Лорен Хендерсон - Мое бурное прошлое

Набрав в грудь побольше воздуха, я сугубо официальным тоном произнесла:

– Ситуация вышла из-под контроля.

– Я бы сказал, выпрыгнула, – ухмыльнулся Лайам, – потеряв штаны.

– Заткнись. Просто мы перебрали с химией и вином.

– Говори за себя.

– Заткнись! Я иду спать, что и тебе советую. Устраивайся на диване. Один. Понял?

Лайам угрюмо кивнул. Он сдался гораздо быстрее, чем я ожидала. В мгновение ока вновь превратившись в моего пакостливого младшего братишку, он принялся потешаться над бельем, которое я ему постелила. Должна признаться, комплект и впрямь был странноват – бежевого цвета с коричневым кантом и крупным набивным узором. Бельишко вело счет дням с той поры, когда на дворе были глубокие семидесятые. Я уперла его из маминого шкафа, будучи еще студенткой колледжа. Надо будет попробовать продать его в Музей Виктории и Альберта.

Лайам позволил себе лишь два намека на нашу диванную оргию – сначала его рука как бы невзначай легла мне на задницу (я гневно дернулась), а затем потребовал выдать ему порножурналы, чтобы он мог решить свою маленькую проблему. Я посоветовала использовать воображение и постараться не заляпать простыни. Так я ему и показала, где у меня хранится порнуха. Я тогда от него вообще никогда не отделаюсь.

Наверное, Лайам повел себя так покладисто потому, что тоже считал секс между нами ошибкой. Отсюда и его отношение ко мне как к старшей сестре. Право же, трудно получить от человека, с которым трахаешься, непредвзятый совет, касающийся твоей карьеры. К тому же у Лайама была уйма женщин (имей – не переимеешь). Да и опыт с Фелисити научил его не путать секс с работой. Ладно, секс с начальством. Хотя всех остальных смазливых особ женского пола, что встречались на его пути, он, разумеется, затянул в койку. Мне известно, что он пе-репихнулся с ассистенткой фотографа сразу же после съемок для журнала (предположительно, и фотограф не избежала той же участи).

Я удалилась в спальню, приперла дверь стулом – на случай, если за ночь его сила воли иссякнет, – и убедилась, что батарейки в тумбочке. Отлично. Вы бы ухохотались до слез, если бы увидели, как мы, каждый в своей комнате, занимаемся… почти одним и тем же, только порознь. Надеюсь, что, громко раскачивая диван и исторгая проклятия в мой адрес, Лайам не слышал жужжания вибратора.

Разумеется, у меня возникли некоторые опасения по поводу наших дальнейших отношений, но, угомонившись, я провалилась в сон, успев, правда, вознести благодарственную молитву за то, что на свете существуют вибраторы.

В ту ночь мои сны, насколько я помню, отличались необычной яркостью и изобиловали деталями. Вспомнить все подробности я не могу, но знаю наверняка, что занималась во сне сексом с целой толпой мужчин в самых невероятных позах. Ни мужчины, ни позы удовлетворения не принесли. Не думаю, чтобы я хоть раз достигла оргазма. Я просто переносилась из одной эротической ситуации в другую. Например, я ехала в поезде и смазливый кондуктор хотел, хм, прокомпостировать мой талон. Но как только мой талон был, хм, как следует прокомпостирован, меня почему-то выкидывало из поезда и я оказывалась в мужском гареме быстрее, чем вы бы успели сказать «трах-тибидох». Затем я пыталась овладеть кем-то на кухне, но на самом интересном месте ломтик хлеба, застрявший в тостере, начинал вдруг дымиться, включалась пожарная сигнализация, и нам приходилось отлепляться друг от друга, выковыривать хлеб из тостера, а затем отключать сигнализацию. Так повторялось несколько раз, и с каждым разом я злилась все больше и больше, а сигнализация орала все громче и громче, и вдруг я проснулась от бешеной стрекотни будильника и мерзейшего запаха гари.

Я треснула по будильнику, вылезла из постели и побрела из комнаты, начисто забыв о стуле, сторожившем дверь. С силой ударившись о него, я взвизгнула и услышала ответный вопль, донесшийся из кухни. Воображение тут же услужливо нарисовало зловещую картину. Лайам сунул руку в раскаленный тостер, она там застряла, и он отчаянно зовет на помощь. Я отбросила стул в сторону, распахнула дверь и ринулась ему на подмогу. Вопреки моим ожиданиям, кухня вовсе не была охвачена густым дымом, тем не менее гарью воняло нещадно. Горел явно не хлеб и вообще не еда. Горела какая-то химическая дрянь, распространяя удушливую вонь.

Лайам, застывший в центре кухни, виновато уставился на меня.

– Какого хрена ты тут вытворяешь? – заорала я. – Что ты сделал с моей кухней? – Э-э-э…

И Лайам отступил в сторону. Дверца духовки была открыта, изнутри валил отвратный вонючий дым, на решетке лежала какая-то черно-красная дрянь. Я пригляделась и узнала свое пластиковое блюдце, которое купила в дешевой китайской лавке за углом. А на нем – намертво пригоревшая горка, бывшая в прошлом кокаином.

– Я тут хотел сварганить клевый завтрак для тебя, чтобы сказать – спасибо, мол, и прости за вчерашнее, – проныл Лайам. – Вот, решил булочки испечь и пончики, но у тебя, – во взгляде его читалось неодобрение, – нет формы для пончиков. Ну ты даешь! Короче, замесил я тесто, но сначала включил духовку, чтобы прогрелась, а потом как завоняет, а я не мог смекнуть, откуда эта вонища… Ну да, я видел эту штуку в духовке, но подумал, что это форма для выпечки… А это оказался мой кокс, который сгорел!

Я не выдержала и захохотала. Пару секунд Лайам прожигал меня гневным взглядом, а затем тоже покатился. Схватившись за животы, мы дружно ревели от хохота. Напряжение, возникшее было между нами ночью, испарилось без следа.

– Джульет, дорогая! Успех! Оглушительный успех! Ты должна собой гордиться!

И я, естественно, гордилась. И все же дипломатия еще никому не повредила.

– Вообще-то это Лайам должен по-настоящему собой гордиться, – ответила я Генри, который заключил меня в объятия.

Его было не узнать. Для Генри он выглядел слишком уж франтовато и молодцевато: белая и безупречно чистая рубашка, щегольской шелковый жилет красного цвета без единого пятнышка и пиджак цвета горчицы.

– Генри! – не выдержала я. – Ты выглядишь так… – «Чисто», хотела сказать я и споткнулась. – Ты выглядишь классно! Просто здорово!

Генри начал не без самодовольства прихорашиваться, поправлять голубой пятнистый галстук (пятнышки, спешу внести ясность, были с самого начала задуманы дизайнером).

– Я вышел на охоту, – загадочно произнес он.

– Неужели?

Я оглядела комнату, до отказа набитую юными сексапильными девицами в джинсах, спущенных на бедра, и в топах, оставлявших голой спину.

– Тебе подмигнула какая-нибудь пташка-милашка?

Генри таинственно улыбнулся:

– Как знать, как знать…

Официант опустил перед нами блюдо, старательно выворачивая руку (я проинструктировала весь обслуживающий персонал, как нужно демонстрировать фальшивые тату на предплечье, копии настоящей тату Лайама). Как я и предполагала, татуировки смотрелись просто здорово. В холле за них уже шло сражение, так же как и за футболки.