Виктор Конецкий - Последний рейс

На нашем «Кингисеппе» большинство экипажа люди уже в годах. Старенькие лесовозы чаще бывают дома, ближе рейсы, старомоднее и привычнее техника. А я прижился на них, ибо в Арктике не надо страдать от плохого знания английского языка.

Молю Бога об одном: не дай мне, Господи, умереть на судне, ибо такое происшествие приносит слишком много неприятностей окружающим.

Приказ идти на Карские Ворота.

Ну, Карскими так Карскими – один черт.

Спустился к Акивису. Он не спал. Говорит сквозь какой-то стон-выдох. Глаза ясные, но дико меня напугал.

– Очень хорошо, что не Юшаром пойдем Боюсь его. Там переходные створы подлые. Я на них два раза подсел. Это по моей инициативе там теперь обязательно лоцпроводка и лоцманская станция на Вайгаче…

Я вышел на цыпочках, ибо не было, нет и никогда не будет в Югорском Шаре лоцманов. Бредит.

Доложил, конечно, Юрию Александровичу. И мы оба за башки схватились. И побежали к доктору.

Док Борис Аркадьевич. Лет сорока, первый раз в моря, опять временный.

Утверждает, что проходил стажировку на подлодках. Но при этом говорит, что на лодках не бывает повышенного уровня углекислоты и что там никогда не капает с подволока…

Я посоветовал ему эти свои наблюдения опубликовать. Не знаю, правильно ли он меня понял, но не обиделся. Сказал, что любит книги и даже знает лично одного писателя.

Но вот то, что пишущий врач давно в эмиграции, док не знал.

В 18.30 подошли к Карским Воротам. Получили распоряжение Штаба ждать ЛК «Диксон».

«Диксон» подошел в 22.00 и предложил ждать «Индигу», с тем чтобы провести сразу обоих. Но мы ждать не стали, пошли сами. Осторожно раздвигая льдины и форсируя отдельные перемычки, прошли нормально от Чирачьего к мысу Меншиков и от него на норд-ост к чистой воде.

На «Индиге» капитаном мой лучший друг Лева Шкловский.

Лев Аркадьевич Шкловский – лучший капитан БМП, и его фотопортрет уже лет двадцать висит на Доске почета у пароходства.

На «Индиге» я плавал дублером капитана в 1984 году. Таким образом Лев спасал меня после инфаркта от врачей.

У Франции не нашлось двух-трех адмиралов, которые желали бы геройски умереть в бою, как требовал их знаменитый император Наполеон. В результате Нельсон загнал самого Бонапарта в снега России – в лапы Кутузова. Хотя французский унтер-офицер успел самого Нельсона «наконец доконать» – как заметил адмирал, упав на палубу «Виктории».

В результате его привезли на родину только через несколько месяцев в бочке с коньяком. А на сооружение ему Трафальгарского мемориала в Лондоне денег у благородных британцев не хватило, и наш царь-батюшка выдал им дотацию – во как!

Приказ себе: найти и изучить скульптуру Микеланджело «Пьета» – единственное произведение, на котором он высек свое имя.

Мне всегда был дорог сон, то есть красота и книги.

Бесполо-середняцкая книга Роландо Кристофанелли вполне заслуживает пустозвонного предисловия лауреата Ренато Гуттузо. Я вырезал из книги фото скульптурного портрета Микеланджело и повесил его в каюте над койкой у изголовья. И меня не смущает страшный взгляд Буонарроти, тем более глядит он мимо всех нас -на Млечный Путь. Никто, насколько мне известно, из его героев не улыбается, но и не плачет. Когда скорбь и страдания могучи, тут не до слез. И настоящая великая радость бытия спокойно обходится без улыбок и смеха. А в лице самого Микеланджело более всего обыкновенного упрямого упорства.

В ноль сменил мастера. Он задержался в рубке – предупредил о повышенном внимании – по прогнозу лед. Туман. Стал я у правого окна. Что-то светится справа градусов сорок над горизонтом. Присел – исчез проблеск. Решил, просто отблеск на стекле. Но все-таки удивился. Очень уж отчетливо. Может, луна? И нырнула в облака…

Юрий Александрович стал говорить про предисловие к моему двухтомнику Жени Сидорова. Понравилось ему предисловие. Стал говорить, что еще что-то Сидорова читал. Я перевел разговор на Колбасьева. Это когда он сказал, что я спины не разгибаю над машинкой. Вот я и растекся про Колбасьева, что, мол, пишу предисловие к его книге. Не хочу говорить, что веду здесь дневник.

И тут мы одновременно увидели с правого борта на курсовом градусов двадцать здоровенную льдину – метров тридцати. Она бело лучилась в тумане и густой ночной тьме.

– Лед! – сказали мы в один голос, и не без удивления. Ведь пару минут назад обшарили на трех шкалах, и никакого льда не было.

Я рванул телеграф на средний (был маневренный полный) и громко сказал второму помощнику Подшивалову, который в штурманской корпел над картой:

– Иван Христофорович, врубите прожектора! И носовой, и с рубки! Хочу рубочный поглядеть в боевой обстановке!

Потом откатил дверь и выглянул на крыло. Обняло сырым холодом, замогильным.

Нет льдины! А в небесах – луна сквозь тучи – как бледное пятно, как бледная замерзшая царевна… Обманулись! Оба! Вот какие штуки бывают. Четко видели здоровенную льдину, а это длинный отсвет от луны сквозь щель между облаками упал на черные волны.

– Луна! – сказал я Юрию Александровичу.

– Да, я понял уже! Я дал опять полный маневренный.

Капитан ушел из рубки, осердившись на коварную луну.

Приказа второму помощнику врубить рубочный прожектор я не отменял, но он покопался, покопался у пульта огней и затих. Я тоже молчал, начиная на него злиться.

Луна продолжала играть в прятки-то проглядывала, и тогда по горизонту в разных местах появлялись вполне натуральные льды, то растворялась в тучах, и тогда льды исчезали. Когда такое встречается в том районе моря, где предупредили о плавучих тяжелых льдинах, и когда туман находит каждые несколько минут, то нервирует.

В тройной ореол была одета луна, лучистая.

Иван о чем-то тихо и увлеченно разговаривал с рулевым. Мы шли пока на автомате. И рулевому нечего было делать. И все было мирно. Но второй помощник не включил и не опробовал прожектор, и этого не следовало забывать, хотя и хотелось забыть.

Около часа я отшагал по рубке взад-вперед, затем сделал очередное упражнение для шеи – двадцать круговых движений в одну и другую стороны, потом по пятьдесят раз согнул ноги, оттягивая носки. Желание мышечной нагрузки остается, и это хорошо.

Иван вдруг шагнул к радиотелефону и вызвал «любое судно, идущее в центре моря Лаптевых курсом на восток». Ответил теплоход «Харламово». Отметку этого теплохода я принял за симметричную засветку на экране радара, а Иван стоял с радаром впритык и легко обнаружил встречное судно. Вторые помощники поговорили о сроках разгрузки, очереди на нее в портах назначения, высоте воды на баре Колымы, обменялись опытом по сколачиванию ящиков для подборки в них рассыпанного картофеля и включении этих лишних ящиков в счет возможной нехватки груза. И только потом Иван спросил у встречного судна про ледовую обстановку в том месте, откуда «Харламово» шло.