И все?

– Все.

– Как глупо! Надо было прибавить, что я засиделся накануне допоздна или.. Где Рафте?

– Господин Рафте спит, – отвечал камердинер.

– Как спит? Пусть его разбудят, черт побери!

– Ну-ну! – воскликнул бодрый улыбающийся старик, появляясь на пороге. – Вот и Рафте! Зачем он понадобился?

При этих словах всю важность герцога как рукой сняло.

– А-а, я же говорил, что ты не спишь!

– Ну а если бы я и спал, что в атом было бы удивительного? Ведь только что рассвело.

– Дорогой Рафте, ты же видишь, что я-то не сплю!

– Вы – другое дело, вы – министр, вы… Как же тут уснуть?

– Ты, кажется, решил поворчать, – заметил маршал, кривляясь перед зеркалом. – Ты что, недоволен?

– Я? Чему же тут радоваться? Вы переутомитесь я заболеете. Государством придется управлять мне, а в ртом нет ничего занятного, ваша светлость.

– Как ты постарел, Рафте!

– Я ровно на четыре года моложе вас, ваша светлость. Да, я стар.

Маршал нетерпеливо топнул ногой.

– Ты прошел через приемную? – спросил он.

– Да.

– Кто там?

– Весь свет.

– О чем говорят?

– Рассказывают друг другу о том, что они собираются у вас попросить.

– Это естественно. А ты слышал, что говорят о моем назначении?

– Мне бы не хотелось вам это говорить.

– О, Господи! Неужели критикуют?

– Да, даже те, которым вы нужны. Как же это воспримут те, кто может понадобиться вам?

– Скажешь тоже, Рафте! – воскликнул старый маршал, неестественно рассмеявшись. – Кажется, ты мне льстишь…

– Послушайте, ваша светлость! – обратился к нему Рафте. – За каким дьяволом вы впряглись в тележку, которая называется министерством? Вам что, надоело быть счастливым и жить спокойно?

– Дорогой мой, я в жизни попробовал всего, кроме этого.

– Тысяча чертей! Вы никогда не пробовали мышьяка. Отчего бы вам не подмешать его себе в шоколад из любопытства?

– Ты просто лентяй, Рафте. Ты понимаешь, что, как у секретаря, у тебя прибавится работы, и ты уже готов увильнуть… Кстати, ты сам об этом уже сказал.

Маршал одевался тщательно.

– Подай мундир и воинские награды, – приказал он камердинеру.

– Можно подумать, что мы собираемся воевать? – проговорил Рафте.

– Да, черт возьми, похоже на то.

– Вот как? Однако я не видал подписанного королем назначения, – продолжал Рафте. – Странно!

– Назначение сейчас доставят, вне всякого сомнения. – Значит, «вне всякого сомнения» теперь официальный термин.

– С годами ты становишься все несноснее, Рафте! Ты – формалист и пурист. Если бы я это знал, я не стал бы поручать тебе подготовить мою торжественную речь в Академии – именно она сделала тебя педантом.

– Послушайте, ваша светлость: раз уж мы теперь – правительство, будем же последовательны… Ведь это нелепо…

– Что нелепо?

– Граф де ла Водре, которого я только что встретил на улице, сообщил мне, что насчет министерства еще ничего неизвестно.

Ришелье усмехнулся.

– Де ла Водре прав, – проговорил он. – Так ты, значит, уже выходил?

– Еще бы, черт подери! Это было необходимо. Я проснулся от дикого грохота карет, приказал подавать одеваться, захватил военные награды и прошелся по городу.

– Ага! Я представляю Рафте повод для развлечений?

– Что вы, ваша светлость. Боже сохрани! Дело в том, что…

– В чем же?

– Во время прогулки я кое-кого встретил.

– Кого?

– Секретаря аббата Тере.

– И что же?

– Он мне сказал, что военным министром назначен его начальник.

– Ого! – воскликнул в ответ Ришелье с неизменной улыбкой.

– Что вы из этого заключили, ваша светлость?

– Только то, что раз господин Тере будет военным министром, значит, я им не буду. А если он не будет премьер-министром, то им, возможно, стану я.

Рафте сделал все, что мог. Это был человек отважный, неутомимый, честолюбивый, такой же умный, как его начальник, но гораздо более дальновидный, ибо он был простого происхождения и находился в подчинении – два больных места, благодаря которым за сорок лет он отточил свою хитрость, развил силу воли, натренировал ум. Видя, что начальник уверен в успехе, Рафте решил, что ему тоже нечего бояться.