Лорен Хендерсон - Мое бурное прошлое

– Да не волнуйся ты так! Я вовсе не хотел, чтобы ты принимала все так близко к сердцу.

– Просто… – из зеркала за стойкой бара на меня глянуло собственное растерянное лицо, – а знаешь, ты ведь прав. Лайам и впрямь заводит себя. И его выходки могут стать совсем дикими.

– Что поделаешь. Тебе же легче. Твой Лайам – готовая звезда.

– Ну да… – рассеянно согласилась я. – Но я волнуюсь. Понимаешь, у меня по отношению к нему комплекс старшей сестры. В общем, я хочу, чтобы он добился настоящего успеха не только потому, что он – моя золотая жила.

О господи. Похоже, Алекс разбередил мое гипертрофированное чувство ответственности. Стиснув зубы, я решила задавить бунт в зародыше. Неужели наряду с Крисом и мамочкой мне придется тащить на себе еще и Лайама? Легче сразу кинуться головой прямо в Босфор, привязав к шее камень потяжелее.

– Пожалуй, стоит поговорить с ним начистоту, – хмуро добавила я. – Пора ему сбавить обороты.

Внезапно перед глазами отчетливо всплыло вчерашнее ресторанное секс-шоу.

– Господи, кого я пытаюсь обмануть?! – невольно выдохнула я.

Алекс с любопытством посмотрел на меня.

– Пошли ужинать. Расскажешь мне о его очередной выходке, о которой ты только что вспомнила.

И мы направились в итальянский ресторанчик, находившийся сразу за углом. Я в него ни разу не заглядывала, но Алекс заверил, что еда там отличная, и оказался прав. Я питаю слабость к богемным заведениям с претензией на дизайнерский стиль, поэтому этот скромный итальянский ресторанчик до сих пор старательно обходила стороной – он буквально вопил о своей ортодоксальной традиционности. Ветер перемен сделал лимонное сорго, авокадо и невиданный гибрид мандарина и грейпфрута главными кулинарными хитами года, но это заведение, пригнувшись, увернулось от модных веяний и все так же предлагает посетителям, живущим по соседству, простую, но вкусную итальянскую еду. Я бы назвала его «Траттория, забытая временем».

Мне вдруг подумалось, что мы с Алексом болтаем как старые друзья, которые давно не виделись. Или как двое приятелей, выудивших друг друга в Интернете, а теперь решившихся на очную ставку… Звучит абсурдно. Я уткнулась в меню. Карпаччо и эскалоп из телятины. Так-то лучше.

– Тебе наверняка это кажется пресноватым, – заметил Алекс, когда официант удалился, прихватив с собой меню.

– О чем ты?

– Должно быть, ты привыкла к дизайнерским штучкам, я прав? Едва ли тебя часто заносит в местную тратторию.

– Только в те редкие дни, когда я провожу вечер дома, – откровенно призналась я. – Моя местная траттория – это продолжение супермаркета. У меня весь дом трещит по швам от поваренных книг, и все они называются «Как приготовить вкусный обед за тридцать минут». Однако я, сгорая от стыда, несусь в местный «Маркс и Спенсер» за готовой картошкой.

– По-моему, это не повод сгорать со стыда, – заметил Алекс, пока официант наполнял наши бокалы.

Я упомянула об этом вскользь, а он опять, как и с Лайамом, сделал из этого Откровение. У Алекса были карие, чуть раскосые глаза и широкое лицо с неожиданно высокими скулами – словно привет от далеких татарских предков. Несмотря на основательность, лицо отнюдь не выглядело тяжелым или угрюмым. Напротив, каждая морщинка улыбалась мне вместе с губами и глазами. Будь Алекс из красавцев, я бы держалась настороже, решив, что он меня откровенно соблазняет. Но его простая манера держаться и открытая дружеская улыбка усыпили мою бдительность.

– Честно говоря, у меня иногда случаются приступы патологического чувства вины, – неожиданно для себя произнесла я. – Особенно когда речь идет о моей семье. Это все мама! Она мастерски умеет тянуть из меня жилы.

Алекс понимающе кивнул.

– Прости, – сказала я, залпом опустошая половину бокала. – Я не собиралась плакаться.

– Нет, нет, не извиняйся, – произнес он так простодушно, что я ни на секунду не усомнилась в его искренности. – Я предпочитаю слушать, что люди рассказывают о себе, чем обсуждать… ну не знаю, последний голливудский боевик, например.

– Хотя и это не так уж плохо, – оживилась я.

– Конечно, нет, – улыбнулся он. – Моя мать, например, зациклена на моих прошлых грехах.

Я издала глубокий и протяжный вздох облегчения. О своих родственниках я редко решаюсь кому-нибудь рассказывать, это мое больное место. Алекс же произнес это таким тоном, как будто банальнее вещи на земле и нет.

– Не верю, чтобы твоя мама тебя шпыняла, – призналась я. – Ты такой взрослый.

Я не спрашивала, сколько Алексу лет, но, скорее всего, он несколько старше меня. Седые волосы серебрились даже в тускловатом свете траттории, а вокруг глаз, когда он улыбался, собиралась сеточка морщинок.

– Взрослый! – рассмеялся Алекс. – Тебя послушать, так ты тинейджер.

Ну, если принять во внимание мою эмоциональную неустойчивость, так оно и есть. Однако Алексу я этого не сказала. И так уже кучу всего наговорила, надо бы оставить пути к отступлению.

Но благими намерениями… Через несколько минут, торопясь и захлебываясь, я уже выкладывала про Джил.

Вопреки ожиданию, Алекс не кинулся утешать меня и воздержался от тех банальностей, что лепечут обычно в подобных случаях. Напротив, он задумчиво выслушал меня, а затем кротко сказал, что моя подруга была обязана рассказать все сама, но у нее не хватило духу разрубить узел одним ударом. Следовательно, она должна быть благодарна, что кто-то сделал это за нее. Даже несмотря на то, что вышло не особо красиво.

Я ошеломленно смотрела на Алекса. Такой поворот мне и в голову не приходил.

Он пожал плечами: неторопливый, почти тяжеловесный жест.

– Ну, я просто предположил.

– Спасибо! Ты меня здорово успокоил! И впрямь, как гора с плеч.

– De nada [ 15 15 Не за что (исп.). ], – с улыбкой ответил он. – О, смотри. Вот и наш заказ. Наконец-то, а то я совсем оголодал.

Воспользовавшись паузой, чтобы осмыслить его слова, я принялась за еду. Что ж, а в таком раскладе есть определенный смысл. Мне еще не доводилось использовать парней для успокоения собственной совести. Барт вечно мне сочувствовал. Он бы заявил, что Мэл – корова, а Джил совсем охренела, и мы бы дружно налакались. Это утихомирило бы мое эго, но не совесть.

Алексу же удалось добиться этого с помощью двух-трех простых фраз, что ужасно смахивало на чудо.

Еда оказалась очень даже ничего. Время от времени я отрывалась от протеиновой благодати своего эскалопа и хищно тянулась к тарелке Алекса за жареной картошкой. Мы болтали о моей маме, о Крисе, о родителях Алекса, которые со скандалом расстались, о его сестре. Разговор то и дело уходил в сторону, когда кто-то из нас вскользь ронял первое, что приходило в голову. Тогда болтовня совершала крутой вираж, напоминая американские горки; мы болтались в воздухе, тряслись от страха и наслаждались скоростью, чувствуя, как ветер играет в волосах.