Далия Трускиновская - Аутсайдеры

На следующий день к директрисе приходила Немкина мама - худенькая, испуганная, такая же узкоплечая и сутуленькая, с такими же огромными жалобными глазищами. Больше о спецшколе речи не было.

Вишняков крепко поскреб в затылке.

Два полюса имела эта история, и на одном стоял аутсайдер, почему-то избежавший спецшколы, на другом - более чем благополучный, красивый, спортивный, выдержанный юноша. Юноша, который увез Марину!

Немка доплелся до выпускного класса в одиночестве. С годами он почти перестал психовать, а общался только с Аликом-Клопом. И с рыжей Алкой. Это, кажется, и дружбой-то не было - просто лишь с ними Немка и разговаривал, и во что-то непонятное они с Клопом играли. А после выпускного - стоп, а был ли он вообще на выпускном? - аутсайдер пропал. Кто-то говорил, что мать пристроила его на завод, учеником слесаря-токаря, и там, на безымянном заводе, его след затерялся окончательно.

Откуда же в таком случае взялся джип?

- Вот тут я и живу, - сказала Марина банальные слова.

- Я знаю, - ответил ее спутник. - На третьем этаже.

Теперь следовало не менее банально предложить чая.

- Хочешь чаю?

- Хочу.

Они вышли из джипа, и юноша закрыл машину. Когда отошли на три шага, джип тихим писком попрощался с хозяином.

- У меня печенье к чаю, могу бутерброды сделать. А то вон в маркете пирожные всегда есть. Любишь сладкое?

- Почему нет?

Марину немного смущала сдержанность этого стройного мальчика. Он знал себе цену. И даже то, как он начал за ней ухаживать, было оттенено неугасимым и бессонным чувством собственного достоинства.

Она ловила себя на том, что в его присутствии немножко суетится…

В гости на ужин, постепенно переходящий в завтрак, он не напрашивался. Это и так было ясно - хочет, хочет. Но не станет ставить в неловкое положение ни Марину, ни себя.

А она, прекрасно осознавая одиннадцать лет разницы в возрасте, то устремлялась к нему, то отступала.

И, наконец, решилась.

Они купили коробку самых разных пирожных, яблоки, виноград, и Марина ждала, что он выберет на алкогольных полках бутылку какого-нибудь достойного вина. Не выбрал. А говорить ему: "Дорогой, вино нужно не тебе, а мне - чтобы расслабиться и выкинуть из головы благопристойную ахинею" Марина никак не могла.

Дома их встретил Кеша, обнюхал гостя, поворчал для порядка и ушел на свой коврик.

- Ему уже одиннадцать, - сказала Марина. - Ты бы его раньше видел. Он никому слова не давал сказать. А теперь словно разучился лаять.

- Может, сперва его выгулять? - предложил гость.

И стало ясно - он здесь останется. Надолго. До утра.

- Нет, он привык попозже, - не выдавая радости, ответила Марина. - Сейчас чайник включу.

На стол она накрыла в комнате - красиво, с льняными салфетками ручной работы, с чашками настоящего фарфора, не молочного французского стекла. Он сел, налил ей и себе чая. Воспитанный мальчик, подумала Марина, и как же он начнет?

- Давно хотела спросить - почему у тебя такое несовременное имя.

- Это отцовское.

- Ты, значит, Наум Наумович?

- Выходит, так. Только меня все зовут по фамилии. Если по имени - могу и не отозваться.

Это она знала. Когда они познакомились, а было это в пьяноватой компании системщиков, кто-то упорно называл его Адиком, Адькой. Действительно, так лучше, чем Наум. Тут и уменьшительное-то не сразу придумаешь.

- Значит, только Адик?

- Значит, только Адик, - он улыбнулся.

- И всегда так звали? С самого начала?

Она имела в виду раннее детство.

- Я плохо помню детство. Если честно - почти не помню. Есть люди, которые вспоминают, как их мама рожала. А я вообще мамы, кажется, не помню.

- А с какого возраста ты себя помнишь?

Адик-Адлер явно удивился вопросу.

- Никогда об этом не задумывался.

- Ты на маму похож или на папу?

- На папу, - неуверенно ответил гость. - А вообще я ее почти не знал. Так получилось, что она с нами не жила. Может быть, я и в нее тоже уродился.

- А я даже не представляю, как это - детство без мамы. Знаешь, что я помню? Как мы с ней идем, я совсем маленькая, по лугу, она останавливается и говорит: Мариша, вот это - пастушья сумка, а это - лютик, а это - белый донник. Потом она мне пижму показывала, и как малина цветет. Ничего так хорошо не запомнила, как эти желтые цветы - лютик и пижма.

- Пастушья сумка - это что, цветок? - удивился Адик-Адлер.

Нормальное удивление городского ребенка, подумала Марина, нужно будет как-нибудь выбраться с ним на природу.

- Вроде цветка. Вообще это лекарственное растение. А что, вам в садике не рассказывали?

Марина была убеждена - все люди прежде, чем стать взрослыми, ходили не только в школу, но и в детский сад. Во всяким случае, таких, что росли дома, ей еще не попадалось.

И тут выяснилось, что Адик-Адлер - как раз домашний ребенок.

- У меня была какая-то болезнь, что-то с нервами, и ко мне приходили воспитатели. Я даже во двор почти не выходил, - признался Адик-Адлер. - И в школе учился экстерном.

- Все десять лет?

- Почему десять лет?

- Столько учатся в школе. Или теперь - одиннадцать?

- Я не знаю, я ведь очень рано начал учиться. Ко мне приглашали учителей, тренеров, а Семен Ильич вообще жил у нас в доме. Он со мной каждый день занимался.

Спрашивать, что за болезнь такая, было нетактично, парень выглядел вполне здоровым. Вот разве что румянец. Марина слыхала, что у туберкулезных больных - самый красивый румянец. Но, помилуйте, какой туберкулез? Парень холеный, как голливудская звезда! Родители, или кто там с ним живет, пылинки с него сдувают. У него маникюр и, возможно, педикюр.

- Тебе теперь восемнадцать? - вдруг спросила Марина.

Адька-Адлер ответил не сразу.

- Ну… да. А это имеет значение?

- Не знаю. Просто занять такую должность в Росинвестбанке в восемнадцать лет, даже с феноменальными способностями…

- Никакие не феноменальные. Я читал - бывают дети, которые в двенадцать лет в голове шестизначные цифры перемножают, и вообще…

- А ты можешь - шестизначные?

- Зачем? Для этого калькулятор есть. Я - системщик. Послушай, Мариш, тот мужчина, с которым ты в ресторане была, - он кто?

- Ничего серьезного, - быстро сказала Марина. И действительно поняла, что Вишняков для нее - ничего серьезного, двести баксов за эскизы, а роспись пусть ему делает кто-нибудь другой!

- Нет, я не про это, - Адька-Адлер усмехнулся. - Кто он в социуме?

- Деловар. И даже очень неглупый деловар. У него несколько фирм, он член совета директоров "Ассуэра", ему, кстати, и этот ресторан принадлежит, только записан на жену.

- Борис Вишняков? - уточнил Адька-Адлер. - Дай мне его телефон, пожалуйста.

- Нет проблем. Вот его визитка.

Взяв картонный прямоугольничек, Алька-Адлер поднес к губам женскую руку и поцеловал. Марина ждала других поцелуев, но он задумался.