Эрнст Сетон-Томпсон - Моя Жизнь

Через несколько недель я разработал определитель «Семейства птиц нашей родины». Птицы определялись по четкому рисунку характерных признаков. В дополнение я давал коротенький описательный текст.

Эта рукопись до сих пор хранится в моей библиотеке. Впоследствии она вышла в свет как часть книги доктора Франка Чапмана «Орнитологический справочник».

Косоглазие - бич моего детства - прошло с приближением юношеских лет. Но скоро другое физическое страдание стало отравлять мою жизнь. Когда мне было шестнадцать лет, я страстно мечтал, как и каждый юноша, быть сильным. Чтобы добиться этого, я стал систематически заниматься гимнастикой и каждый вечер ходил на спортивную площадку. Там не было инструктора, и каждый упражнялся как, умел. Один из моих товарищей подбил меня подняться по отвесному шесту высотой в тридцать футов под самый потолок. Я стал быстро подыматься, но шест был скользкий, а потолок высокий. Поднявшись до половины шеста, я устал до изнеможения. Но мне не хотелось сдаваться, я напряг последние силы и поднялся еще на восемь футов. Тут я почувствовал жгучую боль в низу живота и спустился вниз.

На следующий день я пошел к врачу. Осмотрев меня, врач сказал, что у меня грыжа и что мне необходимо носить бандаж. О, этот ненавистный бандаж! Он, как змея, обвился вокруг моего тела и впился в больное место. Казалось, это было небольшое увечье, но оно мучило меня больше и больше. Я таил свои страдания, надеясь, что придет день, когда я снова буду здоров.

Моя болезнь не мешала мне ходить и бегать, но она лишила меня гибкости движений.

Я всегда ходил по Лондону пешком, отчасти потому, что не хотел тратить деньги на переезды, отчасти же потому, что очень любил ходить. Благодаря этому мускулатура моих ног очень сильно развилась, и я хорошо натренировался в быстрой ходьбе.

Я любил проводить свои праздники у двоюродного брата, который жил в юго-восточной части Лондона, на расстоянии десяти миль от меня. На дорогу уходило два часа. Эти большие прогулки, быстрая ходьба очень хорошо действовали на меня. Мысль начинала работать лучше, быстрее.

Как- то раз по дороге к двоюродному брату меня остановила мысль, что при современном развитии медицины от грыжи можно избавиться хирургическим путем.

У двоюродного брат в гостях я застал молодого врача и обратился к нему за советом.

Он осмотрел меня и сказал:

- Да, такие операции мы теперь делаем, и довольно часто. Грыжу было бы нетрудно оперировать, если бы общее состояние вашего здоровья было лучше. Но оно у вас сильно подорвано. Мой совет - не торопиться. Надо подождать момента, когда ваши силы восстановятся, тогда можете смело рассчитывать на избавление от вашего недуга.

Эти слова были огромной моральной поддержкой. Теперь я верил, что для меня еще наступят радостные, светлые дни. Но только когда? Как долго придется терпеть?

Я прожил в Лондоне два с половиной года и думал остаться здесь навсегда, но сердце рвалось домой, к родным просторам.

Совершенно неожиданно мне пришлось скоро вернуться на родину. Кто-то из моих друзей написал матери: «Если вы хотите видеть вашего сына в живых, верните его домой как можно скорее».

В ответ пришло письмо матери на мое имя. Она настаивала, чтобы я оставил свое учение и все свои дела в Лондоне и выехал немедленно домой, не теряя ни одного дня.

26 октября 1881 года, бледный, слабый и больной, я сел на пароход «Эрль-Кинг», который отправлялся в Монреаль.

Это было длинное и очень тяжелое путешествие. Одна буря сменялась другой, и мы пробыли в пути шестнадцать дней вместо восьми.

Дома меня встретила мать. Она с трудом дождалась меня. Как радостно было услышать снова ее ласковый голос! Родной дом! Как прекрасны эти слова и как бесконечно хорошо быть под твоим кровом!

Я вернулся домой с подорванными силами, без славы, без богатства и чувствовал себя полным неудачником в жизни, пока не увиделся с матерью. Любовью и лаской, умением понять и поддержать она заставила меня почувствовать себя героем, который вернулся с победой.

В Лондоне я дрожал от холода и голода. Мрачный и неуютный, вставал он в моей памяти. Там мне недоставало всего, что я любил, за исключением книг.

Но вот я снова в солнечной стране. Дома тепло, я сыт, и мне не надо думать о том, как расплатиться с хозяйкой за комнату.

Ко мне вернулась жизнерадостность. Я тянулся к простору полей и лесов, радовался возможности снова слышать пение птиц и следить за их полетом. Опять стал я бродить с ружьем за плечами, продолжая исследование местной природы. Меня интересовали все животные, которых я встречал на своем пути.

Но птицы! Им я отдал свою первую любовь! Изучая их, я забывал обо всем на свете.

Отец был сдержан, мать ласкова, как всегда, хотя она и не видела смысла в моих занятиях. Но я был слаб и болен, и надо было поощрять все, что заставляло меня быть на свежем воздухе.

Как- то я подстрелил ястреба-голубятника. Это было огромное событие в моей жизни. Я изучал его, зарисовал, снял шкуру, написал большой рассказ о том, как все это произошло.

Неизменно в ясные дни я отправлялся в далекие прогулки за город. И всегда мне навстречу попадалось много разных пернатых друзей - подорожники, сорокопуты, чечетки, синички и другие птицы, и меня радовало, что я знал их по именам. Только теперь я начал как следует изучать птиц.

После двух недель пребывания дома я стал неузнаваем. Силы вернулись ко мне, и жизнь казалась прекрасной, полной радужных надежд.

Как- то раз отец позвал меня в кабинет. Он открыл большую приходо-расходную книгу и сказал мне:

- Тебе, мой сын, уже исполнился двадцать один год. Ты достиг совершеннолетия. Отныне все обязанности по обеспечению твоего существования, которые до их пор лежали на мне, ты должен взять на себя. Я оберегал тебя всеми своими силами, и вряд ли нужно напоминать тебе, что всем, что есть хорошего в тебе, ты обязан мне, твоему отцу. Этот долг неоплатим. Но есть другая сторона дела.

Он стал перелистывать толстый том приходо-расходной книги, указывая на расходы, которые он записывал на мой счет, начиная со дня моего рождения. Вся сумма исчислялась в размере 537 долларов 50 центов.

- До сих пор, - сказал отец приподнятым тоном, взволнованный своей добродетелью, - я не насчитывал процентов. Но с сегодняшнего дня я буду причислять шесть процентов в год. Это я считаю необходимым не только для того, чтобы соблюдать свои интересы, но также для того, чтобы ты стал понимать свои обязанности как взрослый человек.

Я был потрясен до глубины души и сидел, окаменев, не в силах вымолвить слова и только думал про себя:

«О тяжкая минута жизни! Двадцать один год, а в жизни еще ничего не достигнуто! Ни гроша денег в кармане. Никаких перспектив. Ничего, кроме огромного долга».