Эрнст Сетон-Томпсон - Моя Жизнь

- Войдите.

Я застал Билля в кровати, он и его мать болели так же серьезно, как и мы. У них тоже почти не осталось продуктов. Я не мог помочь им, они не могли помочь нам.

Когда остатки нашей провизии подходили уже совсем к концу, я отправился в лес в надежде подстрелить дикого голубя. Вот голубь опустился на верхушку дерева. Я тихонько подкрался и выстрелил. Одновременно раздался и другой выстрел, и молодой человек, с которым я как-то встречался, появился с другой стороны и подобрал убитую птицу.

- Стой! - крикнул я. - это мой голубь.

- Почему он твой? - возразил юноша. - Ведь я подстрелил его.

После дружественных объяснений мы решили, что оба выстрелили одновременно.

- Но - сказал он, - я подбежал к нему первый, да и, кроме того, он мне нужен больше, чем тебе.

- Как это так?

- Очень просто, - ответил он, - всю нашу семью трясет лихорадка, все расхворались, а дома никакой еды, хоть шаром покати.

- А как насчет лекарства?

- Ничего, кроме пипсисева…Правда, это хуже, чем хина, но все-таки оно помогает лучше всех других средств.

Билли собрал для меня это растение в лесу и сказал, чтобы я изготовил крепкую настойку и пил ежедневно.

- Пейте каждый день и каждый час. Это средство я узнал от индейцев.

Итак, я отправился домой с пучком дикой травы, из которой я приготовил целебный напиток.

Через неделю у нас кончилась вся мука. Свиная грудинка тоже подходила к концу. Остались только картофель, чай да несколько яблок.

Так мы прожили еде одну неделю. А силы с каждым днем убывали.

Однажды утром, в часы, когда мне было лучше, я потихоньку побрел к озеру, чтобы подышать свежим воздухом. Добравшись до берега, я сел на бревно.

Вдруг я услышал какой-то странный шум и через минуту увидел огромную черную змею, извивающуюся среди валунов и бревен.

Вот она заметила меня и высоко подняла свою страшную голову.

Я вижу ее открытую пасть, передо мной мелькает ее тонкий язык, я слышу, как она бьет своим длинным-предлинным хвостом, словно гремучая змея.

Змея учуяла меня: голова поднялась выше, язык завертелся быстрее, потом она медленно опустилась вниз и уползла прочь, извиваясь среди камней, словно свинцовый поток.

Потом она еще раз подняла голову высоко над кустом и вертела, дразнила длинным языком. Потом снова опустилась вниз и заползла в дупло. Голова вперед, тонкое тело свертывается кольцом, все туже и туже забиваясь в дупло. Только хвост извивается на песке.

И вдруг меня толкнуло какой-то неудержимой силой. Я схватил по камню в одну и другую руку и прыгнул обеими ногами змее на хвост. Я топтал, топтал его, пока не раздавил совсем. Потом я придавил змею камнем, чтобы она никуда больше не уползла.

Целый день мне чудилась страшная змея. Всю ночь, забывшись в тяжелом сне, я боролся с ней.

Медленно тянулись дни, о ночи еще медленнее. Сил с каждым днем становилось все меньше. Я теперь почти не вставал с постели. Единственная надежда была на то, что скоро вернется Том.

В тот день, когда мы съели последний кусочек сала, я взял ружье - никогда еще оно не казалось мне таким тяжелым - и с трудом добрался до амбара, где бродило около десятка наших кур. Не знаю, как мне удалось подстрелить одну курицу - у меня все кружилось и ходило перед глазами.

За обедом мы ели вкусный куриный суп с картофелем, и каждый получил по кусочку курицы. Остатки курицы я положил на блюдо и поставил на стол в своей комнате. По горькому опыту я знал, что около двух часов у меня начнется приступ лихорадки, и я готовился к этому. Изо дня в день я выносил свои одеяла, чтобы проветрить на солнце. То же сделал я и теперь.

Потом я принес ведро с водой и поставил его на стул около своей кровати, вечером у меня поднималась температура и мучила жажда. Сестрам Тома тоже приготовил воду.

И этот день все было, как обычно. Сначала я дрожал от озноба, так что зуб на зуб не попадал и подо мной тряслась кровать. Я начал глотать настойку из пипсисева, но не верил, что от нее будет польза.

Озноб кончился около семи часов вечера, а затем, как всегда, сильно подскочила температура и началась страшная жажда. Я все время пил воду и метался в жару.

Около полуночи температура упала, и я в изнеможении заснул.

Уже перед рассветом, когда я проснулся, мне показалось, что кто-то возится и что-то грызет. Я повернулся в ту сторону, откуда доносился звук.

К ужасу, я увидел какого-то большого зверя, похожего на кошку. Он сидел на столе и доедал половину курицы, которую мы оставили себе на следующий день.

Я приподнялся с постели и закричал. Зверь глухо зарычал, потом спрыгнул на пол и проскользнул в отверстие между бревнами.

Я покрылся холодным потом.

Рысь!

Мы не спали до утра. Когда рассвело, можно было подумать, что мне приснился страшный сон, если бы не пустое блюдо, которое убедительно доказывало, что рысь был наяву.

На следующий день я опять подстрелил курицу, набрал кое-каких щепок, чтобы затопить печь (колоть дрова у меня уже не хватало сил), и сварил обед. Отверстие между бревнами, в которое проскользнула рысь, я тщательно заткнул. А курицу я на этот раз спрятал в шкаф под замок. Как будто я был готов ко всему. Только как быть с оружием?

Мне не хотелось стрелять в доме из ружья, да и патронов оставалось немного, а они мне были нужны, чтобы подстреливать кур.

В одном из углов хижины стояла старая острога, словно копье с тремя остриями. Ее обычно доставали весной, когда отправлялись на рыбную ловлю.

Я взял острогу, наточил напильником острия и поставил у изголовья своей кровати.

День и ночь прошли как обычно. Озноб сменился приступом лихорадки. В часы облегчения я забывался в тревожном сне, просыпаясь от каждого шороха все с той же мыслью: «Не рысь ли это?»

Но рысь не появлялась.

Так прошли три мучительных дня и три мучительные ночи.

На четвертый день, когда я задремал после обычного приступа лихорадки, мне послышалось, что кто-то лакает воду.

Я открыл глаза и повернул голову.

И что же?

Я очутился лицом к лицу с рысью. Она взобралась четырьмя ногами на стул около моей кровати и лакала воду из ведра. Ее глаза горели хищным огоньком совсем близко от меня.

Я вскрикнул. Рысь спрыгнула на пол и глухо зарычала.

- Джен! Кэт! - закричал я сестрам Тома. - Рысь опять в моей комнате!

- Да поможет тебе бог, мы бессильны что-нибудь сделать.

И я услышал, как захлопнулась дверь и щелкнул замок. Дрожа от страха и слабости, я встал и взял свое копье. Потом зажег свечу. Передо мной была полосатая, как у тигра, голова рыси, ее уши были загнуты назад, так что кисточек не было видно.